никогда не стремился к тому, чтобы быть - или 'играть роль' - учителя и воспитателя. Все специалисты согласны с тем, что Хайдеггер внес огромный вклад в развитие трех важнейших проблемных областей в философии XX века: экзистенциализма, герменевтики и современной философской антропологии, хотя сам Хайдеггер решительно отказывался признать свою близость двум из них экзистенциализму и антропологии, поскольку его интересует не человеческое существование, чем заняты экзистенциалисты, и не сущность человека, которую пытаются понять философские антропологи, а Бытие. Поэтому сначала он предпочитал называть свое учение 'фундаментальной онтологией' (дистанцируясь таким образом от онтологии традиционной), а после 1950 г. предпочел отказаться и от использования этого термина для обозначения своей позиции, поскольку последний, по его мнению, слишком интимно связан с традиционной метафизикой, которую он, Хайдеггер, считал совершенно устаревшей. Более того, он утверждал, что вся прежняя философия дискредитировала себя, а поэтому сам он - вовсе не философ; предмет его интереса, собственно говоря, даже не бытие, а мышление о бытии. Причем и эти два термина Хайдеггер использует весьма неоднозначно; вообще язык его произведений (особенно поздних) больше подходит для создания поэтических образов, чем рациональной, 'теоретической' картины мира. Стиль его сочинений больше напоминает стиль причудливых поэтических творений глубоко почитаемого им Гельдерлина, чем терминологию Канта или Гегеля.
Если добавить к этому, что экзистенциализм или антропология в XX столетии тоже вряд ли были представлены философскими школами в традиционном смысле слова, то, может быть, прав автор текста о Хайдеггере в философском словаре Шмидта, изданном в 1957 г. в Штутгарте (ФРГ): 'Философия Хайдеггера и созданная им необычная своеобразная терминология были сильнейшими импульсами для современной мысли; каждый философ, да и каждый поэт и писатель, который хочет что-то сказать миру, сознательно или подсознательно полемизирует с Хайдегтером. Его философия открывает новый этап в истории европейского мышления' [1].
411
Имея в виду сказанное, обратимся теперь к идеям этого мыслителя. Но начнем все же с некоторых моментов биографии Хайдеггера.
Появился на свет будущий философ в семье южно-германских крестьян в Мескирхе 26 сентября 1889 г. Первоначальное образование, с явным креном в теологию, он получил (с 1909 до 1911 г.) в иезуитском колледже во Фрайбурге. Затем - высшее образование, со специализацией по философии и общим проблемам наук о природе и духе, во Фрайбургском университете, под руководством Г.Риккерта [2].
Тема его первой серьезной работы, которая была написана под руководством Г.Риккерта и защищена в 1913 г. в качестве докторской диссертации, - 'Учение о суждении в психологизме' [3]. Примерно в это же время он познакомился и с идеями Гуссерля (представленными тогда содержанием 'Логических исследований'). В 1915 г. Хайдеггер начал преподавать философию во Фрайбургском университете, а в 1916 г. закончил первую крупную работу 'Учение Дунса Скота о категориях и значении' [4].
1 Такая высокая оценка среди западных философов конечно же вовсе не единодушна. Например, в 'Краткой энциклопедии западной философии и философов', вышедшей в 1960 г. под редакцией английского неопозитивиста Эрмсона, сказано, что мало найдется таких модных философов, к которым была бы столь применима сказка Андерсена 'Новое платье короля'.
2 Риккерт в эти годы весьма интересовался идеями 'философии жизни' и даже опубликовал соответствующую работу - 'Философия жизни'. Не потому ли работы Хайдеггера, относящиеся к этому времени, представляют собой некий симбиоз неокантианского мето-дологизма с жизнефилософскими подходами, и по стилю и содержанию ближе сочинениям Дильтея, чем методологическим канонам неокантианства?
3 Напомним, что психологистская трактовка логики была существенным этапом в критическом преодолении в европейском философском мышлении объективно-идеалистической установки в целом и гегелевского варианта панлогизма в частности.
