не осталось и следа. Теперь особенно было заметно, что он гораздо старше своей жены.
— Ну, что, господин Зотов, как ваши дела? Вы нашли свой нож? — спросил Юрий.
— Нет! — резко ответил тот. — И куда он мог деться, не представляю даже.
— У него были какие-то особенные отличия? — спросил Астафьев.
— Да, нет, — Зотов пожал плечами, но тут свой голос подала Вера.
— Врешь, были.
— А, да! — Зотов сморщился. — Гравировка на лезвие. Я к ней уже привык, не замечаю.
— И что там было? Что за гравировка?
— Как обычно: Z и А. Зотов Александр. З латинское, как Зет немецкое.
Юрий понял, что эти буквы он уже не раз видел в своей жизни. В Кривове было несколько магазинов, принадлежавших Зотову, и в венке под его профилем сияли именно эти две буквы.
— Ну, что ж, — Астафьев посмотрел на Соленова, и тот послушно поднял свою видеокамеру. — Тогда мы начинаем процедуру изъятия ножа, которым был убит Аркадий Михайлович Максимов.
Он нагнулся, и осторожно, двумя пальцами вытянул нож из раны. Крови на нем не было, но это не удивило Астафьева, после таких дождей трудно было рассчитывать на что-то традиционное. Зато на нем прекрасно были видны две буквы, латинская буква Z и международное А.
ГЛАВА 4
— Сволочь, — сказала Вера, но это прозвучало не как утром, зло, а негромко и устало. Она развернулась, и ушла. Проследив взглядом, как силуэт женщины скрылся за деревьями, Астафьев обернулся к Зотову.
— Это ваш нож, гражданин Зотов?
Тот облизал губы, потом кивнул головой.
— Да, мой. Только Аркадия я не убивал. Я не знаю, это кто-то нашел мой нож, и убил его.
— То есть, вы отказываетесь признавать свою вину? — уточнил Юрий.
— Да, я его не убивал.
— Хорошо, это будет зафиксировано в протоколе.
По идее надо было после этого объявить подозреваемому о мере пресечения, но в тех условиях, в каких они вынуждены были обитать, это казалось большой глупостью. Запирать его было негде, все коттеджи вместо замков имели шпингалеты, разве что в том погребе, где лежали трупы.
— Ну что ж, парни, давайте брезент, — велел Астафьев.
— Ну вот! Ехал на охоту, а попал на погрузочно-разгрузочные работы, — устало пошутил Демченко.
— А говорят, что на перевозке трупов обычно используют пятнадцатисуточников. Нам то кто давал пятнадцать суток? — попробовал пошутить Вадик, но улыбкой его никто не поддержал.
Через полчаса Максимов составил компанию своему гостеприимному хозяину.
Когда Юра-Штурман повесил замок на подвал, Прокопьев взглянул на часы, и заметил: — Время еще десять часов, а словно полдня прошло. Жрать, однако, хочется. Что бы нам такое сообразить? У меня харчи почти кончились.
— Как ты, есть-то, можешь? Тут эти трупы, а ты о еде? — спросил Васин. Потом он чуть задумался, и согласился. — Вообще-то, можно было что-нибудь сожрать. Я вчера только обедал. Потом Палыч весь аппетит отбил. Что бы, действительно, такого съесть?
— Как что, уток надо потрошить, — предложил Демченко.
— Ну, это долго, — скривился Васин.
— А быстро только кошки рождаются, Коля, — скривился Демченко. — Давайте тогда, собирайте, что у кого осталось, и айда в беседку. После вчерашнего перепоя мне как-то легче на воздухе.
Харчей у народа осталось еще много, по крайней мене на завтрак хватило всем. Завтракали в беседке, под аккомпанемент все непрекращающегося дождя. Сначала настроение было тягостное. Помянули Аркадия, потихоньку, с оглядкой на Императора позлословили о возможном убийце Максимова. Но постепенно публика «разогрелась», пошли тосты, анекдоты, благо спиртного все привезли немеренно. Нашелся и еще один повод для веселья, дождь, наконец-то, начал утихать, и постепенно прекратился совсем. Резким контрастом всей этой веселой компании смотрелись супруги Зотовы. Они и сидели по разные стороны стола, и выглядели как на настоящих похоронах. Вера почти ничего не ела, только все потягивала темное, тягучее вино, 'Черный лекарь', запас бутылок, которого в багажнике 'Ланд Крузера', казалось, был неисчислим. Сам Зотов пил только водку, причем в таких количествах, что было удивительно, как он еще держатся на ногах.
Неожиданно в разговор мужчин вмешалась Вера.
— Как вы так можете шутить, когда двое ваших товарищей лежат сейчас мертвыми?! Неужели вам ничуть их не жалко, не страшно, не жутко?
Охотники переглянулись.
