Было вполне понятно, почему ямайские негры вынашивали отчаянные планы изменения своего положения. Вряд ли можно было представить себе более несчастную жизнь, чем та, которую влачили они. Если бы они были просто рабами, то белые господа по крайней мере обеспечили бы им какой-нибудь жалкий прожиточный минимум. При теперешних же условиях ямайские негры видели, что они безнадежно обречены на медленное вымирание. [294]
Британские колониальные власти ориентировали экономику острова исключительно на производство тропических сельскохозяйственных продуктов, предназначенных для экспорта, в то время как другие предметы потребления ввозились из-за границы, преимущественно из Англии. Война приостановила торговлю. Из-за границы доставлялось мало товаров, вывозилось тоже мало. Недоставало судов. Ощущалась нехватка иностранных товаров, а местные продукты не находили сбыта. Бананы, апельсины, ананасы, кофе и какао гнили. Земли крупных плантаций частично не возделывались, и тысячи рабочих, прежде находивших там заработок, остались без гроша. Они жили в своих деревнях, проедая последние сбережения родственников, имевших счастье владеть собственными клочками земли. Даже эмигрировать с острова было теперь нельзя. Нужда широких масс была неописуемой, и положение ухудшалось с каждым днем. Никаких попыток найти выход не предпринималось. Было ясно, что среди местного населения растут повстанческие настроения; они видели избавление даже в победе нацистов.
Я не раз обращал внимание губернатора на опасность такого положения и пытался предложить ему кое-какие меры.
— Почему, господин губернатор, — говорил я, — вы не попытаетесь обеспечить остров хотя бы мясом и начать разводить свиней? Поросенку достаточно года, чтобы вырасти. У нас кормят свиней картофелем, но, как вы знаете, хорошая свинья все сожрет. Почему бы не откармливать свиней бананами, которые сгнивают здесь тысячами центнеров?
Сэр Артур только снисходительно улыбался:
— Вы, немцы, вечно носитесь со своими экспериментами и только вызываете беспорядок во всем мире.
Я спросил его, может ли Англия теперь, во время войны, взять на себя ответственность за перевозку бензина на Ямайку в танкерах через моря, где снуют немецкие подводные лодки. Здешние заводы, получающие спирт из сахарного тростника, могли бы производить горючее для транспорта, точно так же, как наша винокурня в Лааске, работающая на картофеле. На заводе моего друга по ту сторону хребта это уже делалось. [295]
Если бы все спиртовые заводы занялись этим, остров сам вполне мог бы обеспечить себя горючим.
— Вы слишком примитивно мыслите, — возразил сэр Артур. — Каким образом мы сможем обеспечить доходы нашего бюджета, если нефтяные компании не будут больше платить таможенных пошлин? Две трети наших доходов составляют таможенные сборы за ввоз жидкого горючего.
Всякая мысль о нововведениях, которую я высказывал, казалась губернатору порождением ума сумасшедшего или даже революционера. Для него существовали лишь старые, установленные британскими колониальными властями порядки, которых и следует, полагаясь на бога, кое как придерживаться дальше. Все это породило, например, такую абсурдную ситуацию: в то время как тысячи судов гибли в море от подводных лодок, сахар и южные фрукты по- прежнему вывозились с Ямайки в Англию и возвращались обратно в виде мармелада известного консервного концерна «Блейк энд Кроссвел». Никто даже и не думал о том, чтобы построить на Ямайке мармеладную фабрику. Выращенные на Ямайке бобы какао отправлялись на английскую шоколадную фабрику в Кэдбэри и перерабатывались только там.
Самым удивительным в этой политике британских колонизаторов было то, что они считали упрямство проявлением силы и хвастались тем, что их настойчивость в сохранении старых порядков является вернейшей гарантией дальнейшего существования Британской империи.
Многие из местных англичан были приятными и образованными людьми. Они жили в культурных условиях, соблюдали определенный стиль жизни и даже теперь, во время войны, надевали к ужину безукоризненные смокинги. Однако они были настолько оторваны от миллионов людей, судьба которых находилась в их руках, что серьезно воображали, будто их господство является благодеянием для этих людей.
