работает и какой именно урон она успела нам нанести. Эти сведения могут дорогого стоить.
– Скорее всего, она шпионка этого Сибулетта, – с отвращением ответил Оливье. – Жаль, что мы не можем до него добраться и свернуть ему шею.
– Да, мне известно, что он прячется от всех, – подтвердил человек, полтора часа назад евший гуся за одним столом с Сибулеттом. – А если это вовсе не Сибулетт, а… берите выше, господа?
– Робеспьер? – подскочил на месте Арман. – Вы что, хотите сказать…
– Я хочу сказать, что пока мы ничего о ней не знаем, – объяснил Ларсак. – Пока нам известно, что она не та, за кого себя выдает, и к тому же наверняка шпионка синих. Но шпионы бывают разные, господа. Как по-вашему, она любит деньги?
– Не знаю, – угрюмо ответил Арман. Он представил себе, как Амелия получает за предательство жалованье из рук какого-нибудь омерзительного, похожего на паука Сибулетта, и его охватило отчаяние.
– Если бы она любила деньги, – раздумчиво заметил Ларсак, – мы бы могли ее перекупить. Гораздо хуже, если она действует по убеждению.
– Какая разница, почему она делает то, что делает? – крикнула Тереза. Даже рубец на ее лице, и тот искривился от ненависти. – Она достойна лишь одного – смерти!
Однако на этом патетическом месте им пришлось прерваться, потому что примчался запыхавшийся вестовой от полковника и доложил, что противник предпринял вылазку из форта и напал на расположенный напротив лагерь англичан.
С некоторым неудовольствием герцог Йоркский убедился, что его планы по захвату города пока не могут осуществиться, потому что у противника совершенно другие планы. Полдня англичанам пришлось отбиваться от врага, который, ничуть не обинуясь, атаковал их за пределами городских стен. Едва англичане прогнали французов обратно в форт, как синие напали сразу в нескольких местах, захватили несколько пушек и одно знамя. Видя такую отвагу, герцог поневоле укрепился во мнении, что его одурачили и что в городе находится куда больше чем пятнадцать тысяч солдат, – слишком уж уверенно они шли в атаку.
…Вечером Франсуа отправился к генералу.
– Атака – это, конечно, хорошо, это собьет их с толку. Но люди гибнут! Мы не сможем атаковать все время, наши силы тают!
– Значит, придется оставить форт Рисбан. Ночью перебросим солдат и пушки оттуда в город, кроме нескольких. Этого хватит, чтобы держать английские корабли в отдалении.
– А если англичанам на подмогу подойдут новые корабли? – встревожился Франсуа.
– Пока кораблей нет, – отрезал Луи. – Если надо выбирать между фортом и городом, я выбираю город. Город сможет простоять и без форта, но форт без города – меньше чем ничто.
Пока город жил войной, в «Золотых воротах» готовились к похоронам Анриетты. Старая Эмма нашла нескольких бывших монашек, которые обмыли тело, а кучер Андре привел гробовщика. Поседевший за одну ночь Себастьен помог перенести тело жены и уложить его в гроб. Было решено похоронить Анриетту рядом с ее бабушкой, но отпевание из-за начавшейся стрельбы получилось скомканным. А потом где-то глухо стали бить пушки, и Себастьен, не забывший, отчего погибла его жена, заплакал. Эти проклятые орудия не хотели смолкать даже на ее похоронах.
Осиротевший без хозяйки дом сразу же стал казаться угрюмым, огромным и пустым. Амелия бесцельно ходила из угла в угол, не зная, чем себя занять, что делать. На столе до сих пор лежала книга Анриетты, ее заколка, ее кольцо… Разбойник из угла следил за молодой женщиной, но потом не выдержал, робко подошел к ней и потерся головой о ее платье. Вошла Ева и сказала, что ужин готов.
– Мне не хочется есть, – отмахнулась Амелия.
Она села, глядя на заколку. За затворенной дверью послышался какой-то вскрик, глухой голос Кристофа, и все стихло.
– Это ее муж, – прошептала Ева. – Он очень страдает из-за… из-за того, что произошло. Вы же знаете, как это бывает.
– Нет, – внезапно проговорила Амелия. – Не хочу больше ничего знать.
