недели после нашего пленения, как Сироткин совершенно перестал работать, даже напротив, стал работами руководить – к примеру, он препоручил уход за жирным Силуяном одной девушке, а та восприняла это поручение с большим энтузиазмом. Другие бледнолицые красавицы только и ждали, чтобы он послал их в лес за ягодами или показал прием рукопашного боя. С этим вообще смехота получилась: девчонки выстраивались в очередь, а Сироткин шагал вдоль строя и каждой лупил коленом в живот. Красавицы мужественно ойкали, Силуян испуганно ржал, я не мог поверить своим глазам, но это было так – после ухода великого Персиваля абсурд плотно укоренился в Стране Мечты. Абсурд громоздился, а девчонкам, кажется, все это нравилось: странные они очень – любят порядок и порядочных гадов. Очень быстро весь наш домик оказался завален цветочками, салфетками с монограммами, носками из крапивы и другим самодельным гламуром. От всего этого душистого аромата у меня постоянно слезились глаза и хотелось хорошенько прочихаться. А потом стали даже поговаривать, что Сироткин станет первым мальчиком, принятым в ЭОЛ, только волосы надо чуть-чуть отрастить. Сироткин против такого поворота событий ничего не имел, даже наоборот, вовсю старался. И достарался. Я сидел на крылечке, любовался природой и вечерним небом, а Сироткин что-то бубнил себе под нос, как вдруг появилась торжественная процессия в лице Ариэлль и еще двух сияющих идиоток. Без всяких приветствий в мою сторону эльфихи шуганулись прямо в избушку. Они долго там свистели на своем эльфийском эсперанто, а потом уже по-русски объявили, что Эльфийский Совет Лиги утром принял решение принять кандидата Сироткина в ортодоксальные эльфы. Сироткин с достоинством поклонился, я это даже через стену почувствовал. А еще я в очередной раз подумал, что все происходящее являет собой отличный пример общей деградации и разрушения всяческих правил – это я к тому, что у Сироткина были совершенно не эльфийские уши. Оттопыренные, круглые и прозрачные, как у какого-нибудь там вшивого авиамоделиста. Но влюбленная девушка на уши не смотрит, влюбленная девушка смотрит на внутренний мир. Энлиль еще раз поклонился и сказал красавицам, что оправдает доверие до последнего дыхания. Ариэлль ответила, что всем сердцем приветствует такое решение Сироткина и не сомневается в том, что он станет достойным ортодоксальным эльфом. Но одного желания для этого мало, для этого надо пройти испытание. Сироткин смиренно согласился на испытание, сказав, что ввергает себя в добрые руки представительниц ЭОЛ. Испытание заключалось в следующем: посвящаемый в эльфы должен был сидеть во дворике подле главного здания, созерцать цветение лилий в пруду и всю ночь читать Священную Таблетку. Ничего сложного. Если Сироткин не против, то посвящение можно провести прямо сегодня. Я был поражен, у меня даже боль зубная прорезалась – я не верил, что можно так легко и, что самое главное, быстро запудрить мозги такому большому количеству людей. Еще совсем недавно они собирались его убить защипыванием, а теперь вот жаждали принять в свои ряды. Я даже стал подумывать, что у Сироткина есть какой-то гипнотический дар, но после того, как в дверь ввалились две любопытствующие девчонки, я понял, что дело совсем не в гипнозе. Дело в самих девчонках. Убедить девчонку в чем-то проще простого, особенно если она тебе симпатизирует. Как-то раз я убедил одну девчонку в том, что в старинных камнях спят… Это к делу совсем не относится.
Ариэлль прочивилькала что-то на эльфийском и протянула Энлилю Таблетку. Сироткин прижал ее к сердцу, затем ко лбу, затем сказал, что это последний день его неправедной жизни, сегодня ночью Энлиль Сорокин сгинет – и на свет явится долгоживущий, именем Этельберт. Ариэлль растрогалась, но сумела удержать себя в рамках приличий, пожелала Сироткину всяческих успехов в его просветлении, велела мне брать пример и вообще не быть дурнем. Перед уходом Ариэлль вручила Сироткину также нефритовую коробочку с белым гримом и стрелу, как символ его будущего состояния. Весь вечер Сироткин медитировал на кровати, а ближе к ночи удалился во дворик для перерождения. Мне все эти забавы были малоинтересны, я лег спать и отплыл к Морфею. Мне удивительно славно спалось в этот день. Разбудил меня крик пронзительности необыкновенной. Кричала Ариэлль, именно ей принадлежало это приятное колоратурное сопрано с мягкими бархатистыми обертонами. Картины одна страшнее другой пронеслись в моем не проснувшемся еще мозгу. Сироткин не выдержал ярости перерождения и утонул в пруду. Сироткин выдержал перерождение, но переродился не в ортодоксального эльфа, а в колонию полипов в пруду. Сироткин не переродился и из-за горечи разочарования утопился в пруду, и там его съели полипы. Многое, многое пришло в мою многострадальную голову, и только усилием железной эльфийской воли я удержался от паники. По большому счету, мне было плевать на этого низкого негодяя Сироткина, так ему и надо. Я встал и направился в сторону дворика, туда же стекались встревоженные криком Ариэлль подружки из эльфийского народонаселения: кто с луком, кто с секирой, кто с дуршлагом, девчонки, они девчонки и есть.
