Как бы мы ни хотели проявить ведомственное начало, мы, люди, работаем и уходим, а учреждения и порядки в наших учреждениях должны оставаться. Поэтому я просил бы понять мою точку зрения не как ведомственную.
Почему не может быть принята статья З0? Что вытекает из этой статьи? Во-первых, что решения судебных органов, в том числе Верховного суда СССР, могут быть отменены Президиумом Верховного Совета СССР. Это означает, что правосудие в нашем государстве не кончается в судебных органах. Это первое положение, которое вытекает из этой статьи.
Второе положение — что Президиум Верховного Совета Союза ССР наделяется судебными функциями. Надо ли нам устанавливать такое положение? Ведь законодатель издает законы и следит за их исполнением, — это его высшая функция как высшего органа государственной власти. Устанавливать же такое положение, чтобы законодатель издавал законы, следил за их исполнением и сам исполнял, нельзя. Функция законодателя более высокая, нежели функция правосудия. Нельзя смешивать функции одного порядка, с высшими государственными функциями — издание законов и наблюдение за точным их исполнением».
К. Е. Ворошилов, внимательно слушавший оратора, вдруг вставил реплику: «А если эти функции высшего государственного органа, которым у нас является Верховный Совет, а в период между сессиями — его Президиум, захватываются Верховным, но не Советом, а судом, тогда на авансцену выступает прокурор, который следит за законностью. Я думаю, что товарищ Руденко имеет в виду это.
Нечего греха таить: суд позволяет себе иногда законодательствовать, и вы эти случаи знаете, когда вместо трех лет наказания за проступок дают 25 лет. Вы очень хорошо, с большим подъемом говорите, но нужно иметь в виду и такие случаи. А как здесь быть?»
Волин дипломатично ответил на этот вопрос: «Если это имеет место, хотя бы в отдельных случаях, то это, Климент Ефремович, глубоко неправильно, и мы сделаем соответствующие выводы.
Продолжаю: может быть, действительно полезно было бы принять такое Положение, которое предлагает товарищ Руденко, и отступить от Конституции. Может быть, это диктуется жизнью? Но мне думается, что не следует изменять Конституцию, в этом нет никакой необходимости».
Затем Волин подробно остановился на том, как Президиум Верховного Совета СССР осуществляет руководство Верховным судом СССР и направляет его деятельность. Он назвал три основные формы руководства: заслушивание докладов и отчетов об исполнении законов, истолкование законов, обязательное для всех судебных органов, и осуществление помилования. Помимо этого есть еще партийное руководство в лице ЦК КПСС, которое наблюдает, контролирует деятельность Верховного суда СССР.
«Надо ли еще устанавливать в проекте Положения те формы, о которых говорит товарищ Руденко? Я думаю, что этого делать не надо. Мы все подчиняемся нашей центральной власти, центральному партийному руководству. Нужно ли искусственно (я здесь далек от упрека в адрес товарища Руденко), с ведомственным уклоном формулировать этот вопрос? Это не только в нашем государстве, но и за границей будет воспринято как некоторый отход от демократических начал в осуществлении советского правосудия. Статья 30 тянула бы нас в этом отношении, то есть в части демократического устройства нашей судебной системы, назад. Вот почему мы решительно высказываемся против этой статьи проекта».
Далее Волин подробно изложил свое мнение о том, каким образом Генеральный прокурор может влиять на принятие более правильного решения по судебным делам: личное участие в заседаниях Пленума Верховного суда, внесение на рассмотрение Пленума вопроса о направлении судам соответствующих руководящих указаний, повторная постановка того или иного вопроса на рассмотрение Пленума Верховного суда, внесение представлений в Президиум Верховного Совета. В этом случае Президиум Верховного Совета вправе истолковать закон иначе, чем его истолковал Пленум Верховного суда.
«В наших законах достаточно положений, — заключил Волин, — чтобы направить дело суда, не употребляя формулировок, противопоставляющих закон Конституции. Вот почему мы просим статью 30 проекта Положения исключить, потому что в такой формулировке она неправильна».
