удерживающий форму, а потом разбил саму форму.
Обнаружившийся внутри предмет мало походил на оружие, которым ему надлежало стать. Джорам подхватил заготовку клещами, сунул в огонь горна и нагревал до тех пор, пока она не раскалилась докрасна, как велела книга. Затем юноша отнес будущий кинжал на наковальню, взялся за молот и точными, размеренными ударами принялся придавать ему нужную форму. Джорам спешил, поскольку не слишком разбирался в особенностях строения оружия; это была всего лишь проба. Приближался критический момент, и Джораму не терпелось проделать все это побыстрее. Наконец, решив, что кинжал уже вполне годится для его целей, Джорам снова подхватил его клещами и, глубоко вздохнув, сунул раскаленный клинок в ведро с водой.
Вырвавшееся из ведра облако пара на мгновение ослепило юношу. Но одновременно с шипением раскаленного металла в воде раздался и иной звук. Громкий, отрывистый треск. Джорам нахмурился и помрачнел. Он нетерпеливо взмахнул рукой, дабы разогнать пар, и извлек кинжал из воды — и оказалось, что в клещах зажаты обломки. Выругавшись, Джорам швырнул их в груду лома. Он уже готов был выплеснуть созданный им бесполезный сплав, но тут покалывание в основании черепа заставило его стремительно обернуться.
— Ты поздно работаешь, Джорам, — сказал Блалох.
Чародей шагнул в круг света, исходящего от горна; руки его, по привычке Исполняющих, были сложены на груди. В кузне, залитой красноватым светом, он напоминал клок ночи; чернота его одеяния словно бы впитывала свет — и даже жар горна.
— Я наказан, — невозмутимо отозвался Джорам, положившись на то, что такое случалось уже неоднократно, — Я был неаккуратен, и мастер велел мне работать над этим кинжалом, пока я его не закончу.
— Похоже, тогда тебе придется просидеть в кузне почти всю ночь, — заметил колдун, холодно взглянув на груду обломков.
Джорам пожал плечами.
— Придется, если мне не будут давать работать, — угрюмо произнес он и обошел горн, чтобы поработать мехами. Он умышленно повернулся к чародею спиной и едва ли не отодвинул его в сторону.
Гладкий лоб Блалоха прорезала тонкая морщина, но в голосе его не появилось ни следа досады или раздражения.
— Насколько я понимаю, ты претендуешь на благородное происхождение.
Джорам, покряхтывавший от усилий, не снизошел до ответа. Блалох, не выказывая ни удивления, ни смущения, подвинулся и встал так, чтобы видеть лицо юноши.
— Ты умеешь читать.
Джорам на миг приостановился, но почти мгновенно вернулся к прерванной работе. Мышцы спины и рук перекатывались под кожей; Джорам орудовал мехами, нагнетая воздух к углям в горне.
— Я слыхал, что ты читаешь книги.
Джорам как будто оглох. Руки его двигались в размеренном, беспрерывном ритме; темные волосы падали на лицо.
— Малые знания в руках человека невежественного — все равно что кинжал в руках ребенка, Джорам. Он может пострадать, — продолжал Блалох. — Я полагал, что ты уже усвоил этот урок, когда совершил убийство.
Взглянув на Блалоха из-под копны спутанных волос, Джорам улыбнулся, но улыбка осталась неразличимой в темноте — лишь глаза сверкнули в свете горна.
— А я бы сказал, что это урок, который стоит усвоить вам, — сказал он.
— Вот видишь? Ты угрожаешь мне. — Блалох говорил столь спокойно и невозмутимо, словно беседовал о погоде. — Ребенок размахивает кинжалом. Ты им порежешься, Джорам, — пробормотал чародей. — Порежешься. Либо сам, — Блалох повел плечами, — либо порежешь кого-нибудь другого. Этот твой друг... как там его имя... Мосия? Он умеет читать?
Лицо Джорама потемнело; мощное, размеренное движение мехов несколько замедлилось.
— Нет, — ответил он. — Оставьте его в покое.
— И я думаю, что нет, — вкрадчиво произнес Блалох. — Мы с тобой, Джорам, — единственные люди в этом селении, которые умеют читать. И мне кажется, что один из нас уже лишний, но с этим я ничего не могу поделать — разве что выжечь тебе глаза.
Впервые за все время беседы чародей пошевелил руками: распрямил их и пригладил светлые усы над верхней губой. Джорам остановился. Не выпуская ручек мехов, он уставился в огонь.
Блалох подошел поближе.
— Мне будет очень жаль уничтожать книги.
Джорам шевельнулся.
— Старик никогда вам не скажет, где они.
