курил, стряхивал пепел с высоты пятого этажа; ветер подхватывал и уносил прочь искорки. Небо быстро темнело, становясь неинтересным, засвеченным, беззвездным. Ветер вдруг затих – искорки полетели вниз по правильной траектории. Потом, на какой-то миг ударил тугой волной, так что вырвал из пальцев сигарету, и звякнули стекла в окнах. Эдуард чертыхнулся и пошел в комнату за новой сигаретой. Взял, закурил и вернулся на лоджию. Ветер снова вел себя спокойно.
Над зданием Университета, над Воробьиными горами, над юго-западом столицы полыхали холодным синим огнем шесть гигантских столпов. Они висели, не касаясь земли, уходя глубоко в небо. И казались не полосами на небе, а имели объем. Внутри столпов можно было различить рубиновое пульсирующее сияние. Зрелище было дикое, оно начисто разрушило мир ночи. Огромная, сияющая огнями Москва сжалась до размеров пятикопеечной монеты.
Несколько минут Эдуард созерцал, не в силах оторваться. Не потому, что заинтересовало явление или заворожила его красота. Он испытывал неведомое ранее ощущение: как будто тебя подвесили за невидимые и неосязаемые нити в кромешной пустоте, окружили гирляндами бесконечно далеких огней, а между тобой и этими огнями – обреченность и тоска.
Эдуард пришел в себя, когда почувствовал, что не хватает дыхания – наверное, на какое-то время совсем перестал дышать, – и судорожно втянул воздух. Сияющая космическая колоннада по-прежнему нависала над Москвой, и она ничего не освещала, словно была врезана в куб ночи.
Он пошел в комнату, включил телевизор и, заодно, радио.
В шестичасовых новостях ведущий деревянным голосом поведал об уникальном оптическом явлении, наблюдаемом, судя по всему, над всей территорией России. Потом сообщил – только что поступили новые сведения. Явление наблюдается по всему земному шару. Принялся ссылаться на экстренные выпуски мировых телерадиокомпаний. Даже над Антарктидой висели загадочные атмосферные огни. Потом диктор коротко добавил, что наука на данный момент молчит, никаких комментариев от ученых пока не поступало. 'Вот, – взял ведущий поданную ему бумажку, – «Интерфакс» сообщает, что в Академии наук отказываются от комментариев до разъяснения ситуации. Как сказал академик В. – 'я не буду гадать на кофейной гуще, пока что понятно одно – это не результат человеческой деятельности'.
Эдуард зло выключил телевизор, непечатно обругал академика В. Некоторое время он еще слушал радио, ловил разные «голоса», на них царил такой же кислый ажиотаж, как и на московском телеканале, такая же пустопорожняя болтовня. И только на радио 'Голос Истины', принадлежащему секте сайентологов доктора Хаббарда безапелляционно объявили о начале перехода человечества в новое духовное состояние; само собой, перейти в него без крайне неприятных последствий могли только члены секты, приверженцы единственно верного учения – дианетики.
Пришлось выключить и радио. Эдуарда удивило, что явление не связывают со вторжением инопланетян, но потом он сообразил, что воспитанные поколениями фантастов люди представляют подобное вторжение, как высадку десанта с катастрофическими разрушениями и немедленным ультиматумом пришельцев. Или, к примеру, инопланетные монстры развиваются из зародышей внутри человеческих тел, затем неэстетично выдираются оттуда и, опять же, начинают всех и вся губить.
Эдуард позвонил Викуле.
– Ваша работа? – не поздоровавшись, спросил он.
– Не знаю.
– Так узнай.
– Хорошо. Ты бы лучше у Романа спрашивал. Он твой зять и знает больше моего. Я человек маленький. Ладно, если что узнаю – перезвоню.
И совершенно не в своей манере, без предуведомления, повесил трубку.
– Так, – сказал Эдуард в пространство комнаты.
В половине десятого вернулись Татьяна и Рита. Небесные столпы их не слишком встревожили. Речь пошла о другом. Татьяна наигранно энергичным голосом принялась рассказывать, что в Ленком они ходили вместе с Романом, это он достал билеты. После театра он хотел прийти в гости, поговорить. Она, к слову, уже все приготовила – стоит в холодильнике. Но во время спектакля Роман вдруг почувствовал недомогание и вынужден был уехать домой. Извинился, что не сможет отвезти их, и ушел. Рита очень встревожена.