Выступивший вслед за Волиным министр юстиции СССР К. П. Горшенин говорил обтекаемо. С одной стороны, он сказал, что статью 30 в том виде, в каком она представлена, принимать нельзя. В то же время заметил, что Волин не прав, приписав докладчику какой-то ведомственный подход. По его мнению, наделение Президиума Верховного Совета СССР функцией рассмотрения протестов не противоречит Конституции. Закончил же он тем, что заявил: «Вряд ли нужна статья 30, ибо это приведет к смешению и к некоторому перекосу во взаимоотношениях, установленных в государственном устройстве».
После выступления министра юстиции члены Президиума начали обсуждать проект Положения о прокурорском надзоре. Причем в подавляющем большинстве вопросы касались именно «злополучной» 30-й статьи.
Руденко нашел своего горячего сторонника в лице председателя Президиума Верховного Совета Украинской ССР Д. С. Коротченко. Тот сказал: «У меня замечание по статье 30, которая вызвала здесь дискуссию. Некоторые товарищи называют это перекосом, говорят, что это положение неправильно. Я же считаю, что эта статья правильно предлагается и правильна точка зрения Руденко». И далее: «Мне кажется, что товарищ Волин спорит сам с собой, когда он говорит, что нельзя принимать статью 30, как она предлагается, ибо это противоречит Конституции, умаляет достоинство Конституции, превращает Президиум в судебный орган, якобы претендующий на подмену Верховного суда СССР. Товарищ Волин говорит, что достаточно того, что прокурор будет присутствовать на заседании Пленума Верховного суда и может там опротестовать его неправильное решение... Представим худший вариант: Пленум Верховного суда в присутствии прокурора принимает неправильное решение. Прокурор выступает, но с ним не соглашаются. Что же дальше? Президиум ничего не будет знать. Именно потому, что законом прокурор обязывается присутствовать на Пленуме, прокурор может поставить вопрос, что Пленум принимает неправильное решение по принципиальному вопросу, на Президиуме Верховного Совета. Иначе выходит, что Президиум — это какая-то инстанция невмешательства. Это неправильно. Президиум есть Президиум, прокурор есть прокурор. Прокурор должен присутствовать на заседании Пленума, вносить свои предложения, а если с ним не согласятся — войти в Президиум. Президиум уже будет решать. Я считаю, что такая постановка правильна».
Поддержал Руденко и член Президиума Верховного Совета СССР Озолинь, сославшийся на то, что каждое решение Верховного суда есть в известной мере толкование закона. Если толкование будет противоречиво, то Президиум может отменить такое решение, поэтому статья 30 является правильной.
После Озолиня выступил председатель Президиума Верховного Совета РСФСР, заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР М. П. Тарасов. Сделав ряд замечаний по другим статьям проекта Положения (8 и 16), он высказал свое отношение и к «знаменитой» 30 статье: «Считаю, что нельзя статью 30 принимать в такой редакции, какую она сейчас имеет. Мы не можем собой заменить высшую судебную инстанцию — Пленум Верховного суда СССР. Это будет очень опасно, если исходить из нашей Конституции. Стало быть то, о чем говорил товарищ Волин, резонно».
«Как я себе представляю прохождение всех протестов? — продолжал он. — На Пленуме Верховного суда принимаются решения по персональным делам. Положим, прокурор настаивает, что человека надо осудить, а Пленум решил немного иначе. Прокурор после этого входит с протестом в Президиум, просит отменить постановление суда, так как считает неправильным, что его предложение не было принято. Вот я и спрашиваю, в каком же положении мы окажемся? Это значит, что мы должны рассматривать от начала до конца все уголовные дела...»
Секретарь Президиума Верховного Совета Н. М. Пегов поддержал Руденко, сказав, что статью 30 Положения надо оставить, но слово «опротестовать» заменить на другое, и что надо постараться «внести новую формулу». Пегов подчеркнул, что нужно поставить прокурора не в такое положение, что хочет он — вносит, а не хочет — не вносит протест, а чтобы он «вместе с Верховным судом отвечал за неправильные решения Верховного суда».
