— А, ты? — рычит тот тоном, в котором ясно слышно: права лезть к нему с расспросами у меня нет.
— Прошу прощения, — отвечаю я. — Я к Сильвии. Она дома?
Я пытаюсь через его плечо посмотреть, дома ли она, но этот шкаф с прущей наружу агрессивностью занял собой весь проём, и мне ничего не видно. Может, она ещё в кровати, отдыхает после ночных экзерсисов, которых я, насколько в состоянии вспомнить, тоже не слышал.
Он говорит:
— Сильвии нет. — Потом добавляет: — А я знаю, кто ты.
— Вряд ли. Но передай привет от Сигбьёрна и скажи, что я позвоню попозже.
Я разворачиваюсь и начинаю спускаться по лестнице. По правде говоря, я не могу дольше выносить его взгляда, у меня комок в горле, и я не хотел бы доставить этому типу удовольствия увидеть меня плачущим.
— Погоди-ка, — он спускается следом за мной. Я останавливаюсь на площадке между вторым и третьим этажом, у небольшого окошка, выходящего во двор. Он стоит на ступеньку выше меня, что подчёркивает его физическое превосходство, и вид у него грозный.
— Да? — говорю я с нелегко сделанным равнодушием.
— Кончай давай терроризировать Сильвию, — заявляет он.
— Не понимаю, о чём ты.
— Думаю, понимаешь. Это ты живёшь под ней, так?
Я киваю. Я мог бы добавить, что это ещё не преступление.
— Она мне жаловалась на тебя. Что ты надоедаешь, лезешь, звонишь когда ни попадя, шпионишь за ней.
— Ни разу не шпионил, — отвечаю я, не сообразив, что это равносильно признанию в телефонном терроризме.
— Короче. Оставь Сильвию в покое. Усёк?
Теперь он скрестил руки на груди, будто без того опознать в нём пустоголового любителя махать кулаками было трудно.
И почему у многих привлекательных женщин типа Сильвии, думаю я, такой ужасающий вкус по части самцов. Должен сказать, в такой ситуации я нужен ей тем более.
— Придётся тебе простить мои слова, — говорю я, — но тебя это на самом деле ни с какой стороны не касается. Это наши с Сильвией дела, и, если она дома, лучше бы нам с ней сразу об этом поговорить.
— Чего-то ты не догоняешь, — говорит амбал. — Это Сильвия велела мне потолковать с тобой. Она увидела тебя в глазок.
— Покорнейше прошу прощения, — говорю я, — но я не намерен обсуждать эту тему с вами.
От его наглости комок у меня в горле растаял. Я снова могу нормально разговаривать. К тому же мне легче оттого, что я наконец разобрался в ситуации. Соперника я готов иметь. С ним нетрудно разобраться. Меня озадачивало загадочное охлаждение ко мне, которое я заметил. А это всего-то был соперник! Невооружённым глазом видно, что этот крокодил не может конкурировать со мной ни интеллектом, ни личностными характеристиками. Я вижу и то, что насильничать ему не внове, но уверен, что так далеко дело не зайдёт. Мы оба трезвые, стоим на лестнице.
Он делает шаг вниз, на площадку и смотрит на меня разве что не сочувственно.
— Хоре трепаться. Просто дай слово, что отцепишься от неё. Она не хочет больше с тобой водиться.
Этим «больше» он ненароком признаёт, что знает — между мной и Сильвией было нечто; можно понять, какую ревность это в нём вызывает.
— Я готов поговорить об этом с Сильвией. Тебе я вряд ли что-то стану обещать. С чего вдруг?
— Ты совсем кретин? — спрашивает он.
— Я как раз думал спросить тебя о том же, — делаю я выпад.
Тут обрушивается удар. Я не исключал такой возможности, но не заметил его, а когда человек, как я, не практикует сам насилия и рукоприкладства, он не может рефлекторно действовать правильно, чтоб защититься. Удар пришёлся в лицо, он был такой силы, что голова откинулась назад и впечаталась в раму, то есть я дважды пострадал от одного удара. То ли от боли, то ли от шока, но у меня подламываются ноги, я сползаю на пол и сижу, глядя на него снизу вверх. В таком ракурсе он громила громилой. Таких жутких ботинок, как на нём, я ещё не видел. Только бы он не стал бить ногами. Во рту вкус крови.
— Встал, — командует он.
Как же! Я продолжаю сидеть, молчу. Показываю, что признаю его силу: такую позу принимает перед вожаком стаи поверженный павиан. Он не пинает меня.
— Надеюсь, тебе повезло и зубы у меня целы, — шепелявлю я. Слов не разобрать, значит, верхнюю губу уже разнесло. И голос дрожит.
— Живо поднимайся, а то ещё добавлю.
— Сотрясение мозга, — отвечаю я.
— Парень, ты в порядке. Вставай и проваливай. А вот если я тебя ещё встречу, тогда держись.
