цветы адресату. Инге держит в центре магазин под названием «Fleur de Lis» и считается одним из самых экстравагантных и модных столичных флористов. Мы несколько раз работали вместе, последний раз позапрошлым летом: украшали огромный прогулочный катер для свадьбы судовладельца. Невеста в родстве с королевской семьёй и всё такое. Я не больно люблю оформительскую работу, но иной раз не приходится привередничать. Зато в утешение получил в напарники Инге, он показной гомик и неутомимый балабол. Представьте, мне нравятся его шутливые заигрывания. Инге даёт каждому почувствовать себя привлекательным и достойным внимания, но никогда не сбивается на патетику и пошлость. И у него есть чувство юмора. Типичная выходка в духе Инге — вплести свежие листья марихуаны в столовые букетики на свадьбе такого уровня. «А если они заметят?» — спросил я. «Надеюсь! Ничего более прикольного от этой тухлой публики всё равно не дождёшься», — ответил он. Конечно, всё открылось. Кто-то даже попытался раскурить пару листьев. Сам Инге никогда не работает, не приложившись сперва к травке. Как он говорит, любить природу — так любить целиком.
Вряд ли он вспомнит выставить мне счёт за этот букет.
— Понравился? — спрашиваю я у Сильвии.
— Очень! Такой классный!
Мне жутко интересно, какое место в доме она отвела букету, нашёлся ли для него спокойный пятачок, не затерялся ли он в гуще прочих «эффектных штучек».
— Ты один?
— Как перст.
— Я могу зайти?
— Конечно. Дай мне десять минут и приходи.
Она кладёт трубку, и я ураганом проношусь по квартире, убирая всё. Букетик от Инге пришёлся бы кстати и мне. А то гостиная выглядит голой — не на мой вкус, а на её.
Я рассчитывал, что цветы произведут должное впечатление, но чтобы она немедленно напросилась ко мне... Это превзошло все ожидания. Мысль, что скоро, через несколько минут, она войдёт в мой дом, в мой вещный мир, в обитель моего вкуса — эта мысль чертовски кружит голову. Сильвия сядет на этот диван, к этому столику, насладится блаженным покоем в созданном мной интерьере... Меньше света! — спохватываюсь я. Она его не любит. Я убираю верхний свет, горит лишь напольный светильник и местное освещение картины Улава Кристоффера Йенсена. Я пытаюсь понять, насколько умно будет оставить дверь в спальню приоткрытой, как обычно. Вид фантастических внутренних покоев может подействовать возбуждающе, а с другой стороны — как-то чересчур в лоб. Непонятно. Мысли перемещаются в направлении того, чем я собираюсь её угощать. Алкоголя у нас на любой вкус, Катрине всё время отоваривается в аэропортах. Мы не в состоянии это выпить, и я даже вынужден был попросить её привозить что-нибудь другое, потому что для бесконечных бутылок трудно найти место. Но сегодня я выпью с удовольствием, наверняка и Сильвия тоже. Не буду скрывать, нервы есть и у меня. Пепельница! — внезапно вспоминаю я и кидаюсь за ней на кухню.
Приходит Сильвия. По дороге в прихожую я, усовестившись, притворяю-таки дверь спальни.
Мы с Сильвией на одной волне, ибо является она с бутылкой красного вина. К нему привязана красная ленточка, но оно никак не упаковано. Я не могу с уверенностью сказать, прихорашивалась ли она, — помада свежая, но одежда простая — красный объёмный пуловер с закатывающимся воротником, чёрные хлопчатобумажные брюки, туфли на низком каблуке. Она постриглась, как я вижу. Стрижка наподобие Мадонны времени песенки «True Blue» очень короткая, но игривая. Ей идёт.
Она осматривает квартиру. Я мог бы так щепетильно не закрывать дверь спальни, потому что она не спросясь распахивает её и заглядывает внутрь. «У-у». Проходит через гостиную и добредает до кухни. Наверняка её поразило, насколько в нашей квартире больше места, чем в её, и даже если она не улавливает спокойной, выверенной гармонии, то чистоту и порядок видит.
— У вас гораздо холоднее, чем у меня, — говорит она.
— Но ты не мёрзнешь, надеюсь? Я могу прибавить жару.
— Нет. Спасибо. Я на минутку.
Что такое? По чести сказать, эти сбивчивые сигналы говорят о её душевном разброде. Не похоже, чтобы она была счастлива находиться здесь. Она молчалива, задумчива, даже смущена. Не настроена общаться, короче. Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, но можно попробовать помочь ей расслабиться.
— Что будешь пить? — спрашиваю я.
Мы сели, я — в кресло, она — на диван и подалась вперёд рассмотреть стол: гладит пальцами край тяжёлой, многокилограммовой стеклянной плиты.
— Не знаю, —говорит она.
— Может, горячего?
Она улыбается:
— А айриш кофе можешь приготовить?
— Не уверен, но думаю, ингредиенты имеются, — отвечаю я.
