Морская сила(Гангутское сражение)

оптекарям…» А в конце просил сообщить «долго ли мне еще здесь быть». Приелось пятый годок на чужбине.

Обратившись к Макарову, Салтыков сделал вер­ный ход. Царь нашел время и спустя месяц, на Рож­дество Христово 1715 года, ответил Федору. «Письма твои, первое от 1 августа, второе ноября от 5 числа до нас дошли (ныне оба в одно время), в которых пи­шешь ты, а именно в первом, что в строении трех ко­раблей, которые строятся в Голландии, один англий­ским, два голландскими мастерами, против указу на­шел несходство, о чем и князь Куракин к нам прежде писал, но того ныне уже поворотить невозможно, для чего уже писали мы к нему, чтоб он более там ко­раблей делать не подряжал, а искал бы способу стро­ить в ином месте, также и покупать более кораблей ненадобно, но старайтесь о первых покупках четы­рех, дабы их как наискорее отправить до уреченного места, также и сделанные три… Что же пишете о юф­ти и о икре паюсной, дабы оную отпускать в Ливорно, о том впредь к вам писать будем. О взятых аглицких и галанских офицерах, которых побрали в полон шведы, будем стараться, как возможно, дабы их вы­ручить.

Приложенные при тех письмах тетради (о приви­легиях купецким людям, как их надлежит чинить и размножать купечество, такожде и экстракт из кро- ник лифлянских и курлянских и о претензии Россий­скому государству Лифляндии и Ингрии и прочих зе­мель) до нас дошли». Горазд был царь на обещания, а на деле пальцем не пошевельнул.

Отослав ответ Салтыкову, Петр еще раз перечи­тывал его «изъявления» и делился мыслями с Ап­раксиным:

— Вновь попоминает он о морском пути вокруг Сибири до Амурского устья. Агличане, мол, да галан-цы ищут новых земель, хоть в том искании какая и трудность сыщется. Все для своих прибытков и по-всегодно того пробуют.

—    То дельно мой тезка советует, да не ко времени, не сей час, — вздохнул Апраксин.

—    Еще говаривает… — Петр листал тетрадь.

—    Толкует о чинах рефендаря да регента держав­ного. Смотреть бы им накрепко во всех губерниях зачинами воинскими и гражданскими, за жалованьем ихним, да оклады денежные где берут не по делу.

Петр сердито шмыгнул носом. Вскинулся серди­тым взглядом на Апраксина:

— Будто сам не знаю, воры всюду.

Апраксин поморщился. Недавно и он влип, послу­шался эту каналью, Меншикова…

Тогда за махинации с подрядами на хлеб царь взы­скал со светлейшего сполна. С тех же, кто был заме­шан в этом деле, Головкина, Ульяна Сенявина, Кики-на, тоже деньги взыскал, а Кикина лишил званий, ре­галий и выслал в Москву.

С Апраксиным состоялся особый, суровый разго­вор:

—    С коих пор имя свое позоришь? — спросил царь.

—    Сам не ведаю, государь, — в замешательстве краснел Апраксин. В последнее время он все чаще об­ращался к царю по титулу. — Каюсь в грехах своих, истинно не за корыстью, а токмо думалось, благое де­ло, — будто исповедовался Федор Матвеевич.

—    Сам вижу по розыску, ты ни полушки невзял. — Петр хорошо знал бескорыстную натуру свое­го «дядьки». — Помнишь, сказывал ты: «С кем пове­ дешься, у того и наберешься». Поостерегся бы эту шельму, Данилыча, не к добру с ним якшаться. К морскому нашему делу прирос ты корнями, не ме­лочись. Нам с тобой еще немало забот, покуда на море обеими ногами не подопремся…

А сейчас Петр, словно угадывая мысли Апракси­на, опять заговорил о Салтыкове:

— Посудины его дорого казне обходятся. Едино судно шведы в полон взяли.

Генерал-адмирал знал, что на родных верфях суда вооружать вдвойне дороже.

— О высокой цене Салтыков и мне не раз доносил, отписывает о всем регулярно. Чаю, он блюдет интере­сы казны. А насчет кораблика, — Апраксин развел руками, — не обессудь, Салтыков здесь ни при чем. Его на том корабле не было. Шведы полонили его, но там англичан нанятых немало, а заботы опять жена Салтыкова, ответ-то ему держать.

Петр слушал молча, хмурился. Не всегда правда-матка в масть его настроению приходилась. Сердито отложил тетрадь. «Еще не в свое дело суется. Схотел домы каменные да мосты по всей державе строить. На любимый Санкт-Петербург который год камушки собираем со всех губерний. А все нехватка».

Перед уходом Апраксин отвлек царя от злых мыслей:

— Как со свадьбой-то Аникитки порешил? Петр осклабился, разразился гомерическим хо­хотом:

— Быть посему, беспременно. Отведем душу, по­веселимся на славу, Бахусу39 помолимся не един день.

Не раз бывал Апраксин соучастником пьяных оргий во «всепьянейшем синоде», где главенствовал «шутейнейший Ионикита». В прошлом году на вось­ мом десятке лет Никита вдруг решил жениться на вдове капитана Стремоухова. Царь принял в этом де­ле живое участие, велелхправить шутовскую свадьбу с размахом.

Знал Апраксин, что на днях собирается отъехать во Францию сын Никиты, капитан-поручик Конон Зотов. Просил он слезно царя не устраивать посмешище над отцом-стариком, пожалеть их старинный род. Но Петр отмолчался и при отъезде Конона дал ему по­ручение:

— Францию ты ведаешь. Все прознай нынче про Адмиралтейство, где и как суда сооружают. Уставы ихние штудируй и заимей для привозу к нам. Другое дело. Матросов ихних вербуй на нашу службу. Там Иван Лефорт сим делом промышляет. Деньгу у Кура­кина будешь брать по векселям.

