Разумеется, за язык никто и никого не тянул. Гурген Шедария просто похвастался, у грузин это бывает. Похвастался или переоценил свои возможности. Но, зная Султанова, можно было смело сказать, что Шедарии предстоит очень неприятный разговор. В отношении виновных Султанов порой не выбирал выражений.
Глава одиннадцатая
Вот и еще один день прошел, а они были пока что живы.
С одной стороны, это внушало оптимизм, но с другой стороны — их до сих пop не нашли, и с каждым прошедшим днем надежда на то, что их все-таки найдут, становилась все более призрачной. Впрочем, Дронов не обольщался. Но ведь надежда — это такая зараза, она не покидает человека даже в самых безвыходных ситуациях, даже умирая, человек в глубине души надеется на то, что будет существовать после смерти, а в худшем случае — обретет наконец покой и отдохнет от превратностей жизни.
Но Дмитрий умирать не собирался.
Не первый же он оказался наедине с лауном, да и не одинокой, хотя состояние напарника оставляло желать лучшего. Вон Думачев несколько лет провел в полном одиночестве, и ничего, не сгинул и даже не одичал наподобие матроса Сель-кирка. Даже хозяйство какое-то имел, дневник каждый день писал, приручал, говорят, животных из лауна. В последнее Дронов верил с трудом. Это каким дрессировщиком надо быть, чтобы безмозглых монстров приручать! Хотя, конечно, нужда и не такое иной раз делать заставит. Но прирученных животных из лауна Дронов не видел, а мало ли какие легенды ходили о первопроходцах. Одни россказни о Большой Бойне чего стоили! В сказки Дронов не верил и к рассказам о прошлом относился с известной осторожностью. А сейчас ему вообще не до сказок было, сейчас перед ним встал вопрос выживания, и Дронов этот вопрос намеревался решить в положительную сторону.
Рана у Симонова затягивалась. Красная отечность спала, и Павел даже пробовал время от времени пошевелить ногой. К радостному удивлению Дронова, ему это удавалось, хотя и плохо. Если Симонов пошел на поправку, то они еще побарахтаются. Случившееся с товарищем походило на чудо. И только ради одного этого стойло верить в чудеса!
Утром он вышел на лиственные поля, поймал двух коров и принес полный пенал зеленоватого сладкого молока. Молоко прекрасно подкрепило обоих. Поэтому сейчас Дронов с оптимизмом смотрел в будущее.
— Через несколько дней встанешь на ноги, — говорил он товарищу. — Вот тогда и двинемся в путь. Тут всего-то! К августу доберемся.
Симонов недоверчиво щурился. Уж он-то знал лаун не хуже Дронова.
Импульсник у него Дронов предусмотрительно забрал, как и футляр с термитками. Кто знает, чего придет в голову больному человеку, не дай бог, он в порядке самоотреченности вздумает избавить товарища от излишней обузы, каковой на данный момент является он сам. Тем более что Павел стал чувствовать себя значительно лучше и поначалу настаивал, чтобы Дронов шел дальше один, оставив его в пещере, и заткнулся только тогда, когда Дмитрий в довольно резкой форме заметил ему, что у одного шансы добиться до поселка минимальны, чуть выше они у двоих, если этот второй будет в хорошей физической форме.
Днем он наблюдал за лауном в широкую щель между камнем и входом в пещеру. Джунгли жили своей обычной дневной жизнью. Все время кто-то кого-то ел, потом сам становился жертвой, слышались треск, взревывания, предсмертные попискивания, хруст ломающихся ветвей, хрип и жадное чавканье, в которые изредка вплетался топот погони. Заросли лауна ходили ходуном, из них доносилось страшное сопение, иногда брызгала желтая и зеленая кровь, а один раз рядом со входом в пещеру упала огромная шипастая нога, которая долго конвульсивно сгибалась и разгибалась; пока ее не подхватил какой-то стремительный летающий хищник, тенью проскользивший над землей и скрывшийся среди густого переплетения лиан, напоминающих гирлянды, сплетенные из крошечных белых цветов.
В этот мир им предстояло еще выйти. И неизвестно было, в какое время лучше пробираться по лауну — днем или ночью. Каждое из них было по-своему опасным.
Но и отсиживаться в пещере тоже оказалось небезопасным. Ближе к полуночи, когда Дронов, устав от своего дежурства, решил плюнуть на все и лечь спать, скала, в которой была пещера, вдруг заколебалась. Дронов вскочил, лихорадочно нашаривая импульсник, лежавший у него в изголовье. Камень, прикрывавший вход в пещеру, отлетел в сторону, и, заполняя весь вход, в пещеру сунулось вонючее черное рыло, заполненное огромными острыми клыками. Выше страшной морды темнели бусинки любопытных глаз. Дмитрий выстрелил трижды. Целиться не пришлось, с такого расстояния он не смог бы промахнуться при всем желании. Получив жгучий удар в морду и лишившись нескольких клыков, хищник отпрянул. Скалу сотрясло несколько ударов, послышался костяной треск. Вой, который издал раненый хищник, ударил по ушам, на несколько мгновений Дронов даже оглох, а потом послышался топот удаляющегося зверя, и наступила тишина» в которой послышался захлебывающийся прерывистый шепот Симонова:
— Дима! Ты где? Что случилось, Дима?