Протиснувшись сквозь толпу, я напряг зрение и вгляделся в постутреннюю реальность, стоически ожидая встретить приговор судьбы. Но, как это водится, реальность превзошла все мои самые смелые ожидания. Эльфийки стояли плотным полукругом, я обогнул этот полукруг и увидел, и это было прекрасно. Одно из самых прекрасных зрелищ, которые только могут явиться пред очами смертного. Небесные лилии, беззаботно произраставшие в пруду, были бессердечно выполоты, из них на булыжном покрытии двора метровыми буквами было выведено слово. Это не было слово «Любовь», это не было слово «Мир», это не было даже слово «Ирландия», это было слово… Это было слово, обозначающее часть человеческого тела, в которой скрыты самые большие мышцы, слово не совсем уж чтобы неприличное, но употреблять его лишний раз не хочется, а начинается оно на букву «Ж». Половина девчонок как завороженная смотрела на это слово из лилий, будто видели его в первый раз, другая половина смотрела на свою начальницу. В центре всего этого драматизма стояла Ариэлль, по ее спине я понял, что она раздавлена, а когда заглянул в глаза, убедился, что это на самом деле так. Мне не понравились ее глаза, они были изумительно хрустального цвета. Когда случаются такие глаза, девушки берутся за бластеры. Однако слово на букву «Ж» было не единственным безобразным действием, совершенным Сироткиным. С не меньшей фантазией и мастерством Сироткин употребил подаренный с вечера грим. На коричневой стене Энлиль изобразил, как Ариэль целуется с огромной бородавчатой лягушкой, сверху мелким косым почерком было выведено «Когда же ты, наконец, станешь принцем, я так страдаю!» Это вроде как говорила Ариэлль. Сама же нарисованная Ариэлль отличалась тоненькими ручками, кривыми ногами, большим носом и косыми глазами, но портретное сходство тут было совсем неважно. Чтобы всем было понятно, что это Ариэлль, а не Лизавета Чипсоедова, к примеру, Сироткин приладил к рисунку еще одну стрелочку, а к стрелочке приписал следующее: «А это дура Косолапова». Но гораздо оригинальнее, если так можно выразиться, Энлиль поступил со Священной Таблеткой. Он распустил ее на совершенно самостоятельные листы. Из некоторых листов он сложил бумажных лягушек, из других кораблики, из третьих самолетики и дракончиков, опять же с искусством, достойным японских мастеров оригами. Все эти изделия были безо всякого уважения разбросаны по дворику, отчего сам дворик стал похож на помойку бумкомбината. Часть книжных листков была просто разодрана в порыве разрушения и рассыпана по окрестностям мелким бисером, грустным, как снег, печальным, как слеза. Ну а некоторые листы…
Как говорят в книжках, некоторые листы были использованы по назначению. И коробочка для грима была тоже использована по назначению. Это было круто даже для такого мерзавца, каким являлся Энлиль Сироткин, известный провокатор, отмеченный многочисленными нападками на свободных граждан. Это было круто. Но, как сказал классик, нет предела совершенству, век живи, век учись. А вокруг всего этого совершенства с перекошенными рожами стояли ортодоксальные эльфы, прекрасноликие и растерянные от натиска вандализма девушки. Немая сцена. Если бы это видел какой-нибудь композитор-неоклассик, то наверняка посвятил бы этому событию высокохудожественную оперу, «Энлиль и Ариэлль: вопрос разочарования», или что-нибудь в этом духе. А вообще редко мне удавалось в жизни так посмеяться. Я смеялся, наверное, минут двадцать, пока не почувствовал в животе острую боль, а эльфийские красавицы торчали посреди двора каменными столбами и никак не могли прийти в нормальное состояние. Поделом им, поделом! Сепаратизм никого еще не доводил до добра! Потом мне даже стало их жалко – никогда не видел я на человеческом лице столь глубокого разочарования, особенно на лице девочки. Во всем причем разочарования: в жизни, в идеалах, в мужчинах. Вернувшись домой, в тот скучный мир, эти девушки наверняка станут активистками самых радикальных мужененавистнических организаций, пополнят их и без того многочисленные ряды. Энлиль Сироткин сыграл с мужским населением планеты Земля скверную шутку, да высосет муравьед его селезенку, в смысле селезенку Энлиля. А Ариэлль всего комизма сложившейся ситуации не поняла, Ариэлль очень разгневалась. И все остальные девушки тоже разгневались, это даже мягко сказано, что разгневались, они просто озверели самым форменным образом. Девчонки вообще гораздо злее. Парень себя почти всегда может контролировать, девчонка – другое дело. Щелк в башке