Даже канадцы были возмущены здешней бесхозяйственностью. Многие из них хотели после войны приехать на Ямайку и заняться здесь земледелием, чтобы показать тупым «имперцам», чего можно достичь на этой благословенной и плодородной земле при рациональном ведении хозяйства. [296]
Немногие из этих канадцев смогли претворить свое намерение в жизнь; летом 1941 года бравых виннипегских гренадеров без всякой военной подготовки отправили в Гонконг, где зимой их истребили японцы.
С первых же дней пребывания на Ямайке наши мысли были заняты планами о том, как выбраться из этого рая, обнесенного колючей проволокой. В условиях войны мы могли найти убежище только в Соединенных Штатах; в любой другой стране мы рано или поздно оказались бы на мели.
После того, как губернатор предоставил мне пишущую машинку, я начал записывать кое-что из пережитого в расчете на то, что, печатаясь в американских журналах, я смогу заработать немного денег на жизнь в Америке. Так как у меня не было никаких связей с издательствами в США, я послал свои рукописи одному старому знакомому, работавшему в Вашингтоне в отделе печати Государственного департамента, и просил его показать их кому-либо из местных публицистов. Канадский часовой доставил пакет, адресованный в Вашингтон, американскому консулу в Кингстоне, который отправил его со своим курьером, и, таким образом, я не имел никаких затруднений с цензурой.
Неделю за неделей, месяц за месяцем ждал я ответа и постепенно начал терять всякую надежду. Но в середине мая долгожданное чудо все-таки свершилось. Поздно вечером, когда Вилли и я уже почти прикончили на сон грядущий бутылку рома, у нас на веранде неожиданно появился комендант лагеря. Он сказал, что ему только что позвонили из Кингстона и сообщили, что на следующий день из США к нам приедет очень важный посетитель. Правда, на вопрос, кто этот господин, комендант ответить не мог. Мы с большим любопытством ожидали появления незнакомца. Вилли приготовил все, включая лучшие коктейли, чтобы привести нашего гостя в дружелюбное расположение духа.
На следующий день к нашему бараку подкатила ослепительная губернаторская машина, из которой вышли господин и дама. Унтер-офицер без всяких распросов отодвинул рогатку из колючей проволоки и пропустил посетителей. Мужчина представился как Исаак Дон Левине из Нью-Йорка. Дама была его женой, отдыхавшей во Флориде; она вместе с мужем предприняла на самолете эту небольшую прогулку из Майами на Ямайку. Было видно, что она урожденная американка, хотя в ее английском языке нельзя было не заметить польско-еврейского акцента. Хотя г-н Исаак Дон Левине выглядел и не вполне элегантно, знаток, взглянув на его белый летний костюм и панаму, сразу мог заметить, что они были из самого дорогого и наилучшего материала.
Вошедший бросил гневный взгляд на вежливо ретировавшегося унтер-офицера. Господин Левине был полон жгучей ненависти к англичанам. Хотя о его прибытии губернатор был извещен самим английским послом в Вашингтоне, бывшим министром иностранных дел лордом Галифаксом, на аэродроме в Кингстоне его и жену раздели чуть ли не донага и обыскали, словно речь шла о каком-нибудь незначительном путешественнике или даже контрабандисте. Между тем г-н Левине, как он нам сообщил, является в настоящее время одним из наиболее известных и преуспевающих публицистов Нью-Йорка. Весной он выпустил самую сенсационную книгу последних лет под названием «Out of the Night» — «Бегство из ночи», автором которой являлся бывший немецкий коммунист, переживший необыкновенные приключения. Человека звали Кребс, но, чтобы ввести гестапо в заблуждение, он писал под псевдонимом Ян Валтин. Валтин заработал свыше ста тысяч долларов, а г-н Левине, вероятно, еще больше. Господин Левине читал мои записки.
— Книга будет иметь огромный успех, даже еще больший, чем книга Валтина, — сказал он. — Нам нужно только договориться о том, чтобы переделать ее на американский лад.
— Замечательно! — ответил я. — Только вряд ли вы охотно останетесь здесь, в моей золотой клетке на Ямайке, чтобы проделать эту работу.
— Об этом не может быть и речи! У меня масса дел в Нью-Йорке. Вы сами должны приехать в Америку.
