слишком утомлялась, я стараюсь оградить ее от шума и излишнего беспокойства. Но она тем больше ценит наши усилия, что сама, к несчастью, лишена возможности лечить больных.
Сорайя сказала, что по вечерам будет проверять домашние работы наших учеников, Дауд на деньги родителей покупает для будущей школы карандаши и тетради, так что единственной проблемой остаются учебники. Экономика страны поражена инфляцией, каждая книга стоит 12 тысяч афгани - запредельная сумма! Семьи сами как могут обеспечивают своих детей учебниками.
* * *
Мериам ведет математику, мы с Фаридой преподаем чтение, историю и правописание, пишем с детьми диктанты. Еще одна наша подруга дает уроки английского языка ученикам постарше.
В самом конце утренних занятий я внимательно смотрю в окно на улицу. Если замечаю кого-нибудь незнакомого или подозрительного, дети пережидают, часто они даже едят у нас. В том случае, если все спокойно, я отпускаю самых старших мальчиков, потом снова оглядываю окрестности и выпускаю из квартиры девочек - они уходят все вместе, в сопровождении младшего брата одной из них. Странно, но я совсем не испытываю страха. Мы с подругами исполняем свой долг спокойно и радостно. Мы знакомы со всеми родителями, а дети очень хотят учиться: они прекрасно понимают, что происходит в нашей импровизированной школе; она для них - оазис в интеллектуальной пустыне, созданной в стране талибами. Все научились быть предельно осторожными и хранить тайну: уходя из нашего дома, ученики ничего с собой не берут - ни тетрадей, ни книг, ни даже карандашей! А в школу они отправляются, как на прогулку - налегке, поодиночке.
Я начинаю занятия в 9 или 10 часов - как только приходят дети, а заканчиваю в полдень. Моя комната становится на это время учебным классом, здесь мы изучаем религию, историю и географию, персидскую литературу, два раза в неделю пишем диктанты и занимаемся правописанием.
У меня пять учениц: Рамике четырнадцать лет, она единственная носит чадру; Керешма и Табасом - семилетние близняшки; Малике шесть лет, Закие пять. Трое моих учеников-мальчиков - моложе: Шаибу семь лет, Шекебу и Фаваду - не больше пяти.
Подражая моим собственным учительницам, я всегда начинаю урок так: 'Вы сделали домашнее задание? Пусть тот или та, кто не выполнил работу, сядет в стороне! Сейчас мы займемся проверкой'. Потом я называю тему урока: 'Сегодня мы поговорим о значении воды в жизни человека и всей нашей Земли. Для чего нам нужна вода?'
Я часто вспоминаю, как сидела в классе и слушала учительницу. Мама записала меня в школу, находившуюся на южном берегу реки Кабул, в 1-м Микрорайоне. Там я закончила начальные классы. В 8 утра папа отвозил меня в школу, а Шакила забирала в 11.30.
* * *
В моем классе училась девочка по имени Вахида. Она приехала в столицу из Кандагара, большого города, расположенного неподалеку от пустынной равнины Регистан, и была старше других учениц. Именно поэтому учительница назначила ее старостой, хотя этот пост должен был по праву достаться мне у меня были лучшие оценки. Вахида казалась мне слишком властной, я завидовала ей. Когда она сказала, что уезжает назад в Кандагар, я ответила: 'Для тебя так будет гораздо лучше', - и стала старостой. А ведь Вахида наверняка ждала сожаления, сочувствия... Признаюсь, что была в те времена не слишком доброй.
Три года в начальной школе мы носили традиционную афганскую одежду, но при поступлении в лицей все школьницы переодевались в форму - коричневое платье с белым передником. Русские построили в Микрорайоне современное школьное здание и назвали его 'Лицеем дружбы'. Через полгода по тому же образцу соорудили еще два дома. Школьное обучение стало обязательным, и советские представители делали все, чтобы семьи отдавали детей учиться: платили пособие - 5 тысяч афгани в месяц на каждого ученика, раздавали бесплатно одежду в лицеях - голубые платья для девочек, серые рубашки для мальчиков. Эта система действовала всего шесть месяцев, мы называли ее 'Имдад', что по-афгански означает 'помощь-диско': мода 80-х годов в стиле диско была для нас синонимом советской роскоши.
