— Ага, только два месяца тогда на мою зарплату и жили. Я думала, сдохнем с голода. Ему же еще куча лекарств нужно, — пояснила женщина Андрею, — вся его пенсия на них уходит. А так руки бы поуродовал, и все, хана! Я бы тогда тебя точно к церкви бы с утра отвозила, а потом вечером бы забирала.
— Ну, ладно тебе меня пилить, Лидка! — он со злостью бросил свою железную розу на стол. — Я все, бросил пить! А тебе, сколько денег не зарабатывай, тебе все мало!
— Как это ты бросил, когда вчера нарезался как свинья?!
— Я вчера поминки справлял. Я же тебе говорил.
— По кому это?
— По своему брату афганцу, которого моим ножичком зарезали.
Лида махнула рукой.
— Нашел по чему плакать, все вы, афганцы, алкашня и никуда не нужные люди, сломанные. Одним алкашом больше, одним меньше — какая разница.
— Александр, ну вы хотя бы вспомните, как его бы звали, этого незнакомца? — вмешался в разговор супругов Колодников. Тот наморщился, потом замотал своей волосатой головой.
— Нет, пробовал вспоминать, бесполезно. Помню только так, чисто внешне.
— И какой он был из себя?
— Рослый такой, с усами. Все щеголял, что он из спецназа, прошел не только Афган, но и в Сирии был, в Сомали.
Колодников чуть подумал, а потом решил подойти к проблеме с другой стороны.
— А как мне найти этого Семена Мордвинова?
— А никак. Разбился Семен месяц назад на машине. По пьянке в столб врезался, и сразу насмерть.
— Ну, что я вам говорила! — Лида торжествовала. — Все они никудышные люди, сломали их там, в Афгане, а наладить уже не смогли.
— Хорошо, еще один вопрос, — Колодников перешел к главному. — Вы, сколько ножей делали Императору, то есть, Зотову? Один, или два?
Павлов поднял голову вверх, припоминая.
— Один. Я же потом и номер на нем гравировал, это после того, как Зотов его зарегистрировал.
— Это точно? А то, может, он про запас еще попросил сделать? Такого не было?
— Потом он у меня еще один делал, — подтвердил художник, — но не такой, и совсем недавно, да, вот, с месяц назад. Я его ему на заказ делал, кому-то он хотел его подарить. Тот нож был больше парадным, лезвие полированное, ручка из дерева, с нержавеющими вставками, там летящие утки изображены были. Ножны я сделал из полированного орехового дерева. Там уже два пса были изображены, два сеттера, тоже вырезаны из полированной нержавейки. Я этот нож ему продал за семьсот баксов.
— Ого! — удивился Колодников. — Для Кривова это хорошо. А другим, вы такую же цену ломите?
— Нет, каждому свою. Если свой брат, афганец, то могу и за сто рублей отдать.
Он быстро глянул в сторону отошедшей к плите Лиды, и тихо закончил.
— А этому, Семкиному другу, я тогда вообще нож тот подарил. Подпили мы тогда хорошо, я и расчувствовался. Песни всю ночь орали, наши, афганские. А насчет ножа…
Он отъехал к большому буфету, открыл один из ящиков, перебрал какие-то бумажки, и протянул Андрею фотографию.
— Вот. Я большинство своих работ фотографирую, на память. Если, конечно, штучная работа. Вот этот нож. Как видите, он совсем не похож на тот, что я до этого делал Зотову.
— А те ножи вы не фотографировали? С ручкой из рогов сайгака?
— Нет, там халтурка, что ее фотографировать? Я сразу и два десятка лезвий заказал на заводе, они мне их отфрезеровали, совершенно одинаковые.
После этого мастер вернулся к прежней проблеме.
— Но что ж у меня с память то твориться? Как же его звали-то?! Ведь называл я его тогда как-то, это точно помню. Водка сейчас чудная пошла, с нее не хмелеешь, а дуреешь. Какое-то простое имя: Саша, Витя, Миша, Володя? Что вот так, но не вспомню ни как!
— Ладно, если вспомните, сообщите как-нибудь нам. Сейчас, тогда, распишем это все, запротоколируем.
Колодников быстро набросал текст опроса, художник его подписал. Андрей еще складывал бумаги в карман, а хозяин дома уже возился с металлической розой, подправляя ее края напильником.
За время, пока Колодников был у художника, окончательно установилась ночь, и, кроме того, начал накрапывать мелкий, противный дождь. Андрей чертыхнулся, и, неуверенной походкой пошел вперед, стараясь рассмотреть в темноте возможные лужи. Это было весьма трудно, фонарей в этом районе не было уже лет десять, так что свидания ботинок Колодникова и местных луж было неизбежно, как закат солнца. Потихоньку, под нос, себе, матерясь, Колодников продвигался вперед, к зареву железнодорожной станции, самого освещенного места в этом районе. Постепенно еще одно чувство начало одолевать его: откуда-то начал наползать страх. Это было не только из-за темноты, но и из-за всей атмосферы этого места. Окна приземистых домов горели так тускло, что, казалось, только увеличивали темноту. Оживляли пейзаж лишь машины, изредка пропадающие на дороге, или стоящие около домиков. Большинство из них были с шашечками такси на верху, так что, Андрей безошибочно определял точки, торгующие наркотой. Сами наркоманы тусклыми тенями скользили во мраке, и до ушей майора доносились их голоса, заторможенные, и невнятные. А тут еще Колодникову начало казаться, что кто-то за ним наблюдает. Он несколько раз оглядывался, но никого не видел. Поэтому, Андрей вздрогнул, когда рядом с ним появились две рослых фигуры.