– О чем вы, сударыня? – Ева смотрела на нее во все глаза.
– О чем? – вспылила Амелия. – Я устала, пойми! Я не хочу больше страдать! Ах, как это легко – говорить, как страдание целительно, как оно облагораживает душу, как оно возвышает! Но все это ложь! Страдание не целительно! Оно приближает человека к воротам ада, и не в той жизни, а в этой! Пусть те, кто верит, что страдание возвышает и очищает, – пусть они сполна испытают его на себе! Пусть они мучаются всю жизнь, пусть их близкие умирают у них на глазах, пусть познают сполна голод, и нищету, и презрение! А я – я не хочу! И я не хочу никому больше причинять боль. Я видела тело этого злого человека, которое лежало на берегу. Он был похож на сломанную куклу, боже мой! С меня хватит, я отказываюсь, я не хочу больше ничего! – Она закрыла лицо руками и расплакалась. Ее спина вздрагивала от рыданий.
Ева отвела глаза.
– Я всегда говорила вам, сударыня, – промолвила она негромко, – что нам не стоило приезжать сюда.
– Нет, стоило, – возразила Амелия. Она вытерла слезы и поглядела на заколку. – Ведь у нее все было – семья, любящий муж, даже ребенок, которого она не дождалась. Зачем, зачем она зажгла свет?
В ту ночь Ева долго не могла уснуть. Впрочем, в «Золотых воротах» никто не спал.
Под утро Амелия задремала, но через несколько часов ее разбудили пушечные выстрелы. Герцог Йоркский, получив разъяснение от Ларсака, что шпионы противника нарочно преувеличили силы последнего, дал приказ атаковать город сразу с востока и с юга. Пушки обстреливали форт, в то время как массы солдат в красных мундирах пытались обойти его, чтобы напасть на Дюнкерк напрямую. С восточной стороны, которую держал Франсуа, англичане били по укреплениям без передышки. Чувствуя, что враг удвоил усилия, Франсуа решил послать к генералу гонца, но тут примчался сам Ош. Он показывался везде, ободрял солдат, отдавал приказания; несколько раз в него стреляли, но он до сих пор был цел и невредим.
– Мы не продержимся! – заорал Франсуа. – Я делаю что могу и даже больше, но англичане…
Пуля ударила в стену возле того места, где он стоял.
– Что за люди! – выругался Франсуа. – Даже разговор не дадут закончить толком!
– Ладно, – решился Ош. – Оставайся здесь, я займусь этим сам. Мне нужны пять кавалеристов на свежих лошадях.
Франсуа посерьезнел и посмотрел ему в лицо.
– Значит, пора?
– Да. Я не сдам им город.
Франсуа позвал людей, в которых был уверен, и велел им следовать за генералом, а сам продолжал командовать обороной. Луи тем временем разделил кавалеристов на две группы, объяснил, что именно они должны делать, и послал одну группу на шлюз, который связывал внутренний порт Дюнкерка и Бергский канал, а сам с двумя всадниками отправился туда, где пересекались три канала – Моэрский, Фюрнский и Кюнетт.
…В домике смотрителя за шлюзами было чисто и бедно, и лишь от пушечных выстрелов, которые доносились из-за стен, дрожала посуда на столе и вино в стакане.
– Ишь, – проворчал старый смотритель, – и не угомонятся никак…
Дверь распахнулась, и, задевая ножнами сабли за косяк, а головой касаясь верха дверного проема, в комнату ввалился малый в синей форме, со следом от старого шрама на лбу. Смотритель остолбенел.
– Ты смотритель? – спросил генерал Ош. – Пошли со мной. Твои помощники мне тоже понадобятся!
Через минуту смотритель уже был снаружи. Его помощники, трое здоровенных парней, угрюмо выслушали приказ генерала.
– Но это невозможно! – простонал смотритель. – Невозможно! Город будет затоплен!
– Как раз то, что нужно, – отрезал Ош. – Открывайте шлюзы! Все шлюзы, на всех трех каналах! А вы, – он обернулся к своим спутникам, – помогайте им, живо!
В это же самое время вторая группа кавалеристов, которых он послал, добралась до шлюза на Бергском канале и открыла его.
– Заряжай пушки! – кричал Франсуа на восточной стене. – Заряжай!