Рита выглядела печальной, попросила взглядом у отца, чтобы он ни о чем не спрашивал ее сейчас, и ушла к себе в комнату.
Эдуард вспомнил, как Викула рассказывал про новое совершенное тело, что ему не надо ни спать, ни… Как-то это не вязалось с недомоганием «зятя». С чего это он вдруг захандрил? Если часом раньше Эдуард не сомневался, что небесные столпы – дело рук марсианцев, то уже сейчас он на манер академика В. ничего точно утверждать не мог. В голове вертелись самые фантастические сюжеты, вплоть до 'послания с того света'.
Вскоре позвонил Викула и коротко сказал:
– Выйди-ка во двор. Увидишь у подъезда джип.
И снова без предупреждения повесил трубку.
Эдуард надел кожаную куртку, сунул ноги в кроссовки и, проигнорировав лифт, побежал по лестнице – решил несколько унять нервы движением.
У подъезда было припарковано немало машин, джипа среди них не наблюдалось. Эдуард остановился, окинул взглядом двор. Вдруг под деревьями вспыхнули фары и на Эдуарда медленно двинулся необычно большой джип. Эдуард мог побиться об заклад, что мгновением ранее никакого джипа там не было. Решив не поддаваться – а чему не поддаваться он и сам не мог сказать, – он нарочито медленно достал из пачки сигарету и закурил. Машина, перевалив через бордюр как танк, остановилась и погасила фары. На радиаторе, там где обычно присутствует эмблема фирмы, Эдуард рассмотрел знак цвета красного «металлика» – круг со стрелкой, знак Марса. И под ним латиницей – 'Mars Cruiser'. 'Наглые, стервецы', – подумалось Эдуарду.
Хлопнули дверцы, и из машины вышли Викула и молодой человек, оба тоже в кожаных куртках.
– Знакомься, – сказал Викула, – перс. Тот самый, голос которого тебе уже знаком.
Свет от плафона над входом в подъезд позволял Эдуарду рассмотреть перса в подробности. Что-то мешало воспринимать его всерьез. 'Больно молод, сынок'. «Сынками» в армии называют, как известно, молодых, только призвавшихся бойцов, и называют их так «дедушки». Как ни странно, в дальнейшем на гражданке характер взаимоотношений между мужчинами, разнящимися по возрасту и социальному положению, сохраняет добрый привкус армейщины, и спасения от этого быть не может. Эдуард не протянул руку для пожатия, не обозначил приветствие даже кивком.
– Вспоминай, Эдуард, – сказал перс, – меня ты уже видел, когда сидел напротив кафе, в котором мы общались с Викулой. Раз вспомнил, садись и поедем. Покажу.
Викула развел руками – мол, сам ничего толком не понимаю, он здесь старший и знает, что говорит. По крайней мере, так Эдуард понял этот жест. Мог понять и по-другому: а хрен его знает, что у этого лешего на уме. Совсем уж молчать как-то не годилось, и он спросил, кивнув на наряд Викулы:
– Раньше ты, Викулыч, кожу, вроде, не любил?
– Сам удивляюсь, Эдик.
Они сели в джип, и тот с места в карьер рванул к звездам. Эдуард с Викулой колыхнулись как поплавки на воде, когда машина резко перевернулась вверх колесами.
– Полюбуйся раз в жизни, такое не видят даже космонавты, – любезно предложил перс.
Эдуард смотрел, как увеличивается Земля, расширяется горизонт, и вот уже в поле зрения черным бархатом над сапфиром атмосферы вторгается космос, а Земля становится разноцветной – вынырнув из ночи, они уже были над всеми часовыми поясами. Потом вспыхнул жемчужный ореол, Земля сделалась космическим телом, плывущим в космической пустоте вместе с Луной, звездами. Сбоку в окна машины смотрело Солнце, заливая, словно закрашивая белой краской, сидящих впереди перса с Викулой. Звезды, утратив мерцание, сделались страшными, они казались слишком настоящими и глядели так неотрывно, с таким нечеловеческим упорством, что Эдуарду стало совсем не по себе, ему почудилось, что он здесь – что-то ненастоящее.
Он разлепил словно одеревеневшие губы и спросил:
– А здесь курить разрешается?
– Кури, – ответил перс так, словно и не он отвечал, а кто-то другой; Эдуарду показалось, что тот даже