— Эй, дед, чего тащишь? — с явным цыганским акцентом спросил один из них.
— Чего? — удивился Андрей. В этой жизни его первый раз назвали дедом.
— Чего несешь, говорю?
— Мясо, — машинально ответил Андрей, пытаясь рассмотреть своих собеседников. Судя по голосам и фигурам, это были два молодых цыгана. Один из них выругался, а потом спросил: — Деньги есть? Давай сюда.
— Ага, счас… — начал было с гонором Колодников, а потом осекся. Он вспомнил, что пистолет то сегодня оставил в кабинете. Между тем крепкие руки сзади схватили его за запястья, а не менее крепкие, но и шустрые, начали шарить по карманам. Это возмутило майора до глубины души. Он никогда не был боксером, и тем более не занимался восточными единоборствами. При его малом росте шансов побороться с цыганами у него было мало, зато злости более чем достаточно. Он поднял правую ногу и лягнул заднего соперника каблуком по голени. Тот сразу взвыл, руки его разжались. А Колодников той же ногой уже бил второго наглеца в самое уязвимое мужское место. Попал он, точно, тот согнулся от боли, и Андрей со всей силой обрушил на его голову все три килограмма мяса. Получилось хорошо, парень плашмя расстелился на земле, и затих. Не теряя времени, Андрей развернулся, и движением дискобола нанес удар все тем же мясом по груди второго своего противника. Цыган этого не ожидал, к тому же он прыгал на одной ноге, так что он полетел назад, споткнулся, а затем упал на спину. Судя по смачному, жирному всплеску, при этом грабитель еще и приземлился в лужу. Понимая, что теперь тот обозлиться еще больше, Колодников подскочил и со всей силы обрушил на голову поднимающегося парня свою боевую сетку. Этот парень оказался крепче, он откинулся назад, но снова начал подниматься из лужи, и лишь после третьего удара затих. Андрей оглянулся назад, второй цыган все так же лежал на земле очень смирно, так что он перевел дух.
Он еще не успел отдышаться, как из-за угла вывернулись огни фар, а потом Колодников различил хорошо знакомый звук мотора Уазика. Машина остановилась рядом с полем битвы, из кабины выскочили два человека.
— Андрей Викторович, ты, что ли? — спросил мужской голос. — Вот не чаял вас тут встретить.
— Рязанов, ты что ли? — обрадовался Андрей.
— Он самый. А это что еще за тела тут валяются? — сказал майор Рязанов, оглядывая поле брани.
Уазик оказался не просто уазиком, а машиной группы быстрого реагирования.
— Да, два козла, цыганята, видят — идет человек, гробануть хотели, — пояснил Колодников. — Пришлось разобраться с ними.
— Силен, ты брат! — с уважением признал Рязанов. — По росту не скажешь. Двоих голыми руками отколючил!?
— А что я с ними, чикаться, что ли буду? У меня с урками разговор короткий, бью в лоб, и все. Больше добавлять не надо.
Колодников не стал в подробностях рассказывать о методах своего боя, со стороны это могло показаться весьма комично.
— Дай закурить, а то руки трясутся, — попросил он.
Когда же Рязанов выполнил его просьбу, Андрей спросил: — А вы откуда едете?
— Да, стреляли тут, на соседней улице. Пока доехали — кровь есть на асфальте, а тела нет. Не то сам ушел, не то увезли.
— Этих вот прихватите, — посоветовал Андрей. — Посмотрите там по журналу, кажется, в прошлом месяце два таких цыганенка отняли велосипед у пенсионера, а ему сломали руку.
Напарник Рязанова тем временем деловито поднял одного из грабителей, того, что лежал в луже, сам Рязанов, с Андреем, занялись первой жертвой Колодникова.
— Вставай, зема, холодно лежать, — посоветовал Рязанов, слегка попинывая цыганенка ногой по ребрам. Тот в ответ молчал, и когда уговоры не помогли, майор полез в карман, за фонариком. То, что они увидели в свете луча, не обрадовало обоих майоров.
— Блин, Андрюха, ты что, убил его, что ли? — озадаченно спросил Рязанов.
— Да ты чего, Толька? Чем убивать-то? — пришлось раскрыть секрет боя. — Я его только вот этим мясом по башке угостил. Да где, ты посмотри, вон, дышит!
Рязанов нагнулся, и занялся цыганом более подробно. Парень действительно был жив, даже дышал, но при этом глаз его были закрыты, а сам он был больше похож на мешок с дерьмом. После всех исследований Рязанов озадаченно взглянул на Колоникова и взялся за рацию.
— Семеновка, вызови «скорую» на угол Советской и Самарской. Предположительно перелом шейных позвонков.
Они долго ждали скорую, потом, уже в больнице, Колодников битый час ожидал, когда врачи разберутся, в какой мере он поуродовал цыганенка.
— Вам повезло, у него всего лишь вывих шейного позвонка, — сказал дежурный хирург. — Он сейчас пришел в чувство, все понимает, говорит, тело чувствует. Шея только у него сейчас так, — доктор изобразил руками некий зигзаг, — слегка набок.
