В трубке вновь раздался смешок, а затем Гельман еще раз заверил, что разговору ничто не помешает. Ну что ж, подумал Фридрих. Можно, конечно, поступить так, как он делал обычно - усадить собеседника в машину и общаться с ним, катаясь по городу. Но в этом случае Гельман наверняка будет на нервах, а для пользы дела, пожалуй, будет лучше позволить ему расслабиться... иначе он, чего доброго, так и будет тараторить на посторонние темы, не решаясь перейти к главному. К тому же хорошая кухня - это все-таки действительно хорошая кухня. Власов не был гурманом, но если можно совместить еду и дело и не тратить на нее время отдельно - отчего бы так и не сделать. И Фридрих дал согласие.
И вот теперь злосчастное происшествие с госпожой Порциг полностью отвлекло его от этой встречи. На которую - Власов посмотрел на часы - он, разумеется, уже категорически не успевал. Не успевал даже в том случае, если бы выехал прямо сейчас - а разговор с профессором все же следовало довести до конца. Что ж, придется передоговариваться на другое время. Извинившись перед Порцигом, Фридрих вытащил из кармана трубку и вышел в коридор. Мелькнула мысль: а что, если Гельман уже исполнил свое обещание и отключил свои целленхёреры? Впрочем, вряд ли он сделал это, не дождавшись Власова...
Гельман отозвался со второго гудка. Без лишних слов Фридрих сообщил ему, что, в силу внезапно возникших обстоятельств, прибыть на встречу не сможет. Извиняться перед неприятным субъектом не хотелось, поэтому Власов избрал нейтральную формулировку: 'Я сожалею' - что получилось вполне на американский манер.
- Очень жаль, - откликнулся и Гельман. - Я ведь с самого начала предлагал завтра...
- Давайте так и сделаем. И лучше в первой половине дня.
- Может быть, вечером?
- Если вы действительно хотите поведать мне что-то существенное, то чем скорее это произойдет, тем лучше, - произнес Власов тоном терпеливого учителя.
- Ну хорошо, хорошо. Давайте в одиннадцать утра. Там же. Вас это устроит?
- Да. Значит, до завтра, - палец Фридриха уже лег на кнопку отбоя, но в трубке вдруг раздалось почти жалобное:
- Фридрих Андреевич!
- Да?
- Я понимаю, вы не станете рассказывать мне про эти ваши 'чрезвычайные обстоятельства'... но... - галерейщик беспомощно замолк, явно не зная, как пообтекаемее сформулировать мысль.
А ведь он боится, понял Фридрих. И здорово боится. Сейчас он, очевидно, хочет получить намек, что 'обстоятельства' никак не угрожают ему лично...
- Правильно понимаете, - констатировал Власов вслух. - Вас эти обстоятельства не касаются. До свиданья.
Убрав целленхёрер, он вернулся в столовую и сел на прежнее место рядом с профессором. Устраиваясь поудобнее, почувствовал, что что-то мешается в левом брючном кармане. Власов запустил туда руку и вытащил пресловутое ожерелье: видимо, он его туда машинально сунул, чтобы оно не потерялось в суматохе. Красные камни сверкнули, как птичьи глаза.
- Это рубины? - он протянул ожерелье Порцигу.
- Нет. Это пиропы, естественные спутники алмазов. В середине алмазик в породе, - охотно принялся объяснять профессор. - Самоделка. Нашёл в своё время... когда искал архив.
- Вы так и не рассказали про судьбу архива, - напомнил Власов.
- Ах да. Ну, вы уже наверное, поняли, что я, некоторым образом... интересовался деятельностью своего шефа несколько больше, чем позволяли данные мне инструкции. На вашем языке это называется словом 'шпионил'. Да, именно это я и делал. Не потому, что... - профессор заменил объяснения неопределённым жестом, - а потому что боялся. Боялся за него... и, откровенно говоря, за себя. Он ведь поддерживал отношения с большевистским подпольем. Ну и с американцами, конечно. К тому времени он успел запутаться в своих связях... да и возраст... Короче говоря, когда одна российская служба предложила мне кратковременное сотрудничество, я не отказался. И не стыжусь этого.
Фридрих понимающе кивнул.
- Он, конечно, подозревал меня, - добавил профессор. - И никогда мне не доверял. Впрочем, он никому не доверял. И результаты работы над составляемым архивом прятал очень хорошо.
- Что он собирался с ними делать?
- Наверное, продать, - пожал плечами профессор. - У него были деньги на Западе. Наши это знали, но... всякие, некоторым образом, соображения... сложные интересы... Это всё-таки, в каком-то смысле, большая политика.
Власов постарался промолчать. Не получилось.
- Да-да, конечно, 'интересы' и 'политика'. Есть люди, умеющие что-то делать, и есть люди, умеющие отнимать сделанное другими. Это совершенно разные навыки, одно исключает другое... ну, или почти исключает. Гений может совместить первое и второе умения, но для этого нужен гений. К сожалению, то же самое относится и к власти. Есть люди, умеющие управлять другими людьми, и есть люди, умеющие бороться за право управлять другими людьми. Первые называются администраторами, вторые - политиками. Нам пока что везло с гениями. Райх создал гениальный политик, имевший административные способности, а потом власть досталась гениальному администратору, не лишённому политического чутья... Но вообще-то политика - это то, от чего истинно цивилизованному обществу надо как можно скорее избавиться. Избавляемся же мы от тех, кто умеет только отнимать или выманивать чужое. Причём именно мы, национал-социалисты, были в этом отношении последовательнее всех. Мы первые начали очистку общества не только от обычных воров и мошенников, но и от финансовых спекулянтов, и прочих... - он осёкся, осознав, что профессор его не слушает.
