Но к ним приближалась почти сплошная стена Чужих, и на их фоне эта защита смотрелась довольно-таки хило.
Сейчас вокруг них царила поразительная тишина. Иногда слабыми порывами налетал теплый ветерок, но нигде, насколько хватал глаз, не было никакого движения – казалось, кроме них в городе не осталось больше ни одного человека. Оборона его была глупой и бессмысленной затеей, но Борька не собирался отказываться от нее.
Он посмотрел на Олега – тот стоял в пяти шагах, спокойно и чуть насмешливо глядя на него. Его светлая кожа слабо отблескивала в зареве. Он был одет в черную пластинчатую броню, как и Борька. Броня была тяжелая, неудобная, непривычная, и все вокруг казалось Борьке происходящим во сне. Он явно не вполне проснулся: окружающему его миру не хватало глубины или объема, да и себя он сознавал не вполне четко. Полезное в таких случаях яростное мотание головой не помогло. Напротив, эта самая голова закружилась, и все вокруг начало расплываться еще больше. Впрочем, поверить в то, что он, Борис Рокотов, вот-вот падет при геройской обороне столицы от орды Чужих, мальчишка при всем желании не мог – да и не особо старался, надо сказать.
Одно это могло здорово его напугать – не очень-то приятно понимать, что твоя жизнь кончится, так толком и не начавшись, – но Борька не чувствовал страха, отчасти потому, что в его мире было мало отвлеченных опасностей. Он привык воспринимать угрозу как нечто реальное и конкретное, и в то же время не имеющее к нему отношения, как некую игру – может быть, просто-напросто потому, что еще не вполне вырос или не осознал себя взрослым.
Впрочем, и это не было новым: твердо решив что-то сделать – залезть на дерево в грозу, например (естественно, пребывая пока в полной безопасности), он потом с ужасом сознавал, что уже не может остановиться, даже зная, что это может стоить ему головы. Пока что все эти безрассудные выходки необъяснимым образом сходили ему с рук – во всяком случае, потом он быстро поправлялся, – но так не могло продолжаться вечно.
Борька вновь помотал головой. По крайней мере сейчас любопытство перевешивало – его не оставляло предчувствие того, что впереди его ждет нечто крайне интересное. Он улыбнулся Олегу, потом быстро и бесшумно пошел за ним. Несмотря на ледяной страх, от которого его кожа покрывалась мурашками, сердце мальчишки запело – признаваться в этом было смешно, но ему хотелось драться. У его выбора было и еще одно преимущество: если битва окажется проигранной, он просто не узнает об этом.
Олег внешне совершенно беспечно вышел к самой траншее и остановился почти у ее края, за одной из орудийных башен. Вытащив из поясного кармана маленький пульт, он быстро пробежался по кнопкам. Возле его ног поднялся люк – метровый сварной квадрат со срезанными углами. Из глубины шахты всплыла серая платформа лифта. Едва мальчишки ступили на нее, плита пошла вниз, но неглубоко, всего метра на четыре. Когда она замерла, люк над головами ребят захлопнулся с резким, ударившим по ушам звуком. Потом там коротко, маслянисто лязгнули сувальды запоров.
Они оказались в тесной каморке со стальными стенами, залитой тусклым синим светом. Прямо перед мальчишками была массивная литая дверь. Когда Олег набрал второй код, она с лязгом распахнулась.
Орудийная рубка оказалась низким, тесным, жарким помещением. Его стены состояли из темных панелей со множеством индикаторов и переключателей. Напротив входа, у двери, стояли два глубоких кресла. Перед ними были два больших экрана и клавиатуры. Протиснувшись между креслами, Борька сел в правое и пристегнулся – здесь, в подземелье, это казалось глупым, но таковы были правила. Олег нажал на небольшой рычажок. На сей раз восьмидюймовая литая дверь закрылась почти бесшумно. Борька услышал шипение герметизации, потом у него заложило уши – включился компрессор фильтровальной установки.
Олег тоже плюхнулся в кресло и затянул ремни. Его пальцы метнулись по клавишам. Экраны вспыхнули. Изображение передавалось с камер на защитном периметре города, и какое-то время они молча смотрели на начавшийся бой. Нэйкельские челноки со штурмовыми силовыми генераторами садились на самой границе защиты, открывая вражеской пехоте доступ внутрь силовой стены, а земляне могли лишь беспомощно наблюдать за этим. Тактические датчики давали им довольно точную диспозицию сил противника, и Борька гадал, сколько продержится оборона.