— Господин Левине, вот уже целый год как я хочу туда поехать, но мне не дают иммиграционной визы. [298]
— Не беспокойтесь. Об этом я уже позаботился. Если вы согласны, можете получить визу в течение двух недель и уже на следующий месяц приступить к работе у меня в Нью-Йорке или на моей ферме в Коннектикуте.
Конечно, я был согласен. Едва г-н и г-жа Левине скрылись в своем автомобиле в тропических зарослях за первым поворотом от Ньюкастла, как мы с Вилли от радости заплясали на веранде.
Обещанные визы действительно прибыли через две недели, и англичане согласились нас отпустить. Неожиданные затруднения возникли только в последний момент с канадцами. Они потребовали от меня 58 фунтов 15 шиллингов 6 пенсов за продовольствие, полученное Вилли и мною за это время. «Имперцы» заявили, что их бухгалтерия якобы не имеет указаний о выплате этой суммы.
Наших денег только-только хватало на проездные билеты. Если бы я уплатил канадцам, мне понадобилось бы затребовать ту небольшую сумму, которую я в прошлом году оставил у свого друга в Нью-Йорке. Я не видел причин для того, чтобы бросить эти деньги в глотку правительства его величества за гостеприимство, оказанное мне на Ямайке, и приехать в Нью-Йорк без гроша в кармане. Переговоры тянулись несколько дней, пока вопрос не был разрешен. Я думаю, что сэр Артур Ричардс на свою ответственность выдал эти 58 фунтов 15 шиллингов 6 пенсов из кассы колониальной администрации.
В день нашего отъезда секретарь администрации пригласил нас на прощальный обед в красивый и элегантный отель «Миртл-бэнк», где обычно встречалось избранное общество Ямайки. Ровно десять лет назад я сидел в этом же зале, когда приезжал сюда с Гаити. Тогда здесь собиралось пестрое общество, состоявшее из туристов. Теперь присутствовали почти только военные, в большинстве американцы. Уже по этому внешнему признаку было видно, что американцы оттеснили на острове англичан на второй план. За несколько десятков устаревших эсминцев британское правительство было вынуждено прошлой осенью предоставить американским вооруженным силам морские и военно-воздушные базы в своих карибских владениях. На Ямайке американцы тоже приступили к строительству крупных аэродромов. Они привезли с собой деньги и на первых порах предоставили заработок многим тысячам безработных туземцев. Но англичане, проживавшие на острове, относились к американцам, как к чуме. Секретарь колониальной администрации нисколько не скрывал своих чувств к этим пришельцам.
— Если бы проклятый Гитлер не сидел у нас на шее — сказал он, — мы не пустили бы сюда этих господ в иностранной форме.
Случайно мы опять попали на «Верагуа», и нас разместили в тех же каютах, откуда столь невежливо высадили тогда на рассвете. Но теперь белоснежный пароход вез нас на свободу, и мы были уверены, что не попадем снова за колючую проволоку. Правда, сейчас на борту было скучнее, чем тогда, и все же путешествие через тропические воды было чудесным.
На пятый день плавания около полудня мы вновь увидели небоскребы Манхэттена и, минуя статую Свободы, вошли в Гудзонов залив. Когда мы подошли к причалу, то уже издали заметили белоснежный костюм г-на Левине, который махал своей панамой. Он сопровождал нас при проверке документов и лично доставил в свой роскошный отель в нижнем конце Пятой авеню, где у накрытого стола, уставленного кофейными приборами, нас ожидала его жена.
Было решено, что я тем же вечером уеду с ним в его машине на ферму в Коннектикут, а Вилли пока снимет комнату в какой-либо недорогой нью- йоркской гостинице.
Я провел в Коннектикуте два дня за переговорами с г-ном Левине по поводу нашей предполагаемой книги. В первое же утро к нам пришел знаменитый г-н Валтин, проживавший по соседству. Он был гигантского роста и носил огромные темно-синие очки якобы для того, чтобы его не узнали охотившиеся за ним агенты гестапо. Был ли он действительно коммунистом, я не знаю, но что он не немец, я понял без всякого труда. Неоднократно я пытался заговорить с ним на
