происходило в комнате и было скрыто от взора Шарлотты. Несмотря на тесноту и явно завораживающее зрелище, вся компания то и дело прикладывалась к большим пластиковым стаканчикам — не то, чтобы взбодриться очередной порцией спиртного, не то с целью просто освежить горло лимонадом и колой.
— Что там такое? — заинтересовалась Шарлотта.
Хойт, бросив взгляд в холл, даже не остановился на пороге. Все так же полуобнимая Шарлотту за талию, он настойчиво тянул ее дальше — вверх по лестнице на третий этаж.
— Да хрен его знает, — со вздохом сказал он и покачал головой, давая тем самым понять: что бы там ни происходило, это зрелище ни в коем случае не заслуживает их с Шарлоттой внимания. Судя по выражению его лица, не стоило тратить даже малейших усилий или пары секунд на то, чтобы разобраться, над чем так потешаются эти несерьезные, инфантильные и духовно неразвитые люди.
— Пошли, пошли. Я тебе покажу, как мы тут живем. Ты просто обалдеешь. Знаешь, какие у нас здесь комнаты!
Площадка и холл на третьем этаже ничем не отличались от тех, что минуту назад Шарлотта видела этажом ниже. Разница между ними заключалась в том, что здесь никто не толпился в холле перед открытыми дверями: сам холл был пуст, а все двери, выходившие в него, плотно закрыты. Впрочем, изнутри доносились ставшие уже привычными для Шарлотты характерные звуки, сопровождавшие жизнь в общежитии: кто-то что-то громко говорил, кто-то где-то смеялся. Смех был как настоящий — реакция на рассказанный анекдот или остроумное замечание, так и искусственный — доносившийся из динамиков телевизора в качестве саундтрека очередного комедийного сериала. Где-то играла музыка, раздавались пьяные мужские возгласы, невнятная мешанина разговоров, слышались выстрелы и предсмертные стоны уничтожаемых в компьютерных играх самых разнокалиберных чудовищ…
Хойт остановился около одной из дверей и прислушался, явно пытаясь определить прямо из холла, что происходит в комнате. Выждав несколько секунд, он повернул ручку и распахнул дверь. Шарлотту удивили не столько размеры комнаты и даже не количество набившихся в нее людей — а молодые люди и девушки сидели плотными рядами как на обеих кроватях, так и на полу вдоль стен, — сколько царившая в помещении тишина. В следующую секунду ей в нос ударил запах дыма — не табачного, а какого-то другого, незнакомого, резкого и в то же время сладковатого. Сидевшие в комнате уставились на Хойта и Шарлотту глазами енотов, застуканных у мусорного бачка за домом посреди ночи: в этих взглядах было и беспокойство, и признание собственной вины, и раздражение по поводу столь бесцеремонного вмешательства в то, что, по их мнению, было их сугубо личным делом. Лишь одна из девушек не обратила на появившуюся на пороге парочку никакого внимания — глаза ее были закрыты, и она полной грудью и с явным удовольствием затягивалась дымом, исходившим от короткой мятой сигареты, которую она держала за самый кончик большим и указательным пальцами.
— Тишина и покой, — усмехнулся Хойт и, отступив назад, закрыл за собой дверь.
Несколько шагов — и Хойт без остановки и театральных пауз открыл следующую дверь. Комната, представшая глазам Шарлотты, была столь же просторной, как и предыдущая, но отличалась тем, что обе кровати, стоявшие у противоположных стен друг напротив друга, были двухъярусными. Хойт нашарил рукой выключатель у двери. Шарлотта сразу обратила внимание, что одно из двухэтажных спальных мест было превращено в некое подобие палатки: разноцветное одеяло с индейскими узорами заправлено под верхний матрас, а его другой край — уже не столь аккуратно — подоткнут под нижний. Из-за полога этого импровизированного вигвама Шарлотта неожиданно услышала раздраженный мужской шепот:
— Какого хрена, что еще за урод приперся?
Хойт выключил свет и поспешил закрыть дверь.
— Мне показалось, или там кто-то что-то сказал? — спросила Шарлотта.
