— Эту бумагу мы полгода ждали из Казахстана, а теперь, как я ее покажу в суде?
— Скажешь, что так ее, в таком виде, и прислали. Вот, господа судьи, как в странах СНГ относятся к запросам российских правоохранительных органов. Попирают ногами в буквальном смысле этого слова. Кстати, это ведь ты сама рассыпала свои бумаги, — он посмотрел вниз, — и мои, кстати, тоже. Вот это вот твое?
— Это да. А вот это, по-моему, твое.
Следующая бумага заставила Ольгу удивиться.
— А это что такое? Это твое?
Юрий глянул на бумаги, кивнул головой.
— Да, это я сегодня пробил в паспортно-визовом. Пахарь Михаил Ильич, шестьдесят второго года рождения, женат, двое детей.
— Да? — она подняла другую бумагу, сунула ее в руки Юрия. — А вот это почитай.
— Пахарь Виктор Ильич, шестидесятого года рождения, проживает, двое детей. Твой?
— Мой.
— А тебе, зачем понадобился этот землепашец? — удивился Юрий.
— Он хозяин того магазина, в котором работал повесившийся Хилькевич, — пояснила Ольга. — Вполне вероятно, что это он заказал старого механика. А тебе, зачем понадобился его брат?
— Братишка твоего Пахаря заказал меня.
— Ого! Это в подъезде?
— Ну да.
Оставшиеся бумаги они сгребли, уже не разбирая, бросили их на стол, сами уселись по разные стороны, закурили.
— Это точно? — спросила Ольга.
— Да, я этому парню, почему-то, верю.
Ольга прищурилась.
— Это тот самый, кто дал тебе кастетом по голове?
— Именно он.
Ольга хмыкнула.
— Мне когда Колодников рассказал, про эту твою сделку, у меня было желание набить тебе морду.
— Это за что?
— Ну, то, что ты нарушил с десяток законов, это ты знаешь, и это раз.
Юрий согласно кивнул головой, и загнул один палец.
— Второе, ты поверил честному слову какого-то отморозка, это два.
— Ты уже считала, дальше.
— И в третьих, я не уверена, что уже этой ночью тебе снова не дадут по голове у твоей красотки. Отвечай.
— Ну, во-первых, к красотке я сегодня не пойду…
— Чего это! — несколько истерично засмеялась Ольга.
— Да, она с сегодняшнего дня вся на «крылышках».
— Боже мой, какой облом! То-то я думаю, что это ты на меня кинулся, оказывается, с голодухи. На безрыбье и Малиновская раком сойдет?
Юрий вздохнул, покрутил головой.
— Да, стервозности у вас, мадам, на троих.
— Может и больше. Ну, ты дальше рассказывай, почему ты решил поверить этому козлу?
— А почему бы и нет? У него хоть и мозгов мало, одна черепная коробка, а мозгов с грецкий орех, но он понимает, что после того, что между нами произошло, ему не стоит еще больше усугублять напряженку. Мир тесный, все равно рано или поздно, но мы с ним пересечемся. Не я, так мои друзья. Кроме того, он вложил Леньчика, тоже повод молчать в тряпочку. Так что от него получить по голове я не боюсь.
— А от кого боишься?
— А вот, от него, — и он пододвинул к Ольге листок с записью данных Михаила Пахаря. — Нужно же было ему зачем-то заказывать меня.
— Ну, и кому ты перешел дорожку, Астафьев? Из-за чего на тебя идет охота?
— Да, я думаю, все из-за того же. Именно из-за охоты. Турбаза «Дубки», будь она неладна. Где-то я что-то сказал такое, что от меня решили избавиться.
Он глянул на часы, спросил: — Ты, как освободилась?
Ольга тоже глянула на часы.
— Ого, восьмой час! Можно ехать домой.
— Ко мне? — невинным тоном спросил Юрий. Ольга с интересом посмотрела на него.
— Что, зазываешь?
— Ну, а почему бы и нет, — и он провел пальцами по запястью Малиновской. Та сразу всем телом передернулась.
— Ну, Астафьев, ты змей! Я, иногда, с тобой чувствую себя кроликом. Ты гипнозом, случайно, не владеешь?
— Нет, — ответил он, закрывая дверь кабинета, — но если бы он у меня был, я бы никогда не применял его против женщин, только против начальства.