А что случилось? Ничего особенного не случилось. К ним пожаловал ночной хищник, хотел полакомиться, да не получилось. Вполне вероятно, что люди пришлись бы ему по вкусу.
Остаток ночи Дронов не спал. Уже под утро он выбрался наружу, чтобы вернуть камень на место. Серая пелена лежала на лауне, и где-то в глубине зарослей сияли фантастические голубовато-зеленые огни. Искрясь, они образовывали потрясающий узор, который завораживал, манил к себе, призывал, и Дронову с трудом удалось прийти в себя.;
В небе слышались тихие вскрики и шелест крыльев. Это охотился рукокрыл.
Искушать судьбу Дронов не стал. Поставив камень на место, он вернулся в глубину пещеры, которая сейчас казалась ему не такой уж безопасной.
Пользуясь плоским камнем и своим ножом, Дронов из клыков, потерянных хищником, сделал два прекрасных клинка. Это было дополнительное, хотя и не слишком надежное оружие. Ближе к рассвету он вновь отправился за водой к подземному водопаду, прихватив для освещения головню из костра. Набирая воду, он при свете рваного пляшущего пламени факела увидел рядом с озерком, образованным падающей водой, бледные поросли грибных мицелий. К его удовольствию, мицелии принадлежали съедобному грибу. Он набрал целую рубашку завязей и притащил их к костру. Вытряхнув грибы и вновь надев рубаху, он принес воду.
О еде теперь думать не приходилось. Тревожило другое — активная флора внутри пещеры снова стала проявлять себя. Пока Дронов не понимал» нужно ли к этому факту относиться с опаской.
Все утро он запекал ароматные клубни на углях. Запах был соблазнительным, от этого запаха проснулся и Симонов. Завтрак был похож на пиршество. Жаль только соли в запеченных клубнях было маловато. На вкус грибы оказались похожими на сладкие яблоки, если есть их с хлебом.
— Где взял? — поинтересовался Симонов.
— Там, — показал рукой Дмитрий. — He волнуйся, там еще не на один день хватит. Мы с тобой грибной плантацией обзавелись. С голоду не умрем!
Симонов потянулся за следующим клубнем, очистил его от подгоревшей верхней корки.
— Это хорошо, — сказал он. — Главное, чтобы грибная плантация нами не обзавелась.
— Все нормально, — сказал Дронов. — Я эти грибки знаю, такие мы у Поселка собирали. Они безопасны.
Он помыл руки горячей водой, полил Симонову, который все еще не вставал.
— Как себя чувствуешь? — спросил он. Симонов пошевелил раненой ногой.
— Лучше, — сказал он. — Намного лучше. Если дела пойдут так дальше, то уже через день я начну ходить.
— Лучше отлежись, — возразил Симонов. — Там снаружи такое творится, страшно нос высунуть.
— Некогда лежать, — поморщился Павел, пробуя согнуть ногу в колене. — Нам надо дойти до дождей, иначе мы отсюда не выберемся.
— Тогда нам грозит оказаться в лауне в период нашествия странников. — Дронов бросил рядом с раненым сделанный им нож. — Красивая игрушка, верно?
— И удобная к тому же, — сказал Симонов, ловко распуская наточенным костяным лезвием кусок лианы на изгороди. — С твоего разрешения, я все-таки потороплюсь.
— А я посплю, — зевая, сказал Дмитрий. — Веришь ли, так глаз и не сомкнул. Всю ночь к нам гости ломились.
— Надеюсь, ты им объяснил, что мы не принимаем?
— А как же, — сказал Дронов, вытягиваясь на прохладной мягкой постели, от которой нежно и хорошо пахло. — Они долго извинялись, а потом так торопились уйти, что в спешке зубы свои растеряли.
Пошарив рукой в изголовье, он проверил, на месте ли импульсник. Второй он перебросил Симонову:
— Держи свою игрушку. Твоя очередь заступать в караул.
Глава двенадцатая
Баги стояли в засаде с раннего утра.
Быть может, они заняли место на опушке еще ночью. А утром их просто никто не заметил. Попробуй заметить зеленого палкообразного дракона, который, смиренно сложив свои смертельно опасные лапы, застыл в полной неподвижности и ничем не отличается от зеленых стволов деревьев. Бага, который замер в засаде, невозможно разглядеть даже вблизи. Его замечают, когда зубчатые суставные лапы стремительно разгибаются, а страшные клешни хватают намеченную жертву и тянут ее к пилообразному рту, из которого уже нет спасения.
Пусть даже зрелище летящего бага завораживает, пусть он кажется изящной китайской игрушкой на фоне голубого неба, похвастать, что они видели полет бага, могли очень редкие наблюдатели. И прежде всего именно потому, что баг прожорлив, во всем движущемся он в первую очередь видел пищу.
Так было и на этот раз.
Коровы пошли на утреннее пастбище, и тут уж баги развернулись. Резню они устроили грандиозную. Серо-зеленые тушки коров лежали в лужах зеленоватой крови, их было много, даже считать никто не стал. Это понятно, баги безмозглы и азартны. В отличие от других хищников они режут своих жертв