— Скажет, — с улыбкой отозвался Блалох. — Со временем. Со временем он будет из шкуры вон лезть, выискивая, что бы еще мне сказать. Я не давлю на него потому, что сейчас просто не стоит повергать людей в смятение, прибегая к насилию. Жаль, если мне все же придется изменить свою политику — особенно теперь, когда у меня есть магия.
В свете рдеющих углей видно было, как вспыхнуло лицо Джорама.
— У вас ее нет, — пробормотал он.
— Ну что ж. — Блалох снова скрестил руки на груди. — Видишь ли, мы, Дуук-тсарит, кое-что знаем об этих книгах. В некоторых из них содержатся такие сведения, каким лучше бы исчезнуть навеки.
Чародей внимательно взглянул на Джорама; юноша стоял все на том же месте и смотрел в огонь.
— Ты напоминаешь мне меня самого, молодой человек, — сказал Блалох. — И это заставляет меня нервничать. Я тоже ненавижу начальство. Я тоже считаю себя выше всего этого, хотя я, — в бесцветном голосе промелькнул легкий, еле заметный отзвук сарказма, — и не знатного рода. Дабы избавиться от того, что, как я считал, угнетало меня, я, как и ты, совершил убийство — и не терзаюсь виной и угрызениями совести. Тебе нравится вкус власти, не так ли? А теперь ты жаждешь большего. Да, я чувствую эту горящую в тебе жажду. Я наблюдал, как ты в течение прошедшего года учился манипулировать людьми, использовать их и заставлять их делать то, что желаешь ты. Именно так ты заставил старика показать тебе эти книги, ведь верно?
Джорам не ответил и не отвел взгляда от огня. Но левая его рука сжалась в кулак.
Блалох улыбнулся, и улыбка эта была тьмой во свете.
— Я многое повидал и до тебя, Джорам. В свое время ты научишься справляться с этой жаждой, что снедает тебя. Но ты — все еще дитя; ты так же молод, как был молод я, когда совершил свой первый необдуманный поступок — поступок, что привел меня сюда. Но между нами есть одно различие, Джорам. Человек, место которого я стремился занять, не принимал в расчет ни меня, ни моих амбиций. Он повернулся ко мне спиной.
Чародей положил руку юноше на плечо. Невзирая на жару, царящую в кузне, Джорам содрогнулся от этого леденящего прикосновения.
— Я же принимаю тебя в расчет, Джорам. И я не повернусь к тебе спиной.
— Почему бы вам просто не убить меня и не покончить со всем этим? — презрительно усмехнувшись, пробормотал Джорам.
— Действительно, а почему? — откликнулся Блалох. — Сейчас мне от тебя мало пользы — хотя может стать побольше, когда ты подрастешь. Когда ты подрастешь достаточно, чтобы на тебя можно было полагаться. На тебя и того, кто тобою интересуется.
— Кого это вы имеете в виду? — Джорам наконец-то взглянул на чародея.
— Каталиста.
Джорам пожал плечами.
— Он пришел сюда за тобой. Почему?
— Потому что я убийца.
— Нет, — негромко произнес Блалох. — За убийцами охотятся Исполняющие, а не каталисты. Так почему? Почему он здесь?
— Понятия не имею, — нетерпеливо огрызнулся Джорам. — Спросите у него самого... или спросите у Симкина.
Блалох испытующе уставился на Джорама и произнес заклятие. Карие глаза вспыхнули, и веки опустились. Чародей коснулся лица Джорама и приподнял бровь.
— Ты говоришь правду. Ты действительно этого не знаешь, юноша. Более того — ты не веришь Симкину. Я и сам не уверен, верю ли я ему, и все же... Могу ли я рисковать в этом вопросе? Что за игру ведет Симкин?
Чародей раздраженно опустил руку.
Джорам, чувствовавший себя так, словно пробудился от неглубокого и беспокойного сна, моргнул и быстро оглядел кузню.
Он был один.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ШПИОН
«Епископ Ванье на весь вечер удалился в свои покои». Вот что дьякон, исполняющий обязанности секретаря, отвечал каждому, кто пытался разыскать его святейшество.
Впрочем, таких было немного. Все обитатели Купели и многие за ее пределами были хорошо знакомы с привычками епископа. Он удалялся к себе в покои, чтобы поужинать в одиночестве или в обществе тех немногих счастливчиков, которые удостаивались от него приглашения. Когда же епископ находился у себя, беспокоить его не следовало. Ну, разве что произошло бы что-нибудь из ряда вон выходящее. Скажем, убийство какого-нибудь императора. (Если же император умирал по естественным причинам, это могло подождать и до