С обстоятельной критикой представленного проекта выступил член Президиума Верховного Совета СССР, председатель Совмина Литовской ССР М. А. Гедвилас. Он сказал, что Положение о прокурорском надзоре необходимо, прежде всего, дать на заключение Комиссиям законодательных предположений, поскольку в нем имеется «ряд существенных недостатков». В статье 2 он предложил сослаться не только на Конституцию СССР, но и на конституции союзных и автономных республик. В этом его поддержал и Ворошилов. Далее Гедвилас предложил предусмотреть в Положении защиту прокурором прав и законных интересов общественных организаций, предприятий и учреждений, расширить права прокурорского надзора в судебном производстве. У него возникли сомнения в необходимости создания так называемых межрайонных прокуратур. Он предложил также передать Положение на утверждение Верховного Совета СССР. «Если этого не сделать, получится такое положение, что акт, устанавливающий порядок прокурорского надзора за соблюдением законов, не будет являться документом, исходящим от высшего органа власти — от Верховного Совета СССР». Гедвилас не поддержал Руденко в установлении 23-летнего возраста для прокурора района, заявив: «Если прокурор будет более старшего возраста, то от этого правосудие только выиграет». В то же время Гедвилас согласился с Руденко, что необходимо оставить в проекте статью 30, только слово «опротестовывает» заменить словами «входит с представлением».
Выступивший на заседании член Президиума Верховного Совета С. М. Буденный также фактически поддержал Руденко по поводу статьи 30 Положения, но только чтобы вместо слова «протест» подобрать более приемлемую формулировку. «Но несомненно, что прокурор обязан это сделать. Иначе что же получается: прокурор присутствует ради того, чтобы присутствовать?! Впечатление у меня такое, что Верховный суд хочет ускользнуть от этого надзора. Ведь нельзя же представить, что если суд исказил и нарушил закон, то так это и должно остаться».
Не понравилась Буденному и формулировка статьи, предусматривающая, что работникам органов прокуратуры присваиваются классные чины. Он сказал: «Эта формулировка режет ухо. Нельзя ли сказать не «чины», а звания, например».
Р. А. Руденко с места объяснил: « Это уже установлено Указом Президиума Верховного Совета СССР».
Буденный продолжал: «Непривычно для слуха это слово «чины». Но, если это уже принято, то тогда возражать не приходится».
После Буденного слово взял председатель Президиума Верховного Совета Карело-Финской АССР и заместитель председателя Верховного Совета СССР О. В. Куусинен. Согласившись, что формулировка статьи 30 проекта «неподходящая», потому что обращение прокурора в Президиум Верховного Совета не может называться протестом, он предложил свой вариант, признав, что он «несколько беспомощный», но все же просил обратить на него внимание: «Я предлагаю сказать примерно так: если постановление Пленума Верховного суда СССР не соответствует Конституции СССР или Закону СССР, то Генеральный прокурор может войти в Президиум Верховного Совета с представлением о даче необходимых указаний Пленуму Верховного суда СССР. Это уже не будет протест, а будет представление. Мне кажется, что именно такую мысль и следовало бы отразить в проекте Положения».
Последним выступил председатель Президиума Верховного Совета Литовской ССР Ю. И. Палецкис. «Действительно, какой-то выход нужно найти, потому что обе стороны заинтересованы в правильном решении вопроса, — начал он. — Положим, Генеральный прокурор может возбудить протест, а Пленум Верховного суда, если он считает действия Генерального Прокурора неправильными, также может обратиться в Президиум. Возможно такое положение? Вот об этом надо подумать. Товарищ Горшенин убедительно сказал «опротестовывает». Это никак не годится... Значит, мы должны превратиться в орган «сенаторный». Мы не можем брать на себя этих функций. Есть ли в этом необходимость? Я думаю, нет».
Поскольку после Палецкиса записавшихся больше не оказалось, Ворошилов прекратил прения и дал заключительное слово докладчику Р. А. Руденко. Согласившись с некоторыми прозвучавшими на заседании предложениями, Роман Андреевич, несколько поспорив с Пеговым, Буденным, Палецкисом, Гедвиласом, Тарасовым по поводу их предложений, основной упор сделал на возражениях своего главного оппонента Волина. Он сказал: «Товарищ Волин вступил в противоречие с собой, ибо он говорит, что Пленум Верховного суда и повторно может не согласиться с Генеральным Прокурором. Тогда я спрашиваю — как же быть? Значит, я должен войти с представлением в Президиум Верховного Совета. И нечего нам пугаться, что вся заграница будет говорить об этом, вся наука восстанет против этого. Наоборот, я думаю, что наука воспримет это положение, как правильное. В заключение хочу сказать, — продолжал Руденко,
