Сударева Инна
Ловите принца! (Щепки на воде)
Не смотри в прошлое с тоской. Оно не вернется.
Мудро распорядись настоящим. Оно твое.
Иди вперед, навстречу туманному будущему,
без страха и с мужественным сердцем.
(Генри Уодсуорт Лонгфелло)
Часть первая
Глава первая
Наверно, всякий согласится с тем, что быть старшим сыном — это большой подарок судьбы.
Кем бы ни был твой отец, ты — его законный наследник. Если он крестьянин, тебе переходят его земля, дом и все хозяйство для жизни и процветания; если торговец, ты наследуешь его дела, капитал, торговые связи, караваны и пути; если сапожник, тебе достанутся ремесло родителя, лавка с запасом кож, шил и игл, и его клиенты; если отец твой судья, тебе в законное пользование переходят его книги, знания, почет и уважение горожан. Даже если отец твой — нищий, получай его суму и посох, и медную монету, что ждет своего часа, зашитая в полу истрепанной куртки. И каждый тогда скажет: вот наследник того-то и того-то, и никто не оспорит права наследования…
Не так было с первенцом, с наследником грозного короля страны Лагаро — Лавра Свирепого. Этого принца звали Мeлин, и ему не повезло.
Матерью Мелина была красивая и статная леди Аманда. Лавр женился на ней из-за земель, что были определены ей в приданое. Земли именовались Данн, примыкали к Лагаро с юга и славились виноградниками, богатыми садами и весьма плодородными землями. Их, а не синеглазую леди Аманду, полюбил Лавр. Про свадьбу никто ничего плохого сказать не мог: праздненство получилось красивым и пышным. Но после первой брачной ночи король словно забыл свою молодую жену: не касался ее, предпочитая постель и объятия своих любовниц.
Аманда, как и положено здоровой молодой женщине, забеременела и через девять месяцев порадовала государя и государство розовым и толстым младенцем — сыном. Все при дворе восторженно охали и ахали, восхваляя лоно государыни и прекрасный плод, который оно породило. Все, кроме Лавра. От отца-короля Мелину доставалось то же самое равнодушие, которым он одаривал его мать.
Но то, что Аманда родила наследника, изменило ее статус.
'Королева-мать' в Лагаро было более почетным и значимым званием, чем 'супруга короля'. Лавру пришлось смириться с тем, что Аманда теперь имела полное право не сидеть безвылазно на дамской половине дворца, а свободно перемещаться по дворцу и дворцовым паркам, и даже присутствовать на государственных советах и заседаниях торговой и военной палат. Она, правда, ни разу и звука не издала на собраниях, где была единственной женщиной, и сидела даже не за столом переговоров, а на специальном балконе, слушала речи выступающих и наблюдала за происходящим в зале. Однако очень скоро королева перестала посещать советы и заседания, поскольку там она не находила для себя ничего, кроме скуки, а скучать ее величество не любила. Аманду, как всякую знатную леди, с детства готовили быть верной и внимательной супругой тому, кто выберет ее себе в жены, быть заботливой матерью своим будущим детям. Ее никогда не обучали премудростям управления и дипломатии, она не умела принимать самостоятельные решения. Потому Аманда вполне правильно посчитала: будет лучше не вмешиваться в государственные дела, ибо это — удел мужчин.
Однако короля Лавра и это не устраивало. Потому, что его супруга, получив больше свобод во дворце, принялась этой свободой пользоваться по своему усмотрению. Всеми возможными способами она начала портить жизнь фаворитке государя, белокурой и длинноногой леди Корнелии. В основном это были нехитрые мелкие пакости, которые одна дама имеет возможность делать другой. Вроде подсыпки перца в пудреницу, порчи одежды и обуви, подкидывания в покои соперницы блох, мышей, ужей и так далее. Это все были мелочи, но когда мелочей много, они вполне могут обратиться в кошмар.
Леди Корнелия первое время стойко держала оборону и даже пыталась отвечать чем-то подобным, используя свое привилегированное положение. Она рядилась в яркие и пестрые платья с вызывающими декольте и разрезами в юбках, демонстрируя более аппетитные, чем у королевы, формы; на людях целовала короля в щеку и даже в губы, на балах и приемах, разодетая в шелка и золото, старалась быть к нему поближе, дабы насолить Аманде, некстати подурневшей из-за своей ревности, вечно плохого настроения и бессонных ночей.
Королева самозабвенно мстила за свою попираемую гордость: свидания короля с любовницей в парках и укромных уголках дворца часто подвергались опасности быть обнаруженными. За ними постоянно следил кто-нибудь из окружения королевы, потом доносил об увиденном Аманде, а она, пылая справедливым гневом, бросалась искать супруга и тут же выговаривала ему много нелицеприятного.
В конце концов, Лавру все это надоело. Он не привык терпеть что-либо от кого-либо. И прозвище Свирепый не просто так ему далось. В свое время из слабого и разобщенного Лагаро он соорудил крепкое и грозное государство. И сделал это, не особо разбираясь в средствах.
Король Лавр был не из тех мужчин, которые мирятся с капризами жены и с разладом в собственном доме.