— Кофе, виски, коричневый сахар и сливки. Надо бы сказать «кофе по-ирландски» да разве кто оценит?
Я — точно нет. Катрине тоже любит выбирать айриш кофе, это теперь в Норвегии дамское баловство, и я пару раз видел, как она его готовит. Я решаю намешать и для себя тоже.
— У нас настоящее ирландское виски! — кричу я, запустив кофеварку и похлопав дверцами шкафов. Сильвия мямлит что-то в ответ. Вот в чём смысл хорошего оснащения кухни. Я готовлю крепкий, настоящий эспрессо, не жалею сахара и навожу сверху горку сливок из баллончика, который у нас всегда стоит в холодильнике. Мне в голову приходит новая идея, и я обшариваю кухню в поисках непочатой коробки конфет. Находится шоколад «Godiva», единственный, который Катрине любит. Сам я его в рот не беру, но знаю кое-что о том, как шоколад деморализует женщин. Чтобы её не тяготило, что я вскрыл целую коробку ради неё, я сдираю обёртку, снимаю крышку, выкидываю в помойку три конфетки и лишь потом уношу всё это в комнату на подносе из нержавеющей стали с ручками из массива груши.
— Ой, да ты что, шоколад мне нельзя! — говорит Сильвия и немедленно засовывает в рот конфетку. Следом ещё одну. Я же говорю — деморализует. Мне приятно смотреть, как плотоядно набрасывается она на конфеты, как попавший в рот кусочек утягивается внутрь мощным вакуумом, точно поток расплавленной руды. Зов плоти. Жаль, что я не могу столь же открыто выказать своё вожделение.
Я пробую свой айриш кофе — сногсшибательно.
— Ну как тебе здесь нравится? — спрашиваю я.
У неё по-прежнему полон рот шоколада.
— Почти как я думала. Очень красиво, по всем правилам. Кухня — супер. Я б добавила всяких штучек для уюта, но это ж я.
В порядке компенсации за недостающий уют она забралась на диван с ногами и сидит, скрючившись, как эмбрион, обхватив кружку с кофе обеими руками. «Неужели здесь так холодно?» — думаю я.
Она долго молчит. Я тоже. Мне не в тягость помолчать.
— Сигбьёрн, знаешь, — начинает она нерешительно.
— Да?
— Меня очень порадовали сами цветы, но огорчил скрытый подтекст этого жеста. Ты меня понимаешь?
— И какой подтекст?
— Тебе лучше знать. Но зачем-то ты всё время звонишь, куда-то приглашаешь, чего-то хочешь. Я искренне тронута цветами, но это всё пора прекращать. Я больше не могу.
Услышанное меня не радует, но я помалкиваю. Она продолжает:
— Если ты не уймёшься, мне ничего не останется, как уехать отсюда. Хотя мне здесь хорошо. И у меня нет желания переезжать. Тебе не жалко так жестоко вынуждать меня на этот шаг?
— Конечно жалко.
— Тогда оставь меня в покое.
— Я не хочу, чтоб ты уезжала.
— Хорошо. Но тогда ты должен понять, что я тебе говорю. И вести себя нормально.
— А когда я вёл себя ненормально? — спрашиваю я.
— Нет-нет, ничего из ряда вон ты не сделал, я этого не говорила. Я имела в виду, что ты должен научиться относиться ко мне как к соседке. Просто соседке. Понимаешь?
— Предположим.
— Мне очень жаль, если я дала тебе повод думать, что заинтересована в чём-то большем, чем добрые соседские отношения. Это целиком моя проблема. Я не умею выдерживать дистанцию. И многие понимают меня превратно. Поэтому я пришла сказать тебе это чётко и ясно.
— Ты хотела ещё что-то добавить? — спрашиваю я, поскольку пауза затягивается.
— Не думай, что мне легко это говорить. Но, пожалуйста, выслушай меня и постарайся понять и запомнить: я не хочу никаких любовных отношений с тобой. Ты хороший, милый парень, по крайней мере, я считаю тебя хорошим, и мне нравится с тобой разговаривать. Но на этом — всё. Я не желаю, чтоб надо мной тяготели эти твои ожидания, я не в силах им соответствовать. Эта тема совершенно неактуальна. Поэтому давай, прежде чем я уйду, мы с тобой условимся быть друзьями. Обычными друзьями. Что ты на это скажешь?
— Ты имеешь в виду просто друзьями?
— Бог мой, быть друзьями это не «просто». Так только мужики о дружбе рассуждают. А дружба — это очень много, должна тебе сказать.
— Но она не включает кое-чего.
— Она не включает всего несколько аспектов. Без которых нам с тобой суждено обойтись. Во всяком случае, я намерена обойтись без них.
Она отхлёбывает глоток, и я вижу, что зелье начинает действовать. Поза более раскованна, глаза блестят, щёки порозовели. Я не тешу себя фантазиями упоить её до полной сговорчивости, нет, но хорошо бы ей расслабиться. Мне и самому это не помешает, если честно.
