Он не дал Амелии закрыть умершей глаза. Он гладил лицо жены, которое становилось все бледнее и бледнее, целовал ее руки и плакал не скрываясь.
Отлепившись наконец от стены, Франсуа двинулся к выходу.
– В другой раз будьте поосторожнее, – буркнул он на прощание. – Из-за вас едва не погибли люди.
Никто не ответил ему, да он и не ждал ответа. Во дворе он вскочил на лошадь, не сразу попав ногой в стремя, подождал, пока его подчиненные тоже поднимутся в седло, и маленькая кавалькада двинулась обратно к укреплениям.
Глава 6
Оливье не спал всю ночь. Незадолго до рассвета, в последний раз обойдя часовых, он наконец вернулся к себе и попытался уснуть, но едва он закрыл глаза, как снаружи послышался какой-то шум, и через минуту на пороге показался Арман. Судя по всему, шевалье находился не в духе, потому что он хлопнул дверью гораздо громче обычного.
– Что-то не так? – спросил виконт, зевая. – Опять синие?
Арман сел на свою кровать. Лицо у него было угрюмое.
– Я только что узнал, – сказал он. – Англичане близки к тому, чтобы взять Тулон.
Оливье вздохнул.
– Тулон находится на другом берегу – средиземноморском. Какое отношение это имеет к нам?
Арман ответил не сразу.
– Я думаю о том, что будут о нас говорить после этой войны, – наконец промолвил он. – Разве ты не видишь, что происходит? Англичане хотят отобрать у нас все порты, притворяясь, что помогают делу роялистов. Тулон, Дюнкерк – это же все звенья одной цепи! Они хотят по-прежнему властвовать на море и чтобы мы были слабой, униженной державой… а мы? Мы помогаем им – по своей воле! Я чувствую себя предателем, Оливье. Я променял свою честь и родину на пустые слова… и ведь я знаю, что, когда все кончится, когда Дюнкерк будет во власти герцога, англичане отделаются какой-нибудь мелочью, полком людей или деньгами, которых заведомо не хватит для наших целей. И это сводит меня с ума! Получается, что эти оборванцы, синие, бывшие конюхи, жалкие адвокаты, все они лучше нас, потому что можно говорить что угодно, но они защищают страну. Но я не могу быть на их стороне! На стороне людей, которые сажают в тюрьмы детей и посылают на казнь женщин! Это бесчеловечно!
– Успокойся, Арман, – проговорил виконт. – Ты забываешь, что их страна – не наша страна.
– Да, но и та страна и эта называется Францией, – возразил Арман. – И как их разграничить? Что, двадцать лет назад, при королях, страна была одна, а потом стала другая? Или я должен повторять, как некоторые выжившие из ума старики в Кобленце, что революция – это какой-то заговор, который возник из ничего? Химера, мираж? Почему же мы столько боремся с этим миражом и не можем его одолеть? А если мираж – вовсе не они, а ты, я и герцог Йоркский?
Оливье хотел обратить все в шутку и сказать, что кто-кто, а герцог Фредерик точно не является миражом, но тут в дверь постучали, и виконт понял, что теперь уже ему не уснуть до самого утра.
– Войдите! – крикнул он. – Чтоб вас черт побрал, – вполголоса добавил он.
Арман мрачно покосился на вошедшего Робера де Ларсака. Бывший командир Оша ухмыльнулся и перевел взгляд на лежащего Оливье.
– Господин виконт, вас не затруднит пойти со мной? Солдаты графа Бэйли задержали одну особу, которая выбралась из Дюнкерка. Бэйли решил, что она шпионка, и принялся сам ее допрашивать, но с его французским… – Ларсак ухмыльнулся еще шире. – Я только что случайно узнал о ней, потому что Бэйли вбил себе в голову, что ее послали синие. Она говорит, что искала вас.
– Как ее зовут? – вмешался Арман.
– Она говорит, что ее зовут Тереза, маркиза де Доль, – объяснил Ларсак. Оливье поднялся с постели и стал натягивать мундир. – Весьма запоминающаяся особа, и на лице у нее, – он показал, – вот такой шрам.
Друзья переглянулись.