4 В целом, это исследование - историко-философское. Однако уже здесь можно найти определенные намеки на способ философствования, который отличает 'зрелого' Хайдеггера: он считает важной задачей создание 'транслогической метафизики' и говорит о пользе соединения философии как рационального мышления с мистическим иррациональным переживанием. Впрочем, такие настроения нельзя считать чем-то оригинальным для того времени; их вполне можно расценить и как эхо 'философского восстания' против засилья абстрактного рационализма и панлогистской идеалистической метафизики, то есть как нечто достаточно характерное для второй половины XIX столетия.
412
В том же году кафедру во Фрайбургском университете получил Э. Гуссерль, а Хайдеггер через некоторое время стал его ассистентом в 'Философском семинаре-1'. На этом семинаре, кстати, и была защищена названная выше работа [1]. Под прямым руководством Гуссерля и без особых надежд на быстрое продвижение по служебной лестнице Хайдеггер работал во Фрайбурге до 1922 г. включительно. В 1923 г. он был приглашен в Марбург экстраординарным профессором философии и, разумеется, принял это предложение. В 1927 г. он был утвержден в должности первого ординарного профессора Марбургского университета (на освободившееся место Н. Гартмана) [2], но в 1928 вернулся во Фрайбург уже как 'наследник' своего бывшего учителя Э.Гуссерля, который стал подумывать о том, чтобы уступить свое место самому достойному из учеников - ведь Гуссерлю 27 ноября 1927 г. уже исполнилось 69 лет.
В 1933 г., когда к власти в Германии пришли гитлеровцы, М. Хайдеггер вступил в фашистскую партию и был назначен ректором университета. Правда, ректором Хайдеггер пробыл недолго - только год. Но успел за это время не раз выразить горячее сочувствие идеям национал-социализма: например, в ректорской речи 3 ноября 1933 г., обращенной к студентам, он говорил: 'Не определения из учебников или 'идеи' должны быть правилами вашего бытия только фюрер, единственный, есть сегодняшняя и будущая немецкая действительность и ее закон' [3]. Можно понять, почему оккупационные власти победившей антигитлеровской коалиции после разгрома гитлеризма запрещали ему преподавание до 1951 г.!
1 Имеет смысл назвать также и другие темы, которые обсуждали в 1916 г. участники этого семинара и затем опубликовали соответствующие тексты в гуссерлевском 'Ежегоднике по философии и феноменологическим исследованиям': М. Шелер. 'Формализм в этике', П. Ф. Линке. 'Феноменология и эксперимент в вопросах познания движения', А. Пфен-дер. 'К психологии настроения', фон Гильдебранд. 'Идея нравственного поступка', Г. Рит-цель. 'Об аналитическом суждении', Конрад - Мартиус. 'К онтологии и учению о явлении реального внешнего мира', Э. Штайн. 'К проблеме вчувствования'. Эти названия позволяют увидеть общую картину проблематики, которая обсуждалась в семинаре Гуссерля.
2 Это было не просто, поскольку у Хайдеггера, по мнению министерства образования, как уже было замечено выше, 'не было достаточного научного авторитета' (то есть он не опубликовал ни одной толстой книги). Чтобы утверждение в должности состоялось, Хайдеггер был вынужден срочно подготовить к печати множество заметок, которые у него накопились к тому времени в связи с работой в семинаре и преподаванием. Так была буквально 'вытолкнута' в свет его книга 'Sein und Zeit'.
3 Текст речи сохранился в архивах Берлинского университета.