— Ну, Вера… Олеговна, — Прокопьев с явным трудом вспомнил отчество Зотовой. — Мы вот с Юркой, например, люди военные. Это уже у нас было и не раз. В том же Афгане. Сидишь так же вот, беседуешь с мужиками, спирт пьешь, а потом вылет, и через час его уже несут мертвым. А бывало и так, что там оставались, и хоронить было нечего…
Он замолк, а в разговор вступил Демченко.
— Мы же, Оля, тут все охотники. Это только Колька вон крови боится, а так… Животное иногда более жалко, чем человека. Я, помню, подошел одну косулю добить, нож вытащил, а она голову подняла, взглянула на меня… А глаза у них красивые, как у женщин. Так и не смог ее добить, Сомова тогда попросил.
— Все равно это жестоко, — она замолкла и отвернулась. Все немного помолчали, потом разговор невольно перешел на покойного Сомова и судьбу его турбазы.
— Да, а кому ж теперь «Дубки» отойдут? — спросил Васин, рассматривая занесенный сильным порывом ветра здоровенный дубовый лист. — Детей у Палыча не было, значит государству?
— Да хрен ему, а не государству, — неожиданно окрысился Зотов. — Я с Палычем почти договорился о продаже «Дубков».
— Это когда это? — удивился Соленов.
— Да, был разговор, дня три назад. Палыч был в городе, приезжал ко мне, кабель ему опять был нужен, электрический, времянку хотел сделать, на те вон коттеджи, восстанавливать их думал, — он кивнул головой в сторону самых разрушенных строений. — Так, подпили мы хорошо, и я его тогда почти уломал. Обещал он подумать. Сказал, что если продаст «Дубки», то только мне.
— Ну, теперь он уже не подумает, — махнул рукой Демченко. — А, в самом деле, что будет с 'Дубками'? — обратился он к Соленову. — Вы то уж, Семен Константинович, должны это знать?
— Да, а что с ними будет? Ничего. С полгода подождем, а потом выставим на торги. Кто больше заплатит, тот тут и будет хозяином.
Говоря это, Соленов пристально рассматривал что-то за спиной Астафьева.
— Это что он там делает? — спросил он, кивая куда-то вверх. Обернувшись, следователь увидел, что на крыше самого высокого здания турбазы, столовой, стоял Юра-Штурман с биноклем в руках. Он сосредоточенно, методично, осматривал окрестности. Столовая же стояла на самой вершине редкого в этих местах холма, так что отсюда сторож мог увидеть очень много.
— Юра бдит, — пошутил Васин, — бережет имущество пока неизвестных ему хозяев.
— А, как вы не гадайте, все равно я эту базу куплю, — заявил Зотов, и в этом упрямом голосе был кусочек того, прежнего Зотова.
— Да, ладно тебе, Иваныч! — засмеялся Демченко. — Тебе бы сейчас не сесть лет на десять, вот такая программа минимум.
— Хрен вам, а не барабан! — Зотов сунул руку под сгиб локтя. — Я за чужие грехи садиться, не намерен. Ни Палыча, ни Аркадия я не убивал. Не докажите. И турбазу я все равно куплю!
Тут в разговор неожиданно вмешался Прокопьев.
— А что вы это делите шкуру неубитого медведя? Турбаза отойдет к законному наследнику Палыча.
— Какому наследнику, что ты несешь? — попробовал урезонить его Соленов. — Откуда у него дети? Не было их у него никогда.
— Нет, дети то у него, наверняка были, только об этом знают одни мамаши, которых он осчастливил, — пошутил Демченко. — По женскому полу Пал Палыч был токарем высшего разряда, такие узоры нарезал в свое время!
— Ни 'какому такому', а простому! — настаивал Прокопьев. — Турбаза останется законному сыну Пал Палыча, Ивану Павловичу Суконину.
— Откуда он взялся, сын то этот? — спросил Васин.
— Оттуда! От верблюда! — настаивал вертолетчик. — Палыч, оказывается, раньше был женат на одной подруге, не здесь, еще на родине, в Минске. Произвели они с этой дамой сына, и тут же разбежались. Потом Палыч переехал сюда, женился. А сын его потом уже разыскал, через много лет. И он сюда приезжал, и Пал Палыч к нему в гости в прошлом году в Тюмень ездил.
— А ты то откуда это все знаешь? — спросил Соленов.
— А мы с сыном Палыча служили в одной эскадрилье, — пояснил Виктор. — Вот, Юрка слезет, он подтвердит. Мы как на Палыча то вышли, через Саньку Суконина, он тогда зампотехом полка у нас был, это потом в Сибирь уехал, нефтедоллары качать. Как наш полк из Крыма сюда вывели, он первым делом отца родного и отыскал. Мы ж в Гражданском стояли, а тут сорок километров от Кривова. Потом мы все втроем дембельнулись, Ванька в Сибирь уехал, я тут остался, а Юрка вон, вообще, с женой развелся, квартиру ей оставил, а сам в «Дубках» поселился.
— А Суконин то он отчего? — спросил Васин.
