Разумеется, только по команде из Москвы...
- Понятно. Он решил сесть на раздачу пайков, - заключил Власов. - Только паёк оказался ему не по зубам.
- Он был уверен, что его не тронут, - профессор покрутил в руках пустой бокал, потом поставил его на место. - О всегда умел устраиваться между стульев. А тут такой шанс... Вы понимаете, куда он метил? Если в результате всей интриги обновленцы в ПНВ обеспечивают себе благожелательный нейтралитет Берлина?
- Пока не понимаю. И ещё: каким образом Шмидт мог обеспечить лояльность того человека, который сидел бы в Нью-Йорке и пересылал документы? Кстати, почему бы ему не отправлять их прямо из Москвы?
- Ну это смешно, - Порциг поморщился, - он же понимал, что находится под колпаком. Если бы к началу игры архив находился на территории России, или вообще где-то в Райхсрауме, его бы нашли. Вся штука была в том, что готовые документы копились там, в Америке, а здесь всё немедленно уничтожалось. Ещё одно условие: сам Отто Юльевич не мог приказать тому человеку вывести архив - в Россию, в Германию, или куда-нибудь ещё. Он мог только начать или прекратить передачу той или иной части архива некоему заранее известному человеку. Для того, чтобы управлять процессом, этого достаточно... Шмидт был очень предусмотрительным, в каком-то смысле, - закончил профессор. - Наши, к сожалению, прохлопали начало этой его деятельности. А вот где находится это, - вздохнул он, показывая на ожерелье, лежащее между бокалами - мы не знаем. И слава Богу, - неожиданно добавил он.
Власов удивлённо поднял бровь.
Профессор взял ожерелье, покрутил на пальце.
- Интересно, кто всё-таки сделал эту штуку. Наверное, какой-нибудь зэк... Понимаете ли, Фридрих, - Власов машинально отметил, что впервые за всё время разговора профессор назвал его по имени, - я, как геолог, заинтересован в том, чтобы все эти сокровища были найдены. Но как экономист - я бы хотел, чтобы всё это пролежало в земле, как минимум, ещё полвека. К счастью, руководство России в этом вопросе придерживается той же позиции. Иначе можно было бы снова развернуть поиски. Но никто этого не делает. И не сделает.
- Почему? - Власов недоумённо насупился. - Если в России и в самом деле такие запасы полезных ископаемых, как вы утверждаете, почему бы их не использовать? Это было бы выгодно всем - и русским, и дойчам, и Райхсрауму в целом. Мы бы, наконец, перестали зависеть от мирового рынка...
- Наоборот, - вздохнул профессор, - наоборот, ещё как стали бы... Я понимаю ваше недоумение, вы не экономист... Хотя вы же человек образованный. Вы слышали выражение 'французская болезнь'?
Власов поморщился.
- Да, слышал в казармах. Предпочитаю медицинские термины, они точнее.
Порциг издал странный звук наподобие кашля. Власов понял, что старик смеётся.
- Сразу видно, что вы не экономист, - наконец, сообщил Фридриху профессор. - Хотя сходство есть: и то и другое происходит от неумеренных удовольствий. Только удовольствия эти, в каком-то смысле, разного масштаба. 'Французская болезнь' - это, некоторым образом, специальный термин... Вы представляете себе, что такое Франция сейчас?
- Бордель, опиекурильня и сыроварня, - пожал плечами Власов. - А разве французы умеют делать что-то ещё?
- Вот! - Порциг поднял палец. - А ведь так было не всегда. В девятнадцатом веке это была страна учёных и инженеров, почитайте хотя бы Жюля Верна... Да и в двадцатом у неё были неплохие шансы, если бы...
- Если бы нам не пришлось уйти из Парижа, - перебил его Власов.
- Отчасти и поэтому... Но, в принципе, после войны во Франции был подъём... Западный блок, некоторым образом, серьёзно в них вложился. 'План Маршалла' - слышали о таком? Они довольно быстро восстановили довоенный уровень производства. А потом у них нашёлся газ.
Про газ Власов, разумеется, помнил. Крупнейшее в Европе месторождение природного газа принадлежало французам. В памяти остались кадры старой хроники: толстомордый французский премьер в декоративной каске с натугой поворачивает вентиль, запуская в трубу первые кубометры 'голубого золота'.
- Газ у них и сейчас никто не отбирал, - заметил Фридрих. - Только идёт он в основном соседям... ну и мы кое-что покупаем. Кормим этих педиков.
- Но вы понимаете, что это логично? Французский газ очень дёшев в добыче, прибыли колоссальны. Экономика у них, в каком-то смысле, свободная. Соответственно, все капиталы пошли туда, где вложения дают максимальную прибыль, это экономический закон свободного рынка...
- Простите, профессор, я всё время вас перебиваю, - Власов на этот раз решил быть вежливым, - но что такое 'пошли капиталы' и почему это 'закон свободного рынка'? Насколько мне известно, у капиталов нет ног. Есть конкретные люди, которые владеют деньгами, и которые эти деньги тратят так, как считают нужным. Иногда им хочется потратить деньги на что-нибудь бесполезное или даже вредное для общества, в котором они живут. Тогда они называют это 'естественным движением капитала' или ещё как-нибудь...
- Ну вы тут не совсем правы, - профессор упрямо наклонил голову, бородёнка встопорщилась, - они до какой-то степени вынуждены это делать. Тот, кто вкладывается в невыгодное дело, в конечном итоге разоряется, не так ли? Тот, кто вкладывается в недостаточно выгодное дело, не разоряется сразу, но проигрывает конкурентам, которые становятся относительно сильнее... Во Франции все деньги оказались у тех, кто, в каком-то смысле, сел на газовую трубу. Что привело к естественной деградации промышленности и сельского хозяйства: все деньги крутились в газовой области. Выжили только те занятия, которые выгоднее газодобычи...
Где-то в недрах дома тоненько запела вода в открываемом кране.
- То есть производство наркотиков, поституция и сыроварение, - закончил Власов.
- А вы быстро схватываете. Ну да, где-то так. Плюс туризм, конечно. Французов это устраивает... Вы были когда-нибудь в Париже? Они всем довольны. В каком-то смысле.
- Из этого следует только один вывод: никому нельзя давать садиться на трубу, - заключил Фридрих. - Нужна государственная монополия на природные ресурсы, как у нас.
- Это тоже не всегда помогает, - вздохнул профессор. - Для этого нужно, некоторым образом, ответственное государство, а какое у французов может быть государство? Сами подумайте... Да и в России-то, честно говоря... Представьте себе, что здесь найдут такой же газовый пузырь. Впридачу - нефть, медь, уран, алмазы. Пусть даже всё это национализируют. Сможет ли Мосюк и его камарилья удержаться и брать ровно столько, сколько нужно для нужд промышленности? Или они не удержатся и начнут, в каком-то смысле, продавать излишки на мировой рынок?
- Допустим. Что в этом плохого? - Власову стало интересно. - Лишних денег не бывает.
- О! Вот тут-то вы и ошибаетесь. Денег, как и любого другого ресурса, необходимо столько, сколько нужно. Для государства денег нужно столько, сколько оно может вложить в собственную экономику. Но экономика имеет конечную ёмкость. Оставшиеся деньги надо куда-то девать, они жгут руки... есть у денег такое свойство, знаете ли. Вариантов всего два. Либо тратить эти деньги на закупку чего-то за границей, что опасно...
- Что ж в этом плохого? - решил уточнить Власов.
- Очень просто: закупая что-то за границей, вы тем самым подавляете производство того же самого у себя. Представьте себе, что Райх начал бы закупать, ну, скажем, японскую электронику... она же, в каком-то смысле, лучше нашей... в смысле - имперской, - добавил он. - Или американские самолёты.
- Их уже покупают, - помрачнел Власов. - Только по противоположной причине. Говорят, они дешевле.
- Вот до чего дошло? Эта дешевизна дорого обойдётся, - проворчал профессор.
Где-то за окнами особняка проехал автомобиль, мазнув светом фар по стеклу. Власов поёжился, представив себе холод и тьму на улице.
- Можно, конечно, делать и по-другому. Например, покупать не товары, а производителей. Приобретать на Западе целые фирмы, особенно занимающиеся новейшими научными разработками. И использовать себе на благо. Но тут, некоторым образом, есть два 'но'. Вы читали Библию? - внезапно спросил профессор Власова, и, не дав ему ответить, продолжил: - Там есть одно замечательное совершенно место... 'Где сокровище ваше, там и сердце ваше'. Понимаете? Имея собственность там, мы становимся заинтересованы в её сохранности, а значит и в сохранности их системы... в отличие от Запада, который никакой заинтересованности в нас не имеет, даже наоборот... И второе 'но': даже покупая их новые разработки, мы попадаем в зависимость от их разработок. Были, в каком-то смысле, прецеденты... А в российских спецслужбах сидят неглупые люди. Я так думаю, архив Шмидта они ищут, но не слишком усердно.
- Но ведь архив в Америке? - не понял Власов.
- В том-то, некоторым образом, вся и штука, - профессор опять взялся наворачивать на палец бородку. - Шмидт передавал бумаги по мере готовности своему человеку, который брался переправить их в Штаты. Дисциплина у коммунистов всегда была на высоком уровне, так что...
- То есть Шмидт работал через большевистское подполье? А почему они согласились с ним сотрудничать? Впрочем... кажется, понимаю.
- Ну да, - вздохнул профессор. - Председатель КРАБД по науке имел, в некотором смысле, рычаги влияния. Он спас многих... - профессор замолчал.
- Он спас многих коммунистов от справедливого наказания, я правильно понял? - помог ему Власов.
- Справедливого, несправедливого - это ещё как посмотреть... Люди просто жили в неподходящее время... Во всяком случае, он помогал людям, когда у них были неприятности. Например, он вытащил отца моей лапочки из тюрьмы. Хотя Аня, некоторым образом, не очень-то ему за это благодарна... Ну да ладно, это всё не так важно. В общем, иногда к Отто Юльевичу обращались деятели из подполья, с просьбами помочь некоторым людям. Ну, и, соответственно, оказывали и ему какие-то услуги на взаимообразной основе.
- Тогда я понимаю, почему Шмидт рассчитывал на лояльность человека в Нью-Йорке, - протянул Власов. - Да и вообще многое становится понятным. Кстати, эти, как их, 'конструктивное крыло' в ПНВ... они, наверное, выступали за возвращение гражданских прав бывшим коммунистов, за широкую амнистию, и всё такое? Мне почему-то кажется, что этот пункт в их программе присутствовал.
- Да... но это же было, в каком-то смысле, разумное требование! - взъерошился профессор. - Примирение расколотой нации... Франко в Испании, некоторым образом, пошёл ведь на это? Почему русские должны страдать из-за того, что в советский период все карьерные пути были открыты только членам ВКП(б)? В конце концов, это просто опасно - оставлять за бортом общества энергичных и толковых людей, которые, в каком-то смысле, сделали неправильный выбор? Хотя какой там выбор... не было у них выбора... Я сам, - добавил профессор, - конечно, антикоммунист. И не только потому, что сейчас это, некоторым образом, обязательно. Просто я кое-что видел... Но всё-таки - декоммунизация тоже должна была быть, в каком-то смысле, более щадящей... Хотя, некоторым образом, и без неё нельзя... Ох, всё это сложно. Есть проблемы, которые не имеют решения.
Фридрих решил не высказывать своего мнения о проблемах, не имеющих решения, и вернуться к более актуальным темам.
