предпочла второе, возможности плейта позволили уже через пару часов достичь первой заселённой территории на сорок восьмой широте. Это было самое северное поселение людей на континенте, где они с полным правом могли именоваться «кантри».
Снизившись, мы довольно долго наблюдали бескрайние нехоженые-неезженные леса, равнины, холмы, реки, и снова нескончаемые дремучие чащи, сверху похожие на пушистый зелёный ковёр. Настоящий океан леса, раскинувшийся на сотни километров. В конце концов он сменился диковинной для этого мира картиной – маленькими квадратиками обрабатываемых полей, заплатками лугов с пасущимися лошадьми и коровами. Брейн начал запись, машина опустилась, выбрала удобное место неподалёку от деревни и зависла.
Невидимые разведчики вырвались на свободу, накрывая людское селение, проникая в дома и хозяйственные постройки, заглядывая через плечо буквально каждому жителю. Строителям – они уже сложили желтовато-смолистые брёвна в сруб, ползая по лестницам, ладили крышу. В главную для нынешней деревни мастерскую, дом кузнеца. Стареющий мастер передавал тут секреты работы с металлом трём юным ученикам, надежде этой уже довольно разросшейся человеческой колонии. К плотникам-столярам, из самого доступного материала делавшим множество самых разных необходимых вещей. К мастерицам, что плели циновки и корзины, ткали холст, вертели горшки из глины. На рудный промысел, в посуду с варящейся пищей, в колыбели младенцев – наноботы смотрели всюду.
Возле собачьей конуры у крыльца этого дома играли неуклюжие смешные щенки. Комната полутёмная даже в солнечный полдень. Селянка неопределённого возраста, сгорбившись, корпела над рукоделием, изредка отирала рукавом слёзы. Человек пять малышни по очереди хлебали жидкое варево из треснутой глиняной миски. Тут же в комнате, в углу обретались три маленьких овечки.
Солнце палило по-летнему. На опушке леса с десяток обливающихся потом мужчин конской да воловьей тягой корчевали пни, освобождая место под будущую пашню.
-«С лесом воюют – добра не жди», – с другой стороны планеты подумала мне Волчица, моими глазами видя эту картину.
-«Так начиналось и в прошлый раз. «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача». Не может человек жить в гармонии с землёй, всё ему мало, всё надо ободрать, да в рот». Джессика ответила горькой иронией.
-«Кантри губят природу, правители таунов точно так же изводят кантри. Замечательная картина!»
В лугах высоко взошли травы, настала пора косить. С опытными селянами поехали в этот раз и молодые – близнецы Робин и Робин. Косари шли рядами, широкие взмахи веером валили стеной стоявшие стебли, полуденный зной за пару часов высушивал скошенную траву.
Сперва новички тщательно следили за наклоном сверкающих лезвий. Чтобы как все – ловко и быстро, чтобы не опозориться ненароком. Чтобы косы воедино слились с крепкими жилистыми руками, вошли в ритм звенящих размеренных шорохов. Шаг – взмах, шаг – взмах.
Робины подустали на жаре. Даже если смежить веки, перед глазами юных косарей всё равно волнами колыхались высокие сочные травы. Руки-ноги налились тяжестью, все силы уходили в широкие движения от плеча до плеча.
Наконец, долгожданный отдых – кантри сделали по глотку воды, завалились на свежескошенную траву, заложив руки за голову и глядя в бездонное голубое небо, полной грудью вдыхая ароматы разнотравья, думая кто о чём.
Их поселение далеко от города, уроды последний раз наведывались прошлой осенью. Пришло немного, штук десять, все в этой земле и остались. Вдовы и матери с тех пор успели оплакать убитых сельчан, иные смогли кое-как наладить новую жизнь.
Семью близнецов беда тоже не минула: отца застрелили исподтишка, во время уборки урожая. Теперь Робины, после матери самые старшие в семье, отдыхали рядом. Почти неотличимые, одинаково одетые, одинаково веснушчатые, с облупленными от солнца носами и выгоревшими русыми лохмами. Не понять – кто брат, кто сестра.
Третий день она махала косой наравне со всеми. Третий день мужчины и парни постарше ждали, когда самозванка спасует, не выдержит тяжёлой работы. Не дождались.
Лица их с каждым часом всё больше хмурились. Ожидавшаяся потеха сорвалась, вместо того, чтобы посмеяться над дерзкой девчонкой, вышло, что она каждым взмахом своей косы безмолвно смеялась над ними. К вечеру Дафф выразил общее мнение:
-Ну, в общем, хватит. Побаловалась, и будет. Нечего тебе, незамужней, промеж нас тут тереться.
Тотчас прозвучали невнятные, но одобрительные реплики других косарей. Дафф был старше других, поседела уж половина его бороды, а шевелюра вся целиком. Авторитет. Брат с сестрой встретились взглядами. Он понурился, отвёл глаза.
Читая мысли юной селянки, я остро воспринимала её боль и возмущение несправедливостью. Года три, как она старалась приспособиться к разной работе поинтереснее, отец этого не запрещал. Наоборот, показывал близнецам, как орудовать топором, клещами или стамеской, не делая разницы между Робинами, старшими из детей.