Когда в 1989 году оккупационная армия ушла, военные оставили в стране 'советников', которых мы тут же прозвали 'отставшими от обоза'. Во время советской оккупации в нашем лицее было много русских преподавателей, но в 1989-м их осталось всего двое, и один из них работал в моем классе. Нахальный мальчишка по имени Фархад без конца изводил его, издевался, бросал ему в голову бумажные шарики, провоцировал вопросами:
- Почему ты здесь остаешься? Все ваши давно ушли!
Отец Фархада был важным функционером в партии, пришедшей к власти в стране, так что никто не осмеливался делать ему замечания. Мне он казался просто невоспитанным невежей. Прошло немного времени, и оба учителя уехали из Кабула, хотя вряд ли придирки Фархада сыграли в этом какую-то роль. Но его ненависть к русским понять можно.
Многие дети из нашего квартала потеряли отцов: они умерли, были брошены в тюрьму или попросту исчезли в те страшные годы. Так случилось с Ферештой, Йамой, Аймалем и Бабраком, моими товарищами по играм, и с Анитой, бедной Анитой, моей любимой подругой, с которой мы девять лет проучились в одном классе. Она была хрупкой девочкой с нежной белой кожей и каштановыми волосами, милой и веселой. Узнав, что Анита сирота, я еще больше сблизилась с ней. При советской оккупации ее отца арестовали и посадили в тюрьму, больше семья ничего о нем не слышала. Мама моей подружки так и не смогла узнать, за что арестовали ее мужа и где его держат. Скорее всего, он сидел в тюрьме Пули-Чархи, там же, где мой брат Вахид. Ужаснее всего то, что тысячи других мужчин вернулись домой, а отец Аниты - нет! Единственным напоминанием об отце осталась его фотография с маленькой дочкой на руках. Мать Аниты всегда плакала, показывая мне этот снимок, а вот моя подруга жила, словно во сне, в каких-то странных грезах, любила участвовать в школьных спектаклях, петь для нашего класса. Так, лелея надежду, Анита пыталась выжить. Она часто говорила мне: 'Однажды он вернется'.
Мне, по сравнению с Анитой, повезло: мои родители живы. Благодаря одной из тетушек, я наизусть знаю их романтическую историю. Мама и папа поженились по любви, когда она работала медицинской сестрой в госпитале Мастурат и одновременно училась на врача на бесплатных курсах, организованных в Кабуле врачами Гёте-института. Там папа и встретился с ней и сразу же влюбился. Четыре года она ничего не замечала, а он писал для нее стихи, стараясь очаровать равнодушную красавицу. Мама считала отца очень милым, но раскрыла ей глаза одна из коллег.
Когда мама тоже наконец полюбила отца, родные воспротивились, папина бабушка заявила, что 'опасно пускать в семью женщину с высшим образованием, которая работала в больнице и, возможно, не будет уважать ее, как положено'.
В конце концов папа заявил маме:
- Если они будут по-прежнему противиться нашему браку, тем хуже! Я тебя увезу!
Мои родители преодолели все препятствия и сыграли прекрасную свадьбу. Папа водил свою невесту в кино, на прогулки, в рестораны. Однажды мамина подруга, работавшая в полиции, сказала ей: 'Алия, ты нашла настоящего мужчину! Лучшее тому доказательство - он не боится водить тебя в ресторан!' В этом месте своего рассказа тетя всякий раз напоминала, что тогда мужчины водили в ресторан только женщин легкого поведения...
Мама и папа поженились в 1964 году, и все мы, их дети, гордимся своими родителями. Так началась наша семейная история, в которой, как в капле воды, отражается история страны: ее не сломили, не уничтожили ни бесконечные войны, ни братоубийственная борьба между разными народностями. Наш папа - пуштун, мама - таджичка, их союз для меня - символ Афганистана!
* * *
Как-то зимним утром 1999 года отец одного ученика передал через сына просьбу прочесть лекцию о войне против англичан. Такое случалось и прежде.
Тот мальчик бы маленьким, поэтому я кратко изложила историю вопроса, стараясь говорить просто и понятно:
- Англичане пытались завоевать нашу страну, но афганцы не любят иностранных захватчиков, поэтому они храбро защищали свою землю. У англичан было современное оружие, а у афганцев только палки, но они победили. Англичане ушли и никогда больше не возвращались! Они ничего не знали о том, как мы живем. Вот тебе пример. Захватчики часто видели, как афганцы достают из кармана какой-то сухой шарик, как будто сделанный из глины, и жуют его. Они ужасно удивлялись и не могли понять, что бы это значило.
- А что это было, Латифа?
- Люди в деревнях собирают ежевику, сушат ее, потом измельчают. Они готовят из этого порошка