— Не знаю. Может, во сне у кого-то вырвалось, — с напускным равнодушием ответил Хойт. — Да, точно, там ведь наверняка кто-нибудь спит.
Обход холла продолжился. Еще одна дверь. Приоткрыв ее, Хойт сунул голову в образовавшуюся щель. В комнате никого не было, но свет горел. Шарлотте сразу же бросилась в глаза одна из двух кроватей. Ну и бардак, просто какое-то крысиное гнездо! Простыни, одеяло, подушка — все скомкано так, что видна чуть ли не половина матраса. На вторую кровать было наброшено покрывало — явно в отчаянной попытке придать этому лежбищу приличный вид, но сложность рельефа, образовавшегося под покрывалом, доказывала, что расправить скрученное чуть ли не узлом одеяло или хотя бы положить на место подушки владельцу «спального места» в голову не пришло. Хойт тем временем переложил руку с талии на плечи Шарлотты и, направляя ее движение, предложил переступить порог. Остановившись за дверью, он взмахнул рукой, словно предлагая обозреть все помещение, а затем уже на словах обратил внимание гостьи на самую важную архитектурную деталь комнаты:
— Ты только посмотри на эти окна. Футов восемь в высоту, если не десять.
Окна действительно были большие, но впечатление от размеров смазывалось потрепанными, сплошь в пятнах, шторами, которые, похоже, уже невозможно было отдернуть, не обрушив вниз, и определенно держащимися на честном слове деревянными брусьями; закрепленные на них пружинные зажимы для штор явно приказали долго жить.
— …А потолки у нас здесь какие — дворцовый зал, да и только, — продолжал Хойт. — И эти, как их там? Карнизы. Ну да, карнизы — в общем, вот эта лепнина по периметру. И ты только представь себе: это здание изначально строилось как студенческий клуб и общежитие! Да, были времена! Это ведь всё наши выпускники сделали. Двое из них в свое время вложили деньги в строительство этого здания — в благодарность за полученное образование. Сейчас-то все по-другому. И деньги уже не те, да и люди… В общем, больше такого уже никогда не построят, будь уверена.
— Это твоя комната? — спросила Шарлотта.
— Нет, — ответил Хойт. — Моя этажом ниже. Ну, там, где народ толпится. Она даже еще просторнее, чем эта, но большинство наших комнат — именно такие. Будешь иметь представление, как мы тут живем. И если честно, знаешь, что я скажу? Люблю я этот дом.
С этими словами он поджал губы и многозначительно покачал головой, всем своим видом давая понять, что чувства, испытываемые им по отношению к любимому общежитию, слишком глубоки и утонченны, чтобы их можно было выразить словами. Затем Хойт улыбнулся Шарлотте улыбкой человека, ох как много повидавшего на своем веку. Переведя взгляд на окно, он помолчал и вдруг снова посмотрел прямо гостье в глаза — глубоким, очень глубоким взглядом — и улыбнулся (Господи, да неужели такое возможно?) едва ли не застенчивой улыбкой смущенного, робеющего молодого человека.
В этот душещипательный миг дверь в комнату вдруг распахнулась, и помещение наполнилось скороговоркой-йодлем весело щебечущего дуэта. Не сняв руки с плеча Шарлотты, Хойт повернулся, заставив и ее развернуться вслед за собой. На пороге комнаты показался высокий стройный парень со взъерошенными светлыми волосами. Он обнимал за талию эффектную брюнетку — невысокую, но с отличной фигуркой, наиболее заметные и соблазнительные части тела которой едва не выпрыгивали из коротенького, чуть длиннее бюстгальтера, топика на тонких бретельках и неизвестно на чем державшихся джинсов. Ну, а пупок — эпицентр этого праздника едва прикрытой плоти — словно яблочко мишени, должен был помочь сориентироваться и настроить прицел любому охотнику, заинтересовавшемуся такой дичью.
Однако Хойта не так легко было сбить с толку каким-то там девичьим животом.
— Черт, Вэнс, вали отсюда! — рявкнул он. — Эту комнату мы заняли.
Брюнеточка так и замерла на месте со спасительной улыбочкой — «не-понимаю-что-здесь-происходит» — на лице.