Фридриху стало неловко.
- Извините, - сказал он, - я перебил...
- Да ничего, - махнул рукой Порциг, - я вас, некоторым образом, хорошо понимаю. Просто с этим ничего не поделаешь. Эти, как их... отниматели... они в конечном итоге всегда оказываются в выигрыше. Я уж и не мечтаю... Да, так вот, об архиве. Я точно знаю, что Шмидтом был обработан огромный материал по советским геологическим разработкам. Обработан, сведён, и приготовлен к вывозу за границу. Конкретнее, в Америку. То есть он даже думал, что архив уже там... Ладно, это я потом объясню. Но при этом он не собирался отдавать такие ценности американцам. Ни просто так, ни за деньги. Это была часть очень большой и очень серьёзной игры. Как бы это сказать? Понимаете, повторить такой труд второй раз было бы невозможно. Невозможно и вытрясти эту информацию из кого бы то ни было... особенно учитывая, что некоторые ключевые люди и в самом деле... того... Весь этот огромный массив сведений не помнил никто, включая самого Шмидта. И если бы архив оказался за океаном...
- Да, но зачем? - Власов по-прежнему не понимал цели.
- Я же говорю - Отто Юльевич играл в большую политику. Конкретнее, он был своим человеком среди обновленцев. Так называемое 'конструктивное крыло' Партии Национального Возрождения. Шмидт, конечно, тоже был партийным. Член ПНВ с 1946 года.
- Он же был коммунистом, - напомнил Власов. - И, насколько мне известно...
- Сделали исключение, - ответ был ожидаемым.
- Россия - страна исключений, - резюмировал Власов.
- Тут какое дело... - продолжал своё профессор. - Обновленцы, они же 'конструктивное крыло' партии, были сторонниками так называемой 'конвергенции двух систем'. Ну как бы взять всё лучшее у Райха и у Америки... в некотором смысле, широкий компромисс между Райхом, с одной стороны, и западным блоком, с другой стороны...
На сей раз Власов всё-таки заставил себя промолчать, хотя любимый афоризм вертелся на языке.
- И многие тогда им сочувствовали. Жизнь после войны была такая... невесёлая, прямо скажем. Ну и многое другое... Короче говоря, в тот момент обновленцы были заметной силой. В Райхе они имели контакты и поддержку. Имена называть не буду, да и не знаю я этих имён... но, некоторым образом, были люди... Разумеется, у него были отношения и с противоположной стороной. То есть с американской. Там тоже были политики, которые склонялись к тому, чтобы, в каком-то смысле, договориться с Райхом... Но им всем нужен был какой-то козырь, понимаете? Хотя бы небольшой козырёчек, чтобы начать играть. Понимаете меня? Кажется, нет. Хорошо. Тогда представьте себе такую ситуацию. Некий американский политик на очередном раунде переговоров по разоружению... вы помните эти переговоры, тогда, до Хельсинки? Тогда никто не уступал... Ну так вот. Этот американский политик, рядовой член делегации, в кулуарах намекает одному из представителей Германии, что у него есть, некоторым образом, сведения о месторасположении российских алмазоносных месторождений. И он готов предоставить эти сведения - в обмен на небольшие, но символически важные уступки в каком-нибудь деликатном вопросе. Райх, по существу, ничего не теряет, но много приобретает. Алмазные копи - это ведь не просто побрякушки, это стратегически важно... В качестве жеста доверия он передаёт ему кое-какие карты... Что дальше? Представитель Германии докладывает начальству о предложении американской стороны. Довольно скоро дело доходит до уровня Райхспрезидента. Тот соглашается или не соглашается, но, по крайней мере, запоминает, кому именно было сделано предложение. Но, скорее всего, Дитль пробует сыграть в эту игру... В таком случае вопрос об уступке ставится на повестку дня, а тот самый представитель Германии очень скоро делается главой переговорной делегации. Теперь что делает американец. Он тоже докладывается по начальству. Он ничего не говорит о картах, нет. Он говорит, что ему, в каком-то смысле, удалось нащупать слабое место у дойчей, и они начали проявлять гибкость в некоем важном вопросе...
- И через какое-то время делается главой делегации, - добавил Власов.
- Ну конечно. Дальше, обе делегации, возглавляемые, как вы понимаете, людьми хорошо друг друга понимающими, добиваются прорыва на переговорах. При этом Райх думает, что он выиграл, поскольку по ходу дела получает стратегически важную информацию. Американская сторона тоже думает, что выиграла - она получает уступки в вопросах, связанных, скажем, с ядерными испытаниями, или ещё с чем-то таким... а чем было за это заплачено, они, некоторым образом, не знают. То есть ведётся игра скрытым козырем, который предъявляется только одной стороне... Главное: те, кто добился подобного успеха, могут претендовать на гораздо большее, чем до того... Разумеется, я, в некотором смысле, упрощаю, в реальности всё гораздо сложнее. Не обязательно переговоры именно по разоружению... не обязательно вообще официальные переговоры... вы понимаете? Но принципиальная схема именно такова.
- То есть две маргинальные политические группировки, помогая друг другу, могли бы таким способом набрать политический вес в своих странах, - резюмировал Власов. - Но в чём тут интерес самого Шмидта? Да и России, в конце концов?
- Как это в чём? - удивился Порциг. - Если бы игра началась, он оказался бы в центре процесса. Представьте себе, что в Америке сидит человек Шмидта. Сидит, некоторым образом, на пресловутом архиве. И пересылает тому самому американскому политику, о котором идёт речь, посылки с картами.
