— Сами по себе ботинки не говорят мне ни о чем. Но если добавить эту ситуацию к прочим деталям преступления, то вся картина в целом выглядит как тщательно продуманный ребус.
— Если это ребус, значит, его цель — отвлечь нас от главного, и этой цели он добился, — прошипел Родригес.
Гурни не собирался на это реагировать, но Клайн не дал ему промолчать:
— Похоже, вы не вполне согласны с этим.
— Я думаю, что преступник играет с нами в игру и что это и есть его цель.
Родригес поднялся из своего кресла с выражением отвращения на лице.
— Если я вам больше не нужен, Шеридан, то мне надо вернуться к работе.
Они обменялись рукопожатием, и Родригес ушел. Клайн никак не выдал своей реакции на его резкий уход.
— Итак, расскажите мне, — сказал он, помолчав, — должны ли мы предпринять что-то, чего до сих пор не предприняли? У вас определенно иной взгляд на вещи, чем у Рода.
Гурни пожал плечами:
— В том, чтобы навести справки о гостях, не будет вреда. В любом случае пришлось бы это сделать. Но капитан возлагает на это большие надежды и думает, что за этим последует арест.
— А вы считаете это пустой тратой времени?
— Это нужно, чтобы действовать методом исключения. Но я не считаю, что убийца — один из гостей. Капитан упирает на то, что у каждого из гостей была удобная возможность для убийства из-за непосредственной близости к жертве. Но мне эта возможность не кажется удобной — слишком велик был шанс оказаться замеченным в момент ухода или возвращения в свой номер, слишком много вещей нужно было где-то прятать. Где бы убийца хранил садовый стул, ботинки, бутылку, пистолет? Этот персонаж не допустил бы столько дополнительных рисков и сложностей.
Клайн с интересом поднял бровь. Гурни продолжил:
— Если представить себе шкалу человеческой организованности, наш преступник будет находиться на максимуме. Его внимание к деталям невероятно.
— Вы имеете в виду такие вещи, как замена переплета на садовом стуле, чтобы он был весь белым и меньше выделялся на снегу?
— Да. Он также очень хладнокровен. Он не убежал с места убийства, а ушел. Шаги, ведущие от террасы к лесу, оставлены человеком, который не просто не спешил, а, можно сказать, прогуливался.
— Исступленное нанесение колотых ран разбитой бутылкой не кажется мне хладнокровным действием.
— Вы были бы правы, если бы дело происходило в баре. Но не будем забывать, что бутылку предварительно подготовили, даже помыли и вытерли отпечатки пальцев. Я бы предположил, что исступленность здесь так же тщательно спланирована, как все остальное.
— Ну ладно, — нехотя согласился Клайн. — Он хладнокровен, расчетлив и организован. Что еще можно о нем сказать?
— Он перфекционист. Он начитан, хорошо владеет языком и стихотворным размером. Между нами в качестве допущения отмечу, что стихи настолько выдержаны по форме, что это говорит о претенциозности, свойственной аристократам в первом поколении.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Он, похоже, образованный сын необразованных родителей и старается всячески подчеркнуть свое от них отличие. Но, как я и говорил, это допущение, которое мы пока ничем не можем подтвердить.
— А что еще?
— Учтивый и сдержанный по манере, внутри он полон ненависти.
— И вы полагаете, что он не один из гостей?
— Нет. Он рассчитал, что преимущество близости к жертве обесценивается сопутствующими рисками.
— Вы рассуждаете очень логично, детектив Гурни. Вы уверены, что убийца столь же логичен?
— О да. Настолько же логичен, насколько патологичен. И зашкаливает по обоим параметрам.
Глава 28
И снова на месте убийства
Дорога домой от Клайна пролегала через Пион, так что Гурни решил еще раз заехать в институт.
Временный пропуск, выданный секретарем Клайна, обеспечил ему проход без всяких вопросов. Гурни вдохнул морозный воздух и подумал, что погода удивительно напоминает утро после убийства. Слой снега, подтаявший за предыдущие дни, снова стал внушительным. Ночной ветер, характерный для Катскильских гор, освежил и подбелил ландшафт.
Гурни решил вновь пройти по маршруту убийцы, надеясь заметить в окрестностях что-нибудь, что раньше пропустил. Он прошел по подъездной дорожке, через парковку и обогнул сарай сзади, где был найден садовый стул. Он огляделся, стараясь понять, почему убийца выбрал именно это место, чтобы посидеть. Его размышления прервал звук открывающейся и захлопывающейся двери и знакомый грубый голос:
— Черт побери! Надо вызвать воздушное подкрепление и на фиг сровнять это место с землей!
Решив, что лучше обнаружить свое присутствие, Гурни пробрался сквозь кусты, отделявшие сарай от террасы дома. Сержант Хардвик и следователь Том Круз Блатт недружелюбно уставились на него.
— Какого хрена ты тут делаешь? — спросил Хардвик.
— Временно договорился с окружным прокурором. Хотел еще раз взглянуть на место убийства. Прошу прощения, если помешал.
— И зачем ты рыскаешь в кустах?
— Я был за сараем. Стоял на месте, где сидел убийца.
— Чтобы что?
— Вопрос надо ставить по-другому. Почему он там сидел?
Хардвик пожал плечами:
— Торчал в засаде. Или просто решил устроить перекур на своем долбаном стуле. Не знаю, может, ждал удачного момента.
— Какой момент он мог считать удачным?
— Да какая разница!
— Мне кажется, есть разница. Зачем он ждал именно здесь? Зачем он явился настолько раньше нужного момента, что пришлось тащить с собою стул?
— Может, он дожидался, пока супруги Меллери заснут. Может, сидел тут и смотрел, когда в доме погасят свет.
— Кадди Меллери нам говорила, что они легли спать и выключили свет задолго до этого. А телефонный звонок, который их разбудил, определенно был от преступника, так что ему не надо было, чтобы они спали. Если бы он хотел проследить, чтобы в доме погасили свет, зачем бы он выбрал такое место, откуда не видно окон верхнего этажа? Если по уму, с этой точки дом вообще как следует не разглядишь.
— Короче, к чему ты клонишь? — рявкнул Хардвик, но во взгляде его был настороженный интерес.
— К тому, что либо мы имеем дело с очень умным и осторожным преступником, который приложил большие усилия, чтобы сделать нечто бессмысленное, либо мы неправильно трактуем то, что здесь произошло.
Блатт, который наблюдал за разговором, как за теннисной игрой, уставился на Хардвика.
Хардвик поморщился, словно проглотил что-то горькое:
— Слушай, сообрази нам кофе, а?
Блатт недовольно поджал губы, но пошел в дом, по всей видимости, выполнять просьбу