Однажды, выслушав очередную порцию жалоб и вздохов от своей любовницы по поводу вздорности королевы, он решил, что пришло время положить конец проблеме.
Встав из кресла, в которое он присел, чтоб насладиться бокалом красного вина, король, громыхая тяжелыми рыцарскими сапогами, прошел на половину супруги.
В это время две придворные дамы помогали Аманде укладывать и украшать волосы.
Лавр по-львиному рявкнул на них 'вон пошли! , дождался, пока девушки бегом уберуться из комнаты, и ступил к супруге. В его взгляде полыхала звериная ярость.
Аманда здорово перерусила — у нее даже в глазах потемнело, а где-то в позвоночнике все наполнилось слабостью и липким холодом. Но она и вида не подала, что боится, лишь плотно, до боли в костяшках, сцепила вместе пальцы руки, напомнила сама себе, что она королева, гордо впрямила спину и высокомерно спросила нависшего над ней супруга:
— Что тебе нужно?
— Ур-рок тебе приподать! — прорычал Лавр и, больше не говоря ни слова, со всей силы ударил королеву по щеке.
Аманда тонко ахнула, отлетая к голубой в золотые розы стене, а, упав, больше не пошевелилась. Рассыпались по полу жемчуг и бирюза из ее порвавшихся бус, жалобно зазвенел, катясь под кресло, тонкий обруч серебряной короны.
— Оставь Корнелию в покое! — прогрохотал король над Амандой и вышел из комнаты так же стремительно и шумно, как и вошел: он был уверен, что проблема 'жена-любовница' уже решена.
Аманда тихо и неподвижно пролежала на своих узорчатых коврах около получаса, пока наконец дамы ее свиты, испугавшиеся грозного короля, осмелились вернуться в покои. Они попытались привести королеву в чувство, и только тогда увидели, что она мертва: ее изящная шея не выдержала сильного удара о стену и переломилась…
Так принц Мелин, наследник престола, имея всего два года от роду, стал сиротой. И можно было бы сказать, что круглым сиротой. Потому что после смерти леди Аманды Лавр совершенно перестал обращать внимание на сына. Может быть потому, что, видя малыша, грозного короля начинала мучить совесть?
Словно понимая, какое несчастие с ним приключилось, мальчик теперь плохо спал, плакал почти каждую ночь, изводя своих нянюшек. Лил слезы он и днем: даже в парке, во время прогулок иногда вдруг садился на траву и начинал плакать. Но не ревел, а еле слышно всхлипывал и пускал влагу из глаз по щекам в два ручья — так Мелин горевал по маме, которая почему-то не приходила с ним играть. Он похудел, побледнел, стал вялым и печальным, а по дворцу поползли всякие разговоры о том, что король сгубил нелюбимую супругу, а теперь и сына решил заморить.
Лавр приказал убрать мальчика из королевского дворца, чтобы не видеть самому и не давать видеть другим страдающего ребенка.
Мелин и вся та прислуга, что ему полагалась, переехали в дальнее поместье государя — в Кленовую усадьбу. Туда Лавр уже давно не заглядывал и не планировал заглядывать. Поэтому и посчитал, что усадьба вполне годится для того, чтоб разместить там нелюбимого сына. Да-да, похоже после смерти Аманды, нелюбовь Лавра к ней никуда не делась, а перешла на Мелина, маленького, глупого и бессловесного ребенка.
В этой своеобразной ссылке крохе-принцу было не так уж и плохо. Из мрачной и враждебной атмосферы королевского дворца он попал в дружелюбный и простой мир деревни, где все, от дворника и садовника до дворецкого и управляющего, оказались ему рады и принялись всячески пестовать малыша.
Все то время, пока принц жил и рос в Кленовой усадьбе, он никуда не выезжал, никто не приезжал к нему. Только наставники сменялись. Один учил принца грамоте, письму, пению и танцам, второй — математике и астрономии, третий — истории и географии. Был и еще один учитель — высокий, худощавый и совершенно седой мастер Герман. Его Мелин просто обожал. Герман учил его самому главному: верховой езде, фехтованию, рукопашному бою и стрельбе из лука! И вот что принц полюбил сразу и всей душой — драки на палках и на кулаках! Даже получая на орехи во время каждого занятия от довольно сурового наставника, мальчик не терял интереса к искусству 'мордобоя'. Учитель был строг, но учеником оставался доволен: принц обладал прекрасной реакцией, послушно отжимался и подтягивался, прыгал и бегал длинные дистанции, стараясь сделать свои мальчишеские мышцы сильнее и больше, а в бою не желал сдаваться даже тогда, когда Герман сбивал его с ног, хватал поперек, поднимал вниз головой и тряс, заставляя просить пощады.
— Умру, а не сдамся! — пыхтел Мелин, сверкая глазами, и выворачивался, старался укусить учителя за колено.
Герман в такие минуты хохотал и сам сдавался, говоря:
— Уступаю вашему упрямству, мой крошка-лорд!
Любил мальчик и прогулки верхом. Правда, он никогда не выезжал за пределы усадебного парка, но все равно в те минуты, когда несся на низкорослой белой лошадке, игнорируя тропки и дорожки, очень радовался, ощущая себя свободным, как птица.