И потом, после трагически закончившегося нападения, мать не возражала, что починить крышу или почистить печку первой вызывалась старшая дочь. А с весны маму словно подменили! Подрастали младшие дети, Робин пора выдавать замуж. «Против природы не попрёшь», – то и дело твердила она, не желая понимать, что «природа» у Робин совсем другая.
Как ни странно, нашелся и жених. Девушка никогда не думала, что может приглянуться кому-нибудь своей взлохмаченной гривой с вечно торчащей из волос соломой, конопатой физиономией и фигурой подростка неопределённого пола. Однако, приглянулась.
Мастеровой Хамберт, из пришлых, положил глаз на странную девчонку. Роби бы и не против учиться ремеслу, пойти к нему в ученики. Но только не замуж! Толстоватый, лысый, с носом картошкой на вечно красной физиономии, Хамберт никак не укладывался в образ потенциального мужа Роб.
Откровенно говоря, в этот образ вообще никто не укладывался, не помышляла пятнадцатилетняя девочка ни о каком таком замужестве. И не хотела мириться с тем, что мать принялась усиленно думать об этом за неё. Женщина почитала за великую удачу пораньше сбыть с рук бесприданницу со странностями в характере и вздорным, совсем не девичьим нравом.
Вот и публика деревенская не упускала возможности при любом удобном случае выразить Робин неудовольствие её поведением, как сейчас эти косари.
Закинув за плечо сверкающий на солнце инструмент, угрюмая девчонка в одиночестве шагала по пыльной дороге, зло подфутболивая мелкие камешки огрубевшими, как у всех кантри, босыми ступнями.
Я запомнила облик Роби, дав себе слово позже понаблюдать за нею, используя собственные возможности. Чтобы не отвлекать брейн от основной работы…
-«Как интересно, эта деревня чертовски далеко от той, которую я наблюдала двумя годами раньше, но и там и тут живут одинаково!»
Одинокая тоже заинтересовалась судьбой сельской девушки – неудивительно, они практически одногодки.
-«У них та же одежда, то же количество детей, стариков и беременных, беспрестанный труд каждый день, животные взаперти, выродившиеся потомки волков на привязи…»
Лариска, в свою очередь, проявляла особый интерес к одомашненным животным, пытаясь в их мыслях прочесть что-либо выдающееся. Пока её исследования успехом не увенчались.
Джессика закончила сбор информации о правителях и компаньонах, перешла к самой многочисленной касте таунов – нации, выходцем из которой являлась она сама. Пока тут скучная рутина и нескончаемо серые будни. Интересное можно было выискать разве что в мыслях этих людей.
Но мне любопытно, что там с Робин. Договорившись с Лариской, я вернулась к наблюдению за нею.
Беглянка взяла из дома только самое необходимое. Ножи на поясе и пращу – добыть еды и защититься, кожаную куртку и мокасины на случай непогоды, флягу с водой и кусок вяленой говядины на первое время. Ещё пригоршню табаку – вот и всё.
Прощаться не стала. Мать хотела избавиться от неё, пусть теперь радуется, а брат – у него началась взрослая, мужская жизнь, в его жалости Роб не нуждалась. Уходила огородами, чтоб никому не попадаться на глаза, специально сделала крюк. Засучив штаны, туда-сюда перешла несколько раз речку по колено в воде, сыпанула полпригоршни табаку на след с обеих сторон – запутать собак. С женишка станется организовать погоню, чем-то она ему приглянулась, никак не понять.
Усталость после рабочего дня делала шаг короче, но селянка постаралась до темноты удалиться как можно дальше на север. Направление выбрала неспроста: жить туда не ушёл бы никто. Это сейчас ещё лето, а в холодное время года одиночке вроде неё в лесу верная гибель. Уходили всегда на юг, где зимы не бывает…
Робин надеялась, что по-настоящему хватятся её не сразу. Манеру уходить на день-два в лес после очередной серьёзной ссоры она приобрела давно, и сейчас рассчитывала на силу привычки родичей. Это в первый раз её сразу кинулись искать, а когда вернулась – мать орала полдня, даже побить угрожала, на что Роб только сверкала глазами, засев на печке. После смерти отца она ни разу не позволяла к себе прикоснуться.
Последующие самовольные отлучки старшей дочери хотя и вызывали материнский гнев, но как-то уже меньший.
-Вот замуж выйдешь – тебя вожжами-то воспитают, – то и дело повторяла мать, отчаявшись приструнить своевольную девчонку.
Роби, конечно, завидовала брату, перед парнем ведь не стояла перспектива ежедневных побоев разным хозяйственным инвентарём, да кроме того ещё и сожительства со старым отвратным мужланом. Она всё сильней ненавидела собственный пол, вслух богохульствуя по поводу выбора, пятнадцать лет назад сделанного судьбою в отношении неё. Чем она провинилась, за что такое наказание?
-Смирись. Всё равно жизнь сломает, – в минуты расположения духа по-доброму советовала мать.
Конечно, все девушки рано или поздно смирялись, примеры тому всё время маячили перед глазами Робин. Публичные телесные наказания по приговору старосты были одним из немногих зрелищ, доступных любому кантри. Но куда больше жестокостей творилось за воротами домов, за закрытыми дверями!
«Не вынося сор из избы» родители почём зря пороли детей, осуществляя процесс воспитания, старшие дети при случае в кровь лупили младших, а
