посидели, затем Катя моя спать пошла в светлицу, к девушкам.
– А сам где спал? – продолжил допрос Терлецкий.
– На сеновале, с мужиками. Один всю ночь песни орал.
– Пьяный?
– Веселый. Поет хорошо, только спать мешал. А поутру к Денису Кондратьевичу позвали – одел его, умыл. Тут и Катя проснулась, прислуживать за столом ей помогал. Князя убитого нашли, так я с вами был, помните?
– Помним, – ответил Терлецкий. Похоже, дядька ни при чем. – Барина твоего под стражу берем.
– Я не убивал! – закричал Тучин.
– Все так говорят, – протянул Киросиров. – В тюрьме ты у меня быстро сознаешься!
– Если желаете, слугу можем при вас оставить. Тоже под арестом, – предложил Терлецкий.
– Видеть его не желаю, – неожиданно заявил Тучин.
– Надо запереть негодяя! Ваше высокопревосходительство, одолжите денщика, чтоб пока поохранял? – обратился Киросиров к Веригину. – На пару часиков, я исправников уже вызвал.
– Да я уезжать собрался! Мост починен, что попусту время терять, – ответил генерал. Веригин хотел поскорее покинуть этот дом. Видеть, как Элизабет арестовывают, а потом допрашивают, было бы мучительно.
– Ваше высокопревосходительство! До окончательного расследования всех обстоятельств смерти князя Северского, девицы Анастасии Петушковой и польского дворянина Шулявского я просил бы вас, как и всех остальных, остаться здесь, – Терлецкий произнес свою речь официальным тоном, чтобы подчеркнуть: это – не прихоть, так велят интересы следствия.
– Меня, что ли, подозреваете, Федор Максимович? – удивился генерал.
– Нет, но вы свидетель. Такой же, как все остальные. Побудьте пока в поместье, очень прошу.
– Ну раз для дела надо, как отказать!
Роос уже вытащил из футляра все, что там лежало. В пустом деревянном ящике что-то заблестело. Рухнов пододвинул футляр к себе и внимательно осмотрел внутренность.
– Гришка, свечу подай, – попросил Михаил Ильич. – Господа, тут табличка прикручена, а на ней надпись. 'Маркизу д'Ариньи в дар от любящей супруги в день сорокалетия'.
– Д'Ариньи, д'Ариньи… – повторил Терлецкий. – Где-то я про него слышал.
– Не помните? – удивился Роос. – Я вчера рассказывал.
– Вы столько рассказываете, удивляюсь, как сами-то помните, – ехидно заметил переводчик.
– У супруги Д'Ариньи на балу в Париже серьги украли вместе с пистолетами.
– Пистолеты лежали в футляре? – уточнил Киросиров.
– Да, – подтвердил Роос.
– Похоже, футляр мы нашли, – задумчиво произнес Терлецкий.
Михаил Ильич снова тщательно осмотрел пустой ящик.
– А сережек нет.
– Получается, маркизу обокрал Шулявский, – понял Федор Максимович.
– Заметьте, сережки раньше Северским принадлежали. – У Тоннера начался бурный мыслительный процесс. – А Шулявский мост поджег, чтобы на свадьбу попасть…
– Жаль, не допросишь, – расстроился Терлецкий.
– Кшиштофа надо допросить, – подсказал Тоннер. – Что-нибудь да знает.
Глава пятнадцатая.
– Пан, двор, телега, мухи. – Кшиштоф не давал Терлецкому и рта раскрыть. Вошел и повторял с возмущением четыре слова.
– Гришка, найди Петушкова, – понял наконец Киросиров. Ох, и нерадив управляющий Северских! – Я же велел Шулявского в ледник убрать! Что за безобразие: я битый час ждал телегу, теперь труп посреди двора валяется.
– Уберут твоего пана, не волнуйся, – успокоил поляка Терлецкий.
– Добже, добже, – сказал Кшиштоф.
– Вот что скажи, любезный, пан твой, чем он промышлял?
Слуга непонимающе уставился на Федора Максимовича. Генерал, ранее освоивший премудрость общения с Кшиштофом, поспешил помочь:
– Шулявский богатый?
– Не! Бедный, бардзо бедный! Матка хвора, брат хворы, бардзо хворы, не ходить. Пан кормить.
– Пан старых женщин любить? – вспомнив разговор Шулявского с княгиней, предположил Тоннер.
– Бардзо кохать. Графини, маркизы. Много старух кохать. Они подарунки делать, деньги давать.
– Пан воровать?
Кшиштоф замялся.
– Редко. Когда старухи денег не давать.
– Карты пан честно играть? – спросил Тучин, который так и стоял под штыком денщика в столовой.
– Не честно.
– Я же говорил! – воскликнул Тучин.
– А не надо крупные ставки делать, – поучающе посоветовал Терлецкий.
– Пан тасовать мочь, – перечислял грехи покойного хозяина Кшиштоф, – любая карта, когда надо. И колоды делать!
– Как это? – не понял Роос.
– Шулера еле заметные пометки на картах делают. Не на картинке, на рубашке. Крапленой колода становится, – пояснил Федор Максимович.
– Хороший попутчик нам попался! – воскликнул генерал. – Будет что вспомнить!
– Такого и убить не грех, – ввернул Тучин.
– Признаться надумали? – быстро спросил урядник.
– Нет, – ответил Тучин, – это я так, к слову.
– Советую признаться, – не унимался Киросиров.
– Советую найти убийцу. Троих уж нет, а вы невинных задерживаете! – парировал Тучин.
– Серьги пан крал? – спросил Терлецкий.
– Серьги? – Кшиштоф не знал такое французское слово.
Терлецкий стал дергать уши, пытаясь объяснить, но слуга не понимал.
– В трофейной висит портрет. Показать можно, – напомнил Тучин.
Терлецкий неожиданно для себя благодарно на него посмотрел.
– А ну-ка пойдем. – Федор Максимович взял за руку Кшиштофа и повел за собой.
Все заинтересованно последовали за ними. Никогда доктор не видел такой массовости при расследовании убийств!
– Смотри! Красть пан эти серьги? – показывая то на портрет, то снова на свои уши спрашивал Терлецкий.
– Не знаю! – ответил поляк.
Тоннер решил задать вопрос по иному:
– Видел серьги?
– Видел, – обрадованно подтвердил Кшиштоф.
– Где?
– Пан матка показывать, говорить, скоро богатым буду.
– Когда?
– Больше месяц, очень давно. Сказал, женщина найдет, Элизабет, очень богатым буду.
– Элизабет, ничего не путаешь? – Терлецкий от волнения закружил по трофейной.
– Элизабет! – с уверенностью подтвердил Кшиштоф.