волка зелены глаза; повалили, раскрошили, словно дерево гроза, повалили, раскрошили, только ножки пощадили. Только ножки да рога мать игуменья собрала. Жарко свечка запылала, свечка чиста четверга. 1907 г. (Э. Паперная) Смрад от козла пошел.
Пахкий, жёглый смрад. Заегозила старуха: «Ух, хорошо. Люблю».
А козел бычится, копытом в брюхо: «Уйду я от тебя, наянила ты мне. В лесу шишки сосновые, дух зёмный, ярый».
Убег,
копытами зацыкал, аж искры пых, пых.
А в лесу волк сипит, хорхает, хрякает, жутко, жумно, инда сердце козлятье жахкает.
Заскрыжил волк зубом; лязгавый скрып, как ржа на железе.
Хрякнул,
хрипнул,
мордой в брюхо козлятье вхлюпнулся, — кровь тошная, плевкая, липкая.
Гонит старуха, рыдом ревет, рожки да ножки козлятьи собирает,
тонкие, неуёмные...
1909г. (Э. Паперная) Убивалась старуха над козликом серым (Плачь, чтоб тебя разорвало!). Рожки целует (ну и манеры...). Тьфу, даже мне жалко стало. И чего смотрела старая дура? Убежал ведь под самым носом. Ну, а в лесу, брат, волки не куры, Неприкосновенность личности у них под вопросом. Любила, отдавала последнюю крошку Да волкам козла и скормила. Оставили бабушке рожки да ножки. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . С волчьей стороны и это очень мило. 1910 г. (Э. Паперная) Был старый дом, дом обветшалый, был старый дом меж темных лип, там, где река образовала свой самый выпуклый изгиб. Где старый дуб шептался глухо и флиртовала с ним лоза. А в доме том жила старуха и с нею серая коза. Коза казалась изваяньем иль отражением небес. Томима сладостным желаньем, она ушла однажды в лес. Был серый волк меж лип старинных, жестокий волк среди дубов, и близость чьих-то длинных, длинных красиво загнутых рогов. Мерцали розовые ножки на свежей утренней траве, и жалобно висели рожки средь окровавленных ветвей. 1911 г. (А. Финкель)