паспортами лежал новехонький бельгийский ствол и две полные обоймы впридачу. Шататься по России без оружия — опасно, не те времена. Пришлось попросить у Тары. Наверно, обидится за то, что не попрощался, ну да ладно, поймет, должен понять. Так будет лучше всем, потом позвоню. Денег хватало, я положил их на самое дно чемодана и прикрыл вещами. Вроде всё. Осталось дождаться Анжелку и устроить прощальный ужин. Как приятно ждать женщину, когда знаешь, что она обязательно придёт! Пообещаю, что заеду дней через десять, а сейчас дела. Кажется, я ей немного нравлюсь. Я посмотрел на себя в зеркало и удивился седине: она была довольно заметна, хотя мой натуральный волос и не был чёрным. В какую игру я сыграю завтра? Куда меня понесёт и занесёт?.. Я как пацан, замороженный и замороченный тюрьмой. Мыслями зрел, а чувства… Это они гонят меня по кругу и не дают покоя, они. Что толку, что я это понимаю? Приходит время, и твоя мудрость куда-то улетучивается. Не догулял, не взял от жизни в свое время, в свое… Теперь догоняю. Было бы неплохо и справедливо наказать ещё одного гада — режимника зоны майора Клыча. Сколько людей загубил! Сколько тысяч вздохнуло бы, узнав о его смерти! Чужими руками, всё чужими руками. Приказами, пресс-хатами, мором, травлей. Лютовал! Лютовал и упивался властью. Клыч заслуживает смерти, только смерти, но у козла — трое детей, они ни при чем. Молодой, ему, поди, еще нет сорока, тогда было и того меньше. Но как его возьмёшь? Один шанс из тысячи и то с «запалом», ноги не унесёшь, факт. Живет в ментовском посёлке прямо под зоной. Несколько сот человек, и все на виду. В город не выезжает, боится. В доме наверняка есть стволы, и охотничьи, и другие. Этот будет палить сразу, при малейшем подозрении. Готов ко всему. Ночью не откроет даже министру, к бабке не ходи. Тут тебе не по зубам, Кот, слабоват. Хватит и одного, пока так. Пресса раздует, разнесёт всё как должно. Пусть знают другие, пусть ждут и дрожат как твари, нормальных не трогают. Бандиты за демократию, да, но бандиты всё помнят. Если случится всероссийский хипиш и станет горячо, они себя проявят, ещё как. А пока их давят, давят, как бешеных собак. Впрочем, настоящий бандитизм — не от нас, сеют другие, умные, просчитывающие всё. Обещающие равенство, которого нет и быть не может, и железный порядок. Интересно, что бы они стали делать, если бы снова пришли к власти? Былого не вернуть, а настоящее требует правки, переориентировки с учетом условий и времени, изменившихся отношений, сил. М-да. До чего все же глупы люди, такие, как я. Живут чувствами, а претендуют на разум, верят в то, что какой-то семьдесят третий или семьдесят пятый год может вернуться назад. Время не повернул вспять даже Христос, а не то что красные. Впрочем, так было всегда: проходит время — и прошлое видится не таким уж плохим…
В прихожей зазвонил звонок. Она. Анжела. Свежая, румяная, красивая. Почти по Блоку. Глаза искрятся, светятся, ждут. Если бы так всегда, если бы! Как давно я не любил, как давно. По-настоящему, крепко, до самозабвения.
Я открыл дверь и прижал Анжелу к себе, нежно поцеловал в щечку. Она хотела раздеться, но я остановил.
— Сходи, пожалуйста, в магазин, купи что-нибудь такое…
— Какое? — Вся — сама игривость.
— Повкуснее и подороже. Чего захочешь. В холодильнике не так густо и всего одна бутылка вина.
— Мало?
— Возьми покрепче.
— Хорошо. — Она прихватила пакет и зацокала каблучками по лестнице. Минут через тридцать вернулась.
Мы быстро накрыли стол и сели напротив друг друга.
— За что пьём? — спросила Анжела.
— За тебя, — сказал я.
— И за тебя.
