Расседлав коня, он в самом деле присел к огню. Большинство мальчишек обступили добычу, покачивая головами, рассматриваю шкуру и голову, прикидывая мясо и обмениваясь уже серьёзными замечаниями.
— Ну и зажарим как раз всё это, — весело сказал Резко.
— Лопнешь, — проборомтал его младший брат.
Но все в самом деле занялись мясом. Генка в этом не участвовал — он прислонился к дубу, чувствовал, как уходит лёгкая усталость и думал иронично, что в самом деле попал на совещание. Правда, пока об это ничто не говорило — кто нарезал куски, кто сидел у костра, кто слушал Андрэ, игравшего без слов, Юрз и Диман о чёмто говорили… Потом Леший, всё это время писавший в блокноте, привлёк общее внимание:
— Я соби'ался п'едложить вашему Се'гею Генадьевичу сцена'ий нового блокбасте'а по голливудским об'азцам, — Леший, нагнувшись, потыкал в мясо ножом. — Главный ге'ой — бывший штатовский мо'ской пехотинец, па'ализованный после 'анения ниже пояса, гомосексуалист. Нег', конечно, но по ве'оисповеданию — иудей. Он п'иезжает в Москву как ту'ист и, гуляя в коляске по вече'ним улицам, натыкается на скинхедов, убивающих оче'едную таджикскую девочку. Естественно, мо'пех вступается. Его избивают, цинично над'угиваются над бе'етом с символикой мо'ской пехоты. Я плани'ую кад' во весь экран — ботинок скинхеда с п'илипшими волосами и кусочками мозга попи'ает этот символ ми'а и демок'атии. Мо'пех от не'вного всплеска начинает ходить. Он возв'ащается в Штаты и соби'ает от'яд из бывших сослуживцев. Частным по'ядком они десанти'уются в Москву и начинают бо'оться за п'ава таджикских девочек, убивая г'язных 'усских тысячами. Коекто из героев, конечно, погибает под т'агическую музыку Полиду'иса, но финал оптимистичен. Подлый глава'ь скинхедов, гене'ал Иван Лермонтов, погибает от вз'ыва унитаза в собственном со'ти'е. На фоне го'ящих 'уин ва'ва'ской столицы замедленно идёт г'уппа обо'ванных и закопчёных воинов демок'атии. Впе'еди — негр, он несёт на 'уках таджикскую девочку, дове'чиво п'ильнувшую к своему спасителю. Поскольку он голубой, то ей ничего не г'озит, а создателей фильма нельзя будет обвинить в педофилии… (1) Как вам сцена'ий?
— Неплохой, — оценил Диман, всё это время усмехавшийся. — И как вас на всё хватает, Олег Николаевич?
— П'авильное питание и отдых — сек'ет нашего успеха, — Леший убрал блокнот и продолжал: — Кажется, году в 1730 — как сейчас помню — прислал к знаменитому голландскому медику Бу'гаве один богатый бездельник письмо, в котором жаловался на постоянное плохое наст'оение и п'ипадки бесп'ичинного гнева. Бу'гаве взялся его лечить, но поставил условие: пациент должен к нему п'идти один и пешком. Тот попё'ся на п'иём, шёл почти неделю, спал у кост'а, охотился — а когда п'ишёл, выяснилось, что лечиться не от чего… Так, — Леший хрустнул пальцами, — боюсь, что на этот 'аз п'идётся п'ивлечь весь от'яд.
— Ничего. Ребятам будет полезно размяться, — сказал Диман, до ставая из кармана куртки какието бумаги. — Прошу внимания! — повысил он голос. — В тридцати километрах отсюда, на границе наших земель, остановился цыганский табор… — Диман переждал звуки отвращения и продолжал: — Сергей Каширин, 8 лет, — зачитывал он, показывая фотку двух мальчишек, смеющихся в объектив; тот, что постарше, делал младшему, явно брату — оба были круглоглазые, русые и вообще похожие — 'рожки', — его брат Дима Каширин, 6 лет, пропали три месяца назад с улицы, где жили, в квартале от своего дома, в селе Талызино под Нижним Новгородом после того, как вышли погулять… Лена Баруздина,11 лет, — на фотке была очень красивая, хотя ещё и мелкая, девчонка в джинсовом платье и со скрипичным футляром, — пропала месяц назад по дороге домой из музыкальной школы на окраине Воронежа. Зоя Гуць, 13 лет, — девчонка была явной украинкой, чёрные волосы собраны в косу, весёлые карие глаза, платье колоколом от ветра, — пропала на прогулке в парке города Львова полгода назад. Все находятся в этом мотомехтаборе. Мальчиков используют для попрошайничества, девочек принудили заниматься проституцией. После освобождения разместим их на заимке у Довмы и постепенно отправим с нашими людьми по домам. Не открывая, естественно, кто мы и где всё это происходит.
— Может быть, стоит связаться с родителями, и пусть забирают? - сказал Генка. Диман покачал головой:
— Нет. У тех ещё ума хватит припрячь ментуру. Со Львовом будет труднее, но чтонибудь придумаем… А вот шестое звено пусть отдыхает — девчонок лучше не брать с собой.
— Боишься проколются? — спросил Генка. Диман невозмутимо от ветил:
— Боюсь, что проявят излишнюю жестокость.
ОЙ, ПАРАМЭЛА.
Во всём происходящем был какой-то оттенок фильма про гражданскую войну — костры в лесу, фыркают кони, негромко разговаривают люди, кто-то ходит с хворостом, и ощущение такое, что через часполтора — в конную атаку на пулемёты, печальное и пронзительное, но не страшное… А тут ещё Олег начал на гитаре у соседнего костра:
Мимо проскакал галопом кто-то, послышался голос Скачка:
— Всё, они заснули! Готово!
— Паа… кооо… няааамм!.. — пропел Диман в стороне, но Олег продолжал петь понастоящему:
Генка, перехватившись рукой за луку седла, метнул себя в седло, рывком надвинул маску, поймал стремена.
— Андрэ, кончай! Потом допоём! Марш-маррш!