Петр интересовался французским флотом неспрос­та. Еще недавно Франция на равных господствовала в Средиземноморье с англичанами, ее эскадры, сопер­ничая с английскими, успешно действовали в водах новых колоний у берегов Америки. После Гангута по­слы морских держав, которых царь не баловал внима­нием, всячески искали повода встретиться и побесе­довать с ним накоротке.

Английскому послу Джорджу Мекензи вскоре та­кая возможность представилась. Английский престол обрел нового владельца. Скончалась королева Анна, и престол занял курфюрст Ганноверский Георг I. Рань­ше у Петра с ним сложились вполне дружелюбные от­ношения.

Но Англией на деле правил парламент. Об этом хо­рошо был осведомлен английский посол, беседуя с ца­рем. У него были свои интересы, поэтому он начал разговор издалека:

— Вашему величеству, вероятно, известно, что король Карл вернулся на родину.

Петр вдруг зевнул, прикрывая рот:

— Ну, так што с того? Брату Карлу наскучило у турок кушать чужой хлеб.

Мекензи натянуто улыбнулся:

— Я упомянул об этом потому, что он наверное за­хочет опять вступить в войну с вашим величеством на суше.

Петр хмыкнул:

— Ну, и што с того? Мало мы задали перцу ему в Полтаве, нынче от Гангута прогнали. Нам мир по­требен, а худого мира для себя не допустим… Нынче флот наш крепко на море стоит. Почнем разорять бе­рега шведские, посмотрим, как запоет брат Карл.

Слушая царя, Мекензи кисло улыбался.

В прошлую навигацию шведские корабли перехва­тили в Балтийском море несколько десятков англий­ских купеческих судов. Купцы и казна несли убытки. Министр лорд Таунсенд требует, чтобы Мекензи скло­нил царя к миру со Швецией.

— Но вашему величеству известно, что король Карл действует решительно. Он подписал «Капер­ский устав». Теперь шведские корабли будут грабить беспощадно и ваших, и наших купцов.

«Насчет наших купцов ты зря печешься. Их-то раз-два и обчелся», — сдерживая улыбку, подумал Петр и парировал:

— Брата Карла мы усмирим, наша эскадра их приструнит. Теперича мы хозяева в своих водах. От Петербурга их отвадили, нынче и к Стокгольму на­ ведаемся.

Покидая царя, Мекензи уже думал о том, как по­внятнее изложить суть беседы в донесении министру. «Что касается того, что может случиться, если шведский король возобновит войну в этой стороне, то слова царя всегда сводились к тому, что он сам сто­ит за мир, но если ему нельзя будет заключить хоро­ший мир, то он постоянно будет пускать в ход все уси­лия, чтобы сделать войну утомительной для его про­тивника. Царь разговаривал при этом с видимым рав­нодушием и не преминул высказать высокое мнение, которое он имеет о своем флоте, и что этот флот мо­жет ему помочь получить хорошие условия мира».

В Лондоне остались недовольными состоянием дел в Петербурге. Русский царь не желает мира на Балти­ке. И в то же время препятствует выгодной торговле англичан через Архангельск. Там никто не препятст­вует на море, а в том порту русские купцы намного сговорчивее, чем в Петербурге.

Близилась навигация, русские галеры в Петербур­ге, а парусная эскадра в Котлине готовились к выходу в море. Об этом прекрасно был осведомлен и Мекензи. Поразмыслив, лорд Таунсенд вознамерился послать английскую эскадру на Балтику под видом охраны купеческих караванов от шведских каперов — раз­бойных судов на море. И кроме того, чтобы повлиять морской силой на непокорного царя, склонить его к миру. Но Мекензи, узнав о предполагаемом появле­нии эскадры в русских водах, сомневался в успехе за­мыслов лондонских лордов и спешил сообщить:

«Если галеры царя уже окажутся в Ботническомзаливе, то мы можем потребовать перемирия,но царь уверен, что мы не можем заставить его со­гласиться на перемирие, так как он знает, что онв состоянии производить по всему побережью втор­жения, в то время как мы ни в малейшей степени не будем в состоянии спасти Швецию нашими крупны­ми кораблями».

Петр не стал дожидаться вскрытия льда в Фин­ском заливе. В конце марта он наведался в Морскую коллегию.

— Ведомо нам, брат Карл рушит мир на море, — сказал он Апраксину: — «Каперский устав» объявил. Теперь любой швед бери судно, ставь пушки и выходи на большую дорогу. Нам сие не с руки.

Апраксин молча поддакивал. Он-то прекрасно, еще со времен губернаторства в Архангельске, знал не понаслышке о каперах, разбойниках на море, под по­кровом своих самодержцев. Грешили этим в прошлом и французы, и те же англичане. Так надобно им по рукам ударить, Петр Лексеич.

—    А я к тебе затем и пожаловал. — Царь оживил­ся. — У нас в Ревеле четверка фрегатов да тройка шняв. Пошлем туда Бред ал я. Он лихой капитан. На­значим идти к Даго и Эзелю. Небось шведы там под­жидают купцов. Поживиться думают.

—    Толково задумано, господин вице-адмирал, — согласился генерал-адмирал.

—    Другую имею мыслишку, — хитро улыбнулся царь. — Сие Бредалю объявить, токмо когда в море выйдет. В Ревеле лазутчиков немало. Прознают о сна­ряжении фрегатов, шведам донесут.

—    И то верно.

—    А штоб пресечь сие, пошлем в Ревель Ягужинского. Выставить на всех дорогах кругом города кара­улы. Покуда Бредаль в море не уйдет, ни одну живую душу из Ревеля не выпускать.