Не желая морализировать по этому поводу, я хотел бы обратить внимание на то, что германский фашизм (и конечно, европейский, и всякий другой) было бы недальновидно рассматривать лишь как пример того, как негодяи приходят к власти, создавая тоталитарные или уголовные режимы. Фашизм конечно же имел вполне серьезную и
413
вполне объективную почву в той самой Европе, в истории которой была также эпоха Просвещения, и в той стране, где творили и Гегель, и Гете. Это событие не должно оставаться пошлой констатацией факта, если есть желание понять европейскую историю как историю культуры, или если в этой истории есть что-то такое, что небесполезно было бы и нам сегодня понять. А в таком случае резонно обратить внимание не только на моральный облик фашизма, на жестокость его практики, на невысокий уровень интеллекта его идеологов, на то, что его социальной базой были лавочники и завсегдатаи городских пивных, но и на то, что фашизм одновременно предстает как феномен, ставший возможным в результате тех глубоких перемен в культуре (в общественном сознании, ценностных установках, социальной структуре), которые сначала почти незаметно происходили в отдельных ее регионах, а потом радикально преобразовали ее целиком; причем именно тех перемен, которые мы привыкли оценивать как перемены прогрессивные.
Ф.Ницше, в атмосфере чуть ли не всеобщего осуждения его взглядов как 'антигуманных', пытался привлечь внимание интеллектуалов к растущим опасностям 'массовизации' культуры, сопровождавшей послереволюционные демократические преобразования в Европе. Он увидел в демократии отнюдь не торжество всеобщей и высшей справедливости, а прежде всего угрозу для существования лучших представителей рода человеческого и в перспективе угрозу для всего человечества. Он усмотрел в торжестве 'духа демократии' исток и симптом универсального кризиса Европы.
Исторический парадокс заключается в том, что демократия как принцип социальной организации и в самом деле чревата опасностью 'перерождения', с одной стороны, в господство 'толпы', массовой посредственности, 'плебса', лозунг которого, с античных времен, - 'хлеба и зрелищ'; со свойственными плебсу преклонением перед грубой силой и столь же грубой чувственностью и с его недоверием, переходящим в ненависть, к любым высшим проявлениям духа, непонятным 'человеку массы'. Поэтому и социализм и национал-социализм равно были идеями европейской культуры. Они, так сказать, были плодами, которые выросли на одном поле. В историко-философской ретроспективе и 'реабилитация' чувственности, и трансформация 'Логоса' в 'жизненный порыв' в 'философии жизни', и 'точка зрения практики' в марксистской теории познания, и 'жизнемировая' установка у 'позднего' Гуссерля позволяют без особого труда заметить сначала постепенное, а затем все более быстрое и радикальное отклонение общего вектора европейской культуры от просвещенческой ориентации на рациональное начало, на Разум (и, во вторичном плане, на
414
рационально организованную теоретическую науку) в сторону все большей ориентации на интуицию (часто с сильным привкусом мистицизма), на массовую психологию (и, во вторичном плане, на использование в практической политике театральных и масс-медийных средств убеждения и воспитания, все более замещающих рациональную аргументацию и доказательство) [1].
Я обращаю здесь внимание на эти моменты, чтобы предупредить соблазн видеть в политических высказываниях Хайдеггера в его бытность ректором нечто в принципе противоположное общему, гуманитарному, настрою его философских идей.
Но оставим политику и займемся непосредственно философскими взглядами Хайдеггера. Для того чтобы понять их смысл и место 'фундаментальной онтологии' в истории философских идей, необходимо обратиться, прежде всего, к первой большой работе Хайдеггера, к его книге 'Sein und Zeit' ('Бытие и время'), опубликованной в 1927 г. в гуссерлевском Ежегоднике. Пожалуй, самое главное в том, что этот труд Хайдеггера знаменует собой начало 'глобального' превращения феноменологии у большинства ее приверженцев из методологической концепции, которая с порога отвергала любые онтологические построения как рецидив 'метафизики', в новую форму философской онтологии, и тем самым постепенную 'реабилитацию' метафизики [2].
На материале этой книги может быть также показана и глубокая преемственность, которая существует между 'фундаментальной онтологией' зрелого Хайдеггера со всей европейской философской традицией, включая также 'критическую' европейскую философию после-гегелевского периода, которая, стремясь преодолеть метафизику, разоблачала ее 'тайну', не столько отвергая самое существование 'идеального' в пользу 'материального', сколько объявляя несостоятельным их 'дуализм' [3].
1 Сегодня без всякого смущения говорят о необходимости создания 'имиджа' политика (появилась даже весьма недурно оплачиваемая профессия