— Ну… ну, извини-и, — протянул Вэнс, все так же обнимая свою спутницу. — Ты только успокойся. Сам же всегда говоришь: главное — спокойствие. Ховард и Ламар сказали мне, что…
— Да что мне твои Ховард с Ламаром? Где они, здесь? — осведомился Хойт. — Что-то не вижу. А вот мы, между прочим, здесь, и пришли сюда раньше вас. Так что, ребята, валите, эта комната наша.
Прежде чем шагнуть за порог, Вэнс посмотрел на часы, выразительно подмигнул Хойту и заметил:
— Ну, не знаю, по-моему семь минут прошли уже давным-давно.
— Вэнс…
Тот с демонстративным испугом отпрыгнул в коридор и, подняв руки в знак того, что сдается, сказал:
— Всё-всё, больше ни слова. Молчу. В конце концов, хронометраж в этом деле не главное. Ты только дай мне знать, когда вы тут закончите. Договорились? Мы там будем, на втором этаже.
«Эта комната наша! Дай мне знать, когда вы тут закончите!» Руки Шарлотты онемели, лицо вспыхнуло. Вырвавшись из объятий Хойта, она громко и четко проговорила:
— Довожу до твоего сведения, что ты ошибаешься!
Хойт бросил короткий взгляд на Вэнса и брюнеточку, затем покачал головой и закатил глаза, словно давая понять: вот, мол, какая рыбка сорвалась. Однако он сделал еще одну попытку спасти положение, беспомощно разведя руки и напустив на лицо виноватое выражение:
— Да я понимаю…
— Ничего ты не понимаешь! — перешла на крик Шарлотта. — Ты… ты грубый и наглый!
— Эй! Уймись! — сказал Хойт. — Я хотел сказать… черт! Ну что ты будешь делать!
В Хойте заговорил тот самый вечный самец, вечно приводимый в бешенство вечной самкой, вечно закатывающей истерики и устраивающей сцены.
— Что? Сам уймись! А вообще-то делай что хочешь! Мне наплевать! Я ухожу!
С этими словами Шарлотта почти выскочила из комнаты, едва не налетев на Вэнса и его брюнеточку. В глазах у нее стояли слезы.
Хойт, явно не ожидавший такого поворота событий, не слишком убедительно и настойчиво крикнул вслед:
— Эй… слушай, ты это… подожди!
Шарлотта даже не оглянулась. Отбросив за спину свои длинные волосы, она в гневе неслась вниз по лестнице. Внизу, в главном зале, все было по- прежнему. Вакханалия продолжалась. Все так же ревели динамики, все так же дергалась в такт музыке толпа гостей. Шарлотте пришлось даже не протискиваться между ними, а в буквальном смысле прокладывать себе путь, орудуя локтями и наваливаясь на преграду всем телом. Словно ледокол, выползающий корпусом на лед и продавливающий его своей тяжестью, она пробивалась, проталкивалась сквозь плотную стену человеческих тел. Впрочем, никто на нее не обижался. Время от времени такие обезумевшие — кто от радости, кто от выпитого и выкуренного — люди-снаряды пробивали стену. Густая вязкая масса, едва Шарлотта делала следующий шаг, смыкалась у нее за спиной как ни в чем не бывало. Студенты танцевали, издавали вопли, визжали и продолжали конвульсивно дергаться в пятнистых лучах стробоскопов. До слуха Шарлотты доносились обрывки фраз, которыми обменивались танцующие: «Уже трубы горят… На многое не рассчитывай… Сам большой, а член маленький… Она-то, да с ней только оргазм обламывать… Ну ни хрена себе, чисто, как в гетто… Целую дорожку вынюхала… Вот бы и с ним попробовать… А эта смотри — вроде как Джоджо подцепила…»
«Эта Джоджо подцепила?» — эхом раздался в голове Шарлотты короткий обрывок чьей-то фразы, произнесенной почему-то именно в тот миг, когда она расталкивала именно эту компанию. Впрочем, сейчас девушке было не до размышлений о том, не насчет ли нее судачат и зубоскалят те, с кем Шарлотте