— Тогда пожелай мне удачи в пути, я завтра уезжаю. Утром.
Она не то чтобы огорчилась, но как-то внутренне сжалась.
— Как? Завтра? У тебя уже есть билет?
— Билета нет, но я еду, — заверил я ее твёрдо.
— Далеко?
— В Ленинград.
— В Ле-нин-град, — повторила за мной Анжела и задумалась.
— Так пьём или не пьём? — напомнил я о коньяке.
— Пьём. За удачу. За Петербург.
Мы выпили, но разговор не клеился. Я не знаю, о чем она думала, но, скорее всего, обо мне, о нас. Ей было уже двадцать пять. Ни мужа, ни семьи, все понятно. По всей вероятности, я все-таки ей нравился, впрочем, не уверен. Если бы не мои деньги, я бы знал точно, а так… Все женщины — актрисы, кто их поймёт.
Короткая стрижка и слегка наивные глаза, рост делали ее девочкой. Она вся благоухала, как ландыш. Я смотрел на ее алые губки и был сыт уже этим. Из такой провинциалки — Пермь не Москва — могла получиться хорошая жена. Могла… Двенадцать лет — не такая большая разница. Я немного расшевелил ее и налил еще, пообещал непременно вернуться, точнее, заехать. Вряд ли она поверила мне. Через несколько минут мы ляжем в постель, я это знал.
Я взял её руку в свою и начал гладить, легонько водить пальцами по ладошке. За время, проведенное на воле, я немного поднаторел в вопросе соблазна и доведения женщины до экстаза. Главное — не касаться ее интимных мест, не целовать ее раньше времени, не прижимать к себе. Это сбивает волну. Лучше дотрагиваться до ладошки, провести пальцами по лицу, коснуться шеи, губ, волос. И говорить: медленно, тихо, слово за словом, очень нежно и немножко интимно. И тогда ты видишь, как в женщине нарастает желание. Она путается в словах, нет-нет глотает слюну, становится немного беспомощной и словно пьяной. Желая прекратить затянувшуюся сладкую пытку, она сама льнет к тебе, и счастье, если — стыдливо. Тебе остается только взять этот дар и, медленно раздев, уложить в постель. Я так и сделал. Но сперва я немного полюбовался её бедрами и грудью, её точеной фигурой и белым телом. Особый знак, особая кровь — порода! Нам было хорошо, даже более того. Я чувствовал, как насыщаюсь её неиссякаемой энергией, и дивился себе. Только с женщиной мужчина ощущает себя свободным и нужным, сильным и полноценным, только с ней. Она немного стеснялась меня, но вела себя естественно — знала, что ее нагота прекрасна. Она гордилась собой и была счастлива мной. Мы почти не разговаривали и все делали молча, дожидаясь того, что ждут все… И когда она начинала постанывать и вжиматься в моё тело, сливаясь с ним воедино, я чувствовал себя властелином земли. В такие моменты каждый из нас понимает, как все же совершенен мир и как непостижимо мудр и справедлив Господь. Даже если Его и нет на самом деле. Впрочем, что есть «действительность»?..
Видя, что я устал и засыпаю на её глазах, Анжела встала сварить кофе, но я отказался. Я провалился в сон мгновенно и надолго, и меня уже не интересовали ни кофе, ни мир. Мне снова снились собаки. Они преследовали меня всю жизнь. Здоровенные чёрные псы бросались на меня со всех сторон, а я отбивался от них, как мог. Помню, что я попытался расшифровать сон во сне. Не знаю как и почему, но я научился это делать еще в зоне. Быть может, столь странная способность появилась у меня из-за того, что я очень интересовался снами и держал под рукой по нескольку сонников — и книг, и рукописных тетрадей. Иногда, расшифровав очередной свой сон уже в яви, я точно знал, что выиграю либо проиграю энную сумму в карты. И сколько бы сотен раз я ни петлял, пытаясь перехитрить сон, все получалось как раз наоборот. Непостижимая штука, сон! Когда-то я напишу большой философский трактат и назову его «СФС» — «Судьба, фатализм, смерть». Вот там-то я и скажу людям, свободны ли мы на деле, и объясню, что такое судьба. Раз и навсегда! Я никогда не обращался к психиатрам, не спрашивал у других, умеют ли они расшифровывать сны во сне, но однажды услышал по радио про управляемые сны. Какой-то «вундеркинд» и оригинал утверждал, что снами можно управлять, и даже написал книгу на эту тему. Я не искал и не читал ее потому, что не хотел управлять снами. Зачем? Сои прекрасен тем, что он — помимо тебя. В тебе, но не твой. А когда ты научишься управлять им, он потеряет свою прелесть. Быть хозяином всего — так же скучно и тяжело, как ничем не владеть.
