Морская сила(Гангутское сражение)

в «Нарву». Корабль немедленно вспыхнул и через не­сколько минут взорвался. Погибло триста офицеров и матросов вместе с командиром. Случайно спаслись пятнадцать матросов, которых взрывом выкинуло за борт…

Вторую кампанию эскадра кораблей выходила в море под командой Петра. Галерный флот возглав­лял Апраксин.

Давно присматривался Петр к гавани Рогервик, недалеко от Ревеля. Место глубокое, но от штормовой волны защищено плохо. В этот раз эскадра после ма­невров отстаивалась здесь спокойно, задули ветры южных румбов.

На «Ингерманланд» прибыл старший флагман, ге­нерал-адмирал Апраксин, поднял свой флаг.

—    Снимаемся с якоря, господин вице-адмирал, пора поглядеть на союзников, — сообщил он для по­рядка Петру.

—    И себя показать нелишне, — задорно ответил вице-адмирал Петр Михайлов. — Нынче и Катеринушка должна в Ревеле объявиться.

На подходе к Ревелю доложили: парусники под английским и голландским флагами — двадцать два вымпела.

Петр первым разглядел адмиральские флаги и, опустив трубу, сказал Апраксину:

— Англичанин — адмирал, голландец — шаутбенахт. Салютовать им не будем, твой чин равный.

Адмирал Норрис так же внимательно наблюдал за русским флагманом.

Накануне отправки эскадры первый лорд Адми­ралтейства поучал адмирала:

— Вы первым удостаиваетесь чести понести флаг флота его величества в порты России. Помните, офи­циальное поручение вашей миссии — оградить наших купцов от шведских каперов. Вторая цель не менее существенная. Русский флот имеет десятки вымпе­лов. Кроме кораблей, они имеют сотни галер для высадки войск в Швеции. Но мы не можем допустить, чтобы царь Петр безнаказанно распоряжался на Бал­тике. Будьте готовы исполнить свой долг, если того потребуют интересы Англии…

Голландский флагман порядок соблюдал, привет­ствовал салютом русского адмирала. Апраксин веж­ливо ответил. Морские салюты, кроме чинопочита­ ния, означают уважение к флагу государства…

Первыми наведались гости на корабль под цар­ским штандартом.

— Адмирал Норрис, шаутбенахт Дефет, — пред­ставились они Петру.

Оказалось, что они сопровождают большой кара­ван, около сотни купеческих судов, в Петербург.

— В прошлую кампанию мы понесли большие убытки от шведских каперов.

Петр согласно кивнул и похвалился:

— Нынче весной мы уже изловили пяток капе­ров, но брат Карл не унимается, не желает нашей обо­юдной торговли.

Потягивая вино из бокалов, гости благожелатель­но улыбались: хорошо, когда царственная особа зани­мается морским делом, понимает их…

Начались взаимные визиты, встречи. Распределя­ли, чтобы не было ущемления, кому первому играть утреннюю зорю, кому вечернюю. Первым начинал старший по званию. Апраксин и Норрис по чину ока­зались равными — Норрис играл утром, Апраксин — вечером…

Летняя погода ласкала теплом и штилем. Царь крепко держал в уме все приметные даты. Вспомнил, о прошлогодней виктории.

Первую годовщину Гангутской победы Петр отме­чал торжественным обедом. Приглашенные адмира­лы-союзники пили за здоровье государя и за россий­ский флот, а Норрис про себя подумал: «Как бы нам вскорости не разойтись контркурсами». Перед ухо­дом из Англии первый лорд Адмиралтейства преду­предил Норриса: «Присматривайтесь к русским ко­раблям и капитанам, оценивайте их мощь, осваивай­те гавани и рейды».

Одним из первых внимание Норриса привлек ка­питан четвертого ранга Наум Сенявин, командир пя-тидесятипушечного «Страфорда». Корабль этот Нор-рис знал до последнего гвоздика, когда-то на нем пла­вал, а Наума Сенявина оценил высоко.

— С таким капитаном я готов атаковать любого неприятеля, — откровенно сказал он голландцу-ша-утбенахту.

Время бежало, на Ревельский рейд возвращались один за другим зарубежные купцы с товарами из Пе­тербурга. Гости собирались в дорогу. В адмиральский час на русский флагманский корабль съехались ино­земные флагманы. Начались прощальные визиты ад­миралов. За время стоянки в Ревеле Петр не раз гос­тил у Норриса, тот наносил ответные визиты. За сто­лом, за чаркой доброго вина у моряков всегда отыщет­ся свой, флотский, интерес для откровенных «мор­ских» баек.

У Норриса в подчинении был еще шаутбенахт. Он тоже часто составлял компанию флагманам. В знак расположения к новым знакомым Петр подарил Нор-рису свой портрет с алмазами, а шаутбенахтам, анг­лийскому и голландскому, презентовал бриллианто­вые перстни.

Не осталась в стороне и Екатерина Алексеевна, по­дарила Норрису табакерку с алмазами.

Знал царь по прежним годам: не вредно, на всякий случай, расположение приобрести среди иноземцев. А вдруг сгодится.

Российского флота генерал-адмирал Федор Апрак­син не привык ни принимать, ни жаловать драгоценности. Не по скупости, а по натуре. Поступил попрос­ту, по-флотски, прислал своим коллегам-флагманам по ящику доброго вина.

Проводив гостей, Петр, в доброжелательном наст­роении, завел разговор с Апраксиным:

—    Нынче отписал я Салтыкову благодарность, по­слал ему указ возвратиться в Россию.

—    Давно пора, Петр Лексеич, он свой долг сполна давно претворил пред отечеством. Не каждому етакое по плечу.