Силовая система, поставленная гренадерами, насчитывала тридцать четыре генератора, расположенных по периметру Трезубца, и около семисот разных орудий, в основном, легких, установленных недавно, причем весьма неравномерно: большая их часть стояла на открытых участках периметра, которые, кроме них, защищало лишь силовое поле.
Теоретически, оно могло выдержать древний ядерный удар мощностью две мегатонны, но Борька видел, как силовые пузыри штурмовых генераторов проходят сквозь него – они словно прилипали к невидимой поверхности, растекались по ней в мерцающих сполохах – и, наконец, превращались в смутные арки, через которые внутрь устремлялись войска.
Тут же заговорили спаренные пятидесятисемимиллиметровки в башнях. Нэйкельские челноки были отлично бронированы по стандартам их создателей – но, как оказалось, противостоять граду тупых трехкилограммовых подкалиберных снарядов, летящих со скоростью тысяча двести метров в секунду, их биоброня не могла – один за другим они взрывались облаками белой ослепительной плазмы, выжигая все на десятки метров вокруг. Но орудий было слишком мало, чтобы уничтожить их все, а палящие очередями плазменные пушки шагателей сбивали орудийные башни; огонь одного орудия их защита еще могла выдержать, но концентрированный огонь двух сразу или больше окутывал башни вихрем огня, который тут же взрывался небольшим вулканом пылающих обломков, выброшенных из чрева вывернутого наизнанку бункера.
Мальчишкам пока что везло, может быть, потому, что Олег стрелял быстро и точно – наводчиком он оказался отличным. Борька следил за состоянием защитного поля и силовым генератором – правду говоря, ничего особо сложного в этом не оказалось, у Борьки ведь была специальность техника энергетических систем.
Вслед за орудиями в бой вступили солдаты и ополченцы – они укрывались за заграждением, в наспех отрытых окопах. Теперь Борька понял его назначение: плазменные заряды шагателей, растекаясь по рельсам, лишь раскаляли их добела, в то время как солдаты могли стрелять между балками. Но, как и ожидал Олег, продержаться им удалось недолго: их автоматы были слишком слабыми, чтобы поражать шагатели, а попасть в этих чудищ ракетой удавалось нечасто. К тому же сосредоточенный огонь шагателей плавил рельсы, а укрыться в окопах от плазмы было совершенно нереально, и солдаты начали отступать. Борька понимал, что им тоже пора уходить – иначе они рисковали остаться тут навсегда, – но он не собирался это делать, пока их орудие могло стрелять. За себя он не слишком волновался – как-то не получалось, и к тому же зрелище разлетавшихся в клочья под их огнем Чужих увлекало.
Конец наступил очень быстро – бункер резко и сильно встряхнуло, сквозь его стены донесся мощный гул взрыва, уничтожившего их орудийную башню. Экраны и большая часть индикаторов погасли, работали только те, которые спокойно и холодно выдавали информацию о повреждениях, степень которых фактически была равна полному уничтожению огневой точки. Оставаться здесь не было больше никакого смысла, и ребята торопливо выбрались из кресел, кинувшись к открывшейся броневой двери. «Их» башни больше не существовало как боевой единицы. Но они сами еще вполне могли сражаться с врагом.
Все еще действующий лифт вознес их на поверхность. Борька сразу же расчихался от дыма и, едва осмотревшись, кинулся бежать. Оружия у него не было, так что он не видел в бегстве ничего постыдного.
Он не оглядывался и понятия не имел, что происходит за его спиной. Пролетев через парк, выскочил на новый, тоже рассеченный шоссе пустырь. За ним уже стояли огромные здания столицы, а слева поднималась белая бетонная стена высотой с трехэтажный дом, разделенная прямоугольными пилонами. В ней зияли массивные стальные ворота – они были открыты и вели во двор окружного штаба, где размещался один из силовых генераторов и командный бункер – все под землей. Из-за стены виднелись лишь темные кроны деревьев.
Резко изменив курс, мальчишки побежали к этой, последней, укрепленной позиции. Позади них, в парке, раз за разом вспыхивало и гасло светло-оранжевое пламя – и секунды спустя спрессованный воздух больно бил Борьку по ушам. Хотя он не видел, откуда стреляют, снаряды или ракеты падали точно в скопления