– Когда я видел ее последний раз, у нее не было никакого шрама, – промолвил Арман. Он уже забыл о своих терзаниях, потому что его переполняла тревога за Амелию. Откуда у Терезы на лице шрам? Неужели на их дом напали эти мерзавцы, и Терезе пришлось бежать?
Граф Бэйли, которому герцог Йоркский поручил заняться отловом шпионов и вообще подозрительных людей, расположился в маленьком домике среди дюн. Раньше здесь жили охотник-фламандец и его сынишка, и они могли считать удачей, что их не вышвырнули из собственного дома, а милостиво разрешили ютиться в сенях – при условии, что они не будут слишком часто попадаться господину графу на глаза.
Войдя в дом, Арман сразу же услышал голос Терезы, которая яростно с кем-то спорила. Ординарец не хотел их пускать, но Оливье просто оттолкнул его плечом и вошел.
– Наконец-то! – вскричала Тереза. – Оливье, это вы!
Маленький кругленький граф Бэйли, который больше всего смахивал не на аристократа, а на актера- комика, надулся. Он уже мысленно рисовал себе, как герцог расхвалит его за поимку шпионки, которая выдавала себя за маркизу, и нате вам…
– Ви знать эта сьпион? – на прескверном французском обратился он к виконту.
– Да-да, – подтвердил Арман, подражая его выговору. – Ми знать. Ви не изволить волноваццо, господин граф!
Робер де Ларсак прыснул, но тотчас принял серьезный вид. Оливье же, увидев изуродовавший Терезу шрам, на мгновение изменился в лице – и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы улыбка тотчас же сползла с ее губ.
– Госпожа маркиза, что случилось? – вмешался Арман. – На вас напали? Откуда у вас это… это… – он вовремя сообразил, что не стоит говорить женщине о шраме, и запнулся.
– Я узнала о планах синих, – проговорила Тереза. – Они собирались взорвать корабль. Я пыталась им помешать… Но меня ранили.
Она умоляюще поглядела на Оливье. Ведь все это она делала только ради него и ждала теперь хоть слова ободрения; но Оливье молчал и смотрел в сторону.
– Все этта отшень кароши, – объявил Бэйли. – Господин виконт, ви удостоверять, что это тот женщин, который ви знать?
– Да, – тихо проговорил Оливье, – это она.
– Тогда я заняться други люди, – важно сказал граф и позвонил в колокольчик. – Ви свободен, мадам. Стивен! Ведите сюда остальных.
– Скажите, – проговорил Арман, понизив голос, – а с остальными, которые в городе… – он перехватил взгляд Оливье. – С госпожой де ла Трав и ее мужем все в порядке?
– Да, – ответила Тереза, – она скоро должна родить.
– А с госпожой графиней? – решился он.
Тереза собиралась ответить колкостью, что Амелия относится к тем людям, с которыми никогда ничего не происходит, но тут солдаты ввели пойманных возле города подозрительных граждан. Граждан было четверо: крестьянин с испуганным лицом, сельский священник в потрепанной рясе, какая-то старуха с корзинкой и хрупкий красивый юноша в черном, вокруг шеи которого был в несколько оборотов повязан белый платок. При виде юноши глаза Терезы засверкали.
– Ах! – воскликнула она, – это вы! Как поживаете, гражданин Равенель? – И она сделала задержанному издевательский реверанс.
– Ф чем дело, сударыня? – спросил Бэйли.
– Вам повезло, господин граф! – задорно крикнула Тереза. – Вы задержали синего! – Она вытянула руку, указывая на юношу. – Вот он! Это Жюльен Равенель, депутат Конвента!
Бэйли озадаченно моргнул. Что до Армана, то он тоже испытывал некоторое изумление. Ему казалось, что депутат Равенель, известный своей суровостью, должен быть желчным, разочарованным в жизни государственным мужем лет сорока или около того. А тут – не угодно ли – какой-то темнокудрый юнец, изящный, как картинка, и одетый, как истинный аристократ.
– Ви и в самом деле Равенель? – спросил Бэйли. – Депут… депют… – он споткнулся о слово «депутат» и побагровел.
– Может быть, вы сначала выучите французский язык, гражданин? – предложил юноша. – Тогда и