Полковник Пучков, засидевшийся допоздна в своем кабинете, подошел к окну, покурить около открытой форточки. Здесь его внимание привлекла сладкая парочка. Астафьев и Малиновская, вышли из здания ГОВД под ручку, мило воркуя, дошли до Ольгиной машины, сели, и умчались прочь. Эта сцена поставила Пучкова в полный тупик. Только утром ему сказали, что эти двое окончательно рассорились, и он, с легким сердцем, хотел влепить капитану выговор. Теперь его мучил другой вопрос — его специально хотели так подставить перед прокурорским протеже, или нет? Сообщила ему про это главный бухгалтер, но кто из его замов стоит за главбухом, Попов, или Корчагин?
'Да, наверное, и тот и другой. Спят и видят, что бы столкнуть меня лбами с областным прокурором, а самим занять мое место', — решил он.
ГЛАВА 30
К художнику по металлу Колодников попал в седьмом часу вечера, раньше времени не нашлось, и все с той же авоськой с мясом. Лешка Шаврин, привезший Андрея в цыганский поселок, умчался по своим делам, в сторону магазина «Апельсин», так что обратно Колодникову светило идти пешком, от чего он заранее страдал. Темный, грязный поселок, был не самым лучшим местом на этой планете.
Хозяин дома занимался все тем же, чем и в прошлый раз, но визг съедаемого наждаком металла не показался сегодня майору уже таким неприятным. Инвалид в этот раз работал не над ножом, в над каким-то затейливым узором из нержавейки. Кроме него в этот раз дома была и женщина лет сорока, полная, с круглым, добродушным лицом. Она возилась около плиты, и за шумом наждака не услышала скрип входной двери.
— А-а, наша милиция, как всегда начеку, — увидев гостя, протянул художник, — ты проходи, я сейчас.
Пару минут он еще провозился со своим визгучим металлом, а когда отключил наждак, и начал рассматривать на свое произведение, то Андрей понял, что это была полированная роза из листовой нержавейки.
— Это куда это такая розочка пойдет? — не удержался и спросил Колодников.
— На оклад иконе. Попросили сделать для нашей Никольской церкви. Там есть очень старинная икона, вот служители захотели сделать ей оклад.
— Понятно. Красивая работа, — похвалил Андрей, а потом перешел к делу. — Ну, а как вы, то, что мне обещали, сделали?
Павлов отложил в сторону свое произведение, отъехал к другому столу, из ящичка достал листок бумаги, и протянул его Андрею.
— Вот, кажется, всех упомнил. Память хоть и стала в последнее подводить, но в этот раз упомнил всех, — повторил он.
В списке были фамилии двадцати одного человека. Против большинства из них было подписано, «номер», и Андрей понял, что эти свои ножи зарегистрировали. Не было таких отметок только у четверых. Быстро пробежав по списку глазами, Андрей кивнул головой.
— Хорошо. Только вот это кто, не пойму: друг Семена Мордвинова?
— Да, черт его знает. Семен его как-то приволок с собой, тоже, сказал, афганец. Фамилию его не помню, он сказал, но она как-то пролетела, — афганец махнул рукой мимо уха. — Тот как увидел этот мой нож, сразу загорелся, сказал что охотник, и купил его. А я и имени его не запомнил, мы тогда поддали крепко, это пятнадцатого февраля, в том году. Начали еще днем, на кладбище, а ночью уже Семен приперся ко мне с этим мужиком. Я тогда три ножа делал на заказ, лишнего у меня не было. Потом уж его делал, там из остатков, и рога кончились, и металла остатки были. Но уж очень тогда этот парень пристал. Все рассказывал, какой он охотник, где-то он у себя в Казахстане, или в Киргизии все охотился. Жаловался, что нож его боевой, с Афгана еще, на таможне отобрали. Надоел он мне, махнул рукой, бери! Тот сразу вытащил деньги и отдал.
— А хотя бы имя его не помните?
— Нет, нарезались мы тогда до поросячьего визга.
— Это когда ты с коляски упал, и руку сломал? — вмешалась в разговор давно подошедшая к ним женщина.
— Ну да, — Александр поморщился.
— Ой, я тогда чуть не убила его! — обратилась к Андрею женщина. — Прихожу с ночной смены, а этот лежит пьяный, на полу. Начала поднимать, а он орет от боли, страх! Хорошо, рука ровно срослась, а так бы кому ты был нужен?
— Ну, срослась же, действует!