Изредка, но бывало, что царь, по каким-то извест­ным только ему одному причинам, изменял свое ре­шение. На следующий день перед ним стоял навы­тяжку командир «Страфорда», капитан 4-го ранга Наум Сенявин. Ему вместе с Бредалем не сегодня зав­тра надлежало отправиться совместно с английской эскадрой в Голландию и Англию. На кораблях везли туда разные припасы и паруса для оснащения постро­енных там, под надзором Салтыкова, трех линейных кораблей.

— Ты не впервой к такому делу причастен. Смот­ри зорко за всеми неполадками. Припасы по тем ко­раблям сам развези. Все они деньгу немалую стоят. И парусы, и такелаж, и пушки, и прочая.

Расхаживая по комнате, царь опять дымил труб­кой, подошел к столу, взял конверт:

— Сие письмо вручишь Федьке Салтыкову, оста­ваться ему впредь в Англии до моего указу. Заменить его покуда некем, а суда потребны для флоту.

Жесткий, а порой жестокий свой нрав царь прояв­лял нередко, когда дело касалось державных интере­сов. Не было в такие моменты у него колебаний, не по­казывал, какими чувствами руководствовался. Чело­веколюбие оставалось на задворках его сознания.

Отменив свой указ, царь меньше всего думал, а на­верняка и вовсе не вспоминал те многие сетования на безысходность положения своего верного слуги по становлению флота.

В свой смертный час, 2 августа 1715 года, получил Федор Салтыков от царя письмо с разрешением отпра­виться наконец-то на родину. Успел ли он узнать об этой «царской милости»? Об этом история умалчива­ет. Свое последнее прибежище обрел он не в родном крае, а на одном из безымянных лондонских кладбищ.

Прошли годы. Бесстрастное Время сровняло с зем­лей и это место…

Узнав о его кончине, вспоминал ли царь хотя бы один раз о Федоре Салтыкове, своим трудом, не жалея себя, вдвое увеличившем боевую мощь флота? Двад­цать линейных кораблей поставил он в строй Балтий­ского флота.

История не оставила никаких следов о царской благодарности усопшему рабу Божию Федору…

Дело шло к осени, помалу начинало будоражиться море, близилась пора затяжных, равноденственных штормов.

Эскадра, не теряя времени, совершала экзерци-ции, подтягивалась к стоянке у Котлина. Царь сошел с корабля, высадился на берег и поехал сухим путем, с супругою. У Сойкиной горы царя поджидал галиот, который и доставил его на Котлинский рейд.

Эскадра начала постепенно разоружаться, гото­виться к зимней стоянке. Накануне первых зимних заморозков пришло донесение из Копенгагена. На рейд прибыли два построенных в Архангельске 52-пушечных корабля: «Уриил» и «Селафаил». Не суждено было увидеть царю давний королевский подарок в Лондоне — яхту «Транспорт-Рояль». Вмес­те с кораблями она отправилась из Архангельска, но в сильный шторм, неподалеку от Гетеборга, ее вы­бросило на камни и разбило волнами.

Вместе с первым снегом в Петербург пришли вести из Дании. Прусские, саксонские и датские войска, не дожидаясь подхода русских полков, осадили швед­скую крепость Штральзунд.

Видя беспомощность сопротивления, Карл XII на корабле отплыл на родную землю. Вместе с ним на борту находился голштинский барон Генрих фон Герц. Пылкий фантазер и искатель приключений, Герц пришелся по душе королю. Они познакоми­лись в Голштинии, когда Карл XII пробирался из турецкого плена на родину, и быстро сошлись ха­рактерами. Карл предложил Герцу перейти к нему на службу министром финансов, и тот, бросив свой пост гофмаршала Голштинии, увязался с королем. Но бывшего гофмаршала прельщали не только фи­нансы, но и дела поважнее, не терпелось ему также войти в историю. Генрих Герц постепенно начал внушать Карлу XII мысль о необходимости изме­нить внешнюю политику.

—    Вашему величеству следует посадить на анг­лийский престол нашего друга Якова Стюарта. Для этого надо сначала заключить мир с царем Пет­ром, а потом вступить с ним в союз.

—    Как же так, мириться с моим давним врагом царем Петром? — недовольно морщился Карл. Но тут же вспоминал он о более ненавистных персонах — ан­глийском короле Георге и короле Дании Фредерике.

—    Для сего, ваше величество, необходимо отво­евать у Дании нашу норвежскую землю. Оттуда прямиком флотом высадить короля Якова в Шот­ ландию, — настоятельно продолжал убеждать ко­роля барон.

С такими настроениями направился Карл в столи­цу, где его с нетерпением ждала любимая сестрица Ульрика вместе со своим супругом Фридрихом, быв­шим гессенским принцем…

Не раз после Гангута Петр окидывал своим взором карту Балтийского моря.

На севере берега прочно удерживались Швецией. На востоке, по сути, теперь от Курляндии до Финлян­дии утвердилась Россия. Дальше к западу берега усе­яли Пруссия, Речь Посполитая, Померания, Меклен-бург, Голштиния. Шведов почти изгнали из Помера­нии, остался один Висмар, к которому на помощь со­юзникам двинулись полки генерала Репнина.

Давно присматривался царь к приморским княже­ствам. Приходили не раз ему мысли использовать ди­настические союзы для укрепления положения дер­жавы на берегах Балтики.

Четыре года назад, встречаясь с герцогом Меклен-бургским, Леопольдом, царь завел речь о женитьбе гер­цога на его племяннице, Екатерине Ивановне. Такие де­ла обычно быстро не совершаются. Теперь подошел срок. В Петербурге составили брачный договор, по кото­рому Екатерина сохраняла свою веру. Герцог обязался ежегодно выплачивать жене 6000 ефимок на расходы.