был, этот человек может стать для нас угрозой. Мы с Динджером более или менее удовлетворились тем, что наши рассказы стыкуются друг с другом; но другое действующее лицо, появившееся на сцене, лицо, с которым мы не имеем возможности переговорить, может означать то, что из-под нас выдернут подстилку. Я поймал себя на том, что вся моя радость испарилась. Оставалось утешать себя только тем, что мы с Динджером по-прежнему вместе.
И вдруг, словно они сознательно захотели меня подбодрить, в небе с ревом пронеслись бомбардировщики. Километрах в двух от нас загремели разрывы. Я тотчас же ощутил прилив надежды. Если тюрьму накроет бомбами, у нас появится возможность бежать.
Остаток ночи мы с Динджером провели вместе. Каждый раз, услышав грохот дверей, мы думали, что это идут охранники разлучать нас, и прощались друг с другом. Наконец уже утром дверь нашей камеры распахнулась. Мне сковали руки наручниками и завязали глаза и увели.
Я понял, что меня опять ведут на допрос; эту дорогу я уже успел выучить. Из двери, затем направо, по коридору, затем налево, по брусчатке, вверх на ступеньку, по дорожке мимо кустов, в комнату. Я предположил, что это была та же самая комната.
Меня толчком усадили на стул.
— Доброе утро, Энди, — произнес Голос. — Как ты себя сегодня чувствуешь?
— Замечательно, большое спасибо, — ответил я. — Особая благодарность за одеяло. Ночью очень холодно.
— Да, очень холодно. Как видишь, Энди, мы о тебе заботимся. Мы заботимся о тех, кто нам помогает. И ты ведь нам поможешь, Энди, правда?
— Да, как я уже говорил, я помогу вам всем, чем только смогу.
— Сегодня утром, Энди, нам нужно прояснить всего несколько моментов. Видишь ли, мы так и не убеждены до конца, что ты не иудей. Нам нужны доказательства. Если ты иудей, лучше признайся в этом сам, потому что это избавит тебя от боли и неудобств. Каково твое вероисповедание?
— Англиканская церковь.
— Что такое англиканская церковь?
— Ответвление христианства.
— Кому ты поклоняешься?
— Я поклоняюсь господу богу.
— Понятно. А кто такой Иисус?
Я объяснил.
— А кто такая Дева Мария?
Я объяснил.
— Энди, понимаешь ли ты, что мы с тобой поклоняемся одному и тому же богу? Я мусульманин и поклоняюсь тому же богу, что и ты.
— Да, я это понимаю.
— Энди, ты человек религиозный?
— Да, я очень серьезно отношусь к религии.
— Расскажи мне, как молятся у вас в христианском мире.
— Можно молиться, опустившись на колени, можно молиться стоя, все зависит от обстоятельств. Разницы никакой нет. Молитва — это нечто очень личное.
Еще когда я был в учебном центре в Шорнклиффе, каждое четвертое воскресенье наш батальон в полном составе отправлялся в церковь. Все одевались в парадную форму, чистили ботинки, строились и торжественным маршем шли в гарнизонную церковь. Я терпеть не мог эти службы: в учебке у нас был только один выходной в неделю, воскресенье, — причем только если в пятницу утром во время кросса ты не отставал от командира, потому что в противном случае приходилось снова бежать кросс в воскресенье. Но и в выходной съездить домой все равно не удавалось, потому что за пределы центра выпускали только начиная с девяти утра, а к восьми вечера все уже должны были вернуться назад. Поэтому, надо признаться, особой любви хождение в церковь у меня не вызывало, и я никогда не обращал внимание на то, что происходит во время службы. И вот сейчас я лихорадочно пытался вспомнить любые подробности, чтобы выставить себя самым истовым христианином со времен Билли Грэма.[20]
— Когда ты постишься? Когда христиане постятся?
Когда мы постимся? Я понятия не имел.
— Христиане не постятся.
Тон Голоса изменился.
— Ты лжешь, Энди! Бессовестно лжешь! Нам известно, что христиане постятся.
Он рассказал мне про Великий пост. Век живи, век учись. Я не знал, что католики постятся.
— Я протестант, — заявил я. — У нас все по-другому.
Похоже, Голос несколько успокоился.
— В таком случае расскажи мне о ваших церковных праздниках. Какие блюда вы едите? Какие блюда не едите?
Я напряг мозги, пытаясь вспомнить, что происходит на Пасху и на Рождество.
— Протестанты едят всё. На самом деле мы гордимся тем, что можем есть все что угодно и когда угодно. Протестантство — очень либеральная религия.
— Значит, вы не должны воздерживаться от свинины?
— Нет.
— Послушай, Энди, если ты иудей, так и скажи, это все, что нам от тебя нужно. Ты должен понять, что если солжешь нам, тебя будет ждать наказание.
Заговорил еще один тип справа и спереди от меня, тоже на приличном английском. Первым делом он сообщил мне, что учился в Сэндхерсте.
— Когда отмечается день Святого Георгия?
Я понятия не имел.
— А день Святого Свифина?
Тот же ответ.
— Как у вас проходят похороны? Как вы оплакиваете умерших? Сколько времени длится траур?
Я изворачивался как мог на протяжении двух часов.
Наконец Голос сказал:
— Энди, как бы ты отнесся к тому, если бы я сказал, что ты иудей и мы можем это доказать?
— Вы ошибаетесь. Я не иудей.
— Хорошо. Расскажи нам, что тебе известно про иудаизм.
— Ну, есть ортодоксальные иудеи, они носят длинные прямые волосы и не едят свинину. Наверное, вот и все. Мы не имеем с иудейской общиной никаких дел.
— Хорошо, тогда скажи мне, была ли у тебя когда-нибудь подруга-еврейка? Есть ли у тебя в Англии знакомые-евреи? Назови их фамилии, скажи, где они живут. Почему ты знаешь, что они евреи?
— У меня никогда не было связей с еврейками.
— Почему, Энди? Ты что, гомосексуалист?
— Нет, я не гомосексуалист, но у нас в Англии существуют четкие расовые группы, которые не вмешиваются в дела друг друга. Иудейская община держится очень замкнуто, и у нас с ними почти не бывает никаких контактов.
— Насколько многочисленной является еврейская община в Англии?
— Понятия не имею. Мы не общаемся друг с другом.
Вопросы все продолжались и продолжались, а мои ответы становились все более ограниченными. Меня загоняли в угол. Внезапно меня осенило. Я не мог понять, как эта мысль не пришла мне раньше.
— Я могу доказать, что я не еврей.
— Как ты сможешь это доказать?
— У меня есть крайняя плоть.
— Что? Что такое крайняя плоть?
Присутствующие залопотали между собой по-арабски, послышался шелест бумаги. Вероятно, они изучали словарь.
— Я могу вам показать, — с надеждой продолжал я. — Если мне освободят руки, я вам покажу, что такое крайняя плоть.
Иракцы по-прежнему не могли взять в толк, о чем я говорю.
— Как пишется по буквам выражение «крайняя плоть»?
Послышался скрип пера по бумаге. Ко мне с обеих сторон подошли по солдату и схватили меня за руки. Я почувствовал, как расстегнули один браслет наручников.
— Энди, что ты собираешься сделать? Сначала ты должен нам это объяснить.
— Ну, я расстегну брюки, достану член и покажу, что у меня есть крайняя плоть.
Встав, я достал член, схватил крайнюю плоть и оттянул ее как можно дальше.
— Вот видите, у меня есть крайняя плоть! Религия требует от евреев совершать обрезание. Всем мальчикам отрезают крайнюю плоть.
Помещение взорвалось смехом. Иракцы покатывались от хохота. Как только я застегнул ширинку, меня снова усадили на стул и сковали наручниками.
Веселье по поводу крайней плоти продолжалось. Все оживленно бормотали по-арабски, время от времени вставляя английское «крайняя плоть».
— Энди, ты хочешь есть?
— Да, большое спасибо, я бы не отказался от еды, — сказал я. Поскольку у всех было такое приподнятое настроение, я добавил: — И если можно, немного попить.