— Говнюк, — шепчу я.
— Прости...
Он улыбается; где мне до его животной брутальности.
Поворачивается и скрывается в квартире, бросает меня на лестнице с пухнущей губой и ненавистью и не забывает хорошенько шваркнуть дверью. Глаза застилают слёзы гнева. Паразит!
Я обработал рану антисептиком и нашёл выход своей ярости в уборке, но тут звонок в дверь. Ясно, кто пришёл. Сильвия устроила ему грандиозный разнос, теперь притащился извиняться и оправдываться. По-моему, хотя боль в голове и губе говорят обратное, победителем вышел я. Кто первый прибегает к насилию, тот проигрывает. Этого правила я придерживался всегда, оно и на этот раз сработало.
Но за дверью — Сильвия. Она тщательно одета, улыбка заискивает и извиняется. Соперника не видно. Возможно, она уже дала ему отставку.
— Мне очень жаль, Сигбьёрн, — говорит она.
Её точит раскаяние. Она чудо как хороша: щёки чуть раскраснелись, круглые глаза широко распахнуты.
— Что это значит? — удаётся мне выговорить.
— Болит? Дай посмотрю.
Я осторожно раздвигаю губу и показываю ей рану, не забывая улыбаться.
— Фу, — говорит она.
— Куда ты подевала того психопата, что напустила на меня? — спрашиваю я, спотыкаясь на каждом болезненном «п».
— Ула у меня наверху. Боюсь, он понял меня слишком буквально.
— Ты прекрасно могла мне рассказать, что прикормила парня.
— Прикормила? Надеюсь, нет. Ула мой брат. И ему стыдно, что он распустил руки. Так проблемы не решаются.
— Твой брат?
— Да. Он гостит у меня с раннего утра.
Гора с плеч. Конечно, бывают и более удачные способы знакомства с будущим шурином, но возможность разувериться в моих худших подозрениях, можно сказать, стоит мордобоя. У неё никого нет. А если и есть, то во всяком случае не он.
— Может, зайдёшь? — приглашаю я.
— Нет, нет... Мне надо домой. Сам понимаешь.
— Мы и братца пригласим. Можем продолжить здесь, пару раундов, — я пытаюсь засмеяться, но в горле скребёт, и получается неоптимистично.
— Ой бедняжка...
Она улыбается, но я вижу. Слезинка. Она проливает слёзы из-за меня. Глаза чуть порозовели по краям, а в левом, в уголке застыла слеза, большая и круглая, как он сам.
Только она и считается, а не что было сделано, сказано или говорится. Слезинка, которую она не сумела скрыть, а я не показал, что заметил. Этим всё сказано. Я вижу в этой капле отражение нашей любви. Она не сумела её скрыть.
— Передай ему привет и скажи, что ничего страшного. Болит уже меньше, — говорю я; мне кажется, я выиграю, если выкажу сейчас сдержанность и покровительственность.
— Я передам, — серьёзно отвечает Сильвия. — А ты будь поосторожнее пока.
Она наклоняется и целует меня, не чмокает сухим и скользящим городским «сколько-лет-сколько-зим», а угощает тёплой, мягкой и нежной безешкой, которую она сперва приставляет к моей щеке, а потом прижимает, словно отмаливая грехи. Которые я готов ей простить. Поцелуй чудесный, красивый и долгий. Потом её губы прижимаются к моему уху, она дышит в него и говорит, не шепчет, а еле слышно выдувает:
— Сигбьёрн, сделай милость, угомонись.
Я не отвечаю, только киваю, так истово, что она улавливает движение. Она отстраняется, осторожно, нерезко, прикасается губами к моей щеке у самого уха. Поскольку я небрит, я прекрасно чувствую форму её губ, и в ту же секунду они встают у меня перед глазами: налитая, податливая, влажная, пускающая пузыри плоть. Любовный шрифт Брайля. Чтобы любить Сильвию, глаза нужны непременно.
Заперев за ней дверь, я отправляюсь в душ и стою под кипятком, пока все мысли не исчезают. Мне чудится, будто я купаюсь в её слезинке.
Наконец я её понял. Ей кажется, я слишком гоню, она хочет преподать мне ожидание, показать, что иной раз и предвкушение в сладость, что в ожидании свой вкус, немного старомодный для нашего времени истеричного и безотлагательного удовлетворения своих прихотей, но дорогого стоящий.
Вытираясь свежим белым вафельным полотенцем, я думаю, что следующим должен быть знак, жест, скромное напоминание. Мне приходит на ум, что я знаком с одним из лучших флористов Осло; я пошлю ей тонный вальяжный букет.
Но не раньше вторника или среды. Во всяком случае, вторника.
Сильвия звонит поблагодарить за букет. Сам я его не видел, лишь в общих чертах объяснил моему другу Инге Салвику, чего хочу, и попросил доставить