Моё пробуждение было внезапным. Никаких собак возле меня не крутилось, но кровать вздрагивала так, как будто по ней чем-то били. Я открыл глаза и увидел над собой потолок.
— Вставай, итальянец! — тут же услышал я голос Анжелы и пришел в себя. Вначале я подумал, что она разбудила меня пить кофе, но, когда повернул голову влево, туда, где должна была стоять она, я потерял дар речи. Мои мысли тотчас запутались, а сердце неприятно екнуло.
Анжела стояла в двух метрах от меня и держала в руке пистолет, мой бельгийский ствол. Он был направлен прямо на меня, точно в голову. В таких случаях лучше не дергаться, а лежать спокойно. По её взгляду — он был слишком серьезен — я моментально сообразил, что это далеко не шутка.
— Ты что, Анжела? — как можно мягче спросил я её и даже попытался улыбнуться.
— Я ничего, а вот ты!.. — Она не договорила и взмахнула стволом. — Кто ты такой, Джузеппе? Бестужев, Ольховский или как там тебя? Вставай с постели и сейчас же одевайся, — приказала Анжела.
— Но в чём дело? Объясни. — Я уже приподнялся, а затем сел. — Сколько сейчас времени и почему ты одета?
— Начало второго, ночь. Одевайся, я уже вызвала милицию. Иначе возьмут голым, — предупредила она.
Напоминание о милиции привело меня в полное чувство в одно мгновение. Я лихорадочно соображал, что к чему, и быстро одевался.
«Если она действительно вызвала ментов — телефон стоял в прихожей, — уговоры уже бесполезны. Но почему, почему?! За что? Это просто невероятно, дико. После всего, что было? В чём же причина? Неужели в моём поспешном отъезде? Нет, паспорта… Она порылась в чемодане и увидела ксивы. Бестужев, Ольховский… Затем обнаружила ствол и деньги. Идиот! Как я не подумал, что и ангелы любопытны! Но всё равно, я ведь ей ничего плохого не сделал, только дарил. Почему же? Так не поступают даже подонки и прокуроры».
— Ты в самом деле вызвала ментов, Анжела, или чего-то хочешь? — спросил я для того, чтобы принять какое-то окончательное решение. Я понимал, что времени у меня практически нет. От силы пять минут, да и то…
— Да, — ответила она, убив во мне последнюю надежду. — Не сомневайся, вызвала.
— Но почему?! — чуть ли не взвыл я и не кинулся вперёд.
— Не шевелись, или я прострелю тебе башку! — вскричала она и отступила назад.
— Он не заряженный, дура. Стреляй! — Я затаил дыхание.
— Заряжен, я проверяла. Не подходи. Ты — обманщик и бандит. Ты не итальянец и не политзек, ты уголовник! — выкрикнула она. — Я поняла это по твоим искусным татуировкам…
— Да? Ты такая всезнающая?
— Да! У политических такого быть не может, не должно быть. А еще паспорта… Они рассеяли мои сомнения. Если ты действительно не бандит, тебя отпустят!
Все стало ясно. Сумасшедшая девка с манией законности. Или из страха за свою жизнь?.. Теперь уже нет разницы. Мне оставалось одно из двух — либо бросаться на нее, лезть под пулю, либо прыгать в окно. Третий этаж, мать его! Меня колотило, как последнего алкаша. Вот они, собаки сна! Осторожность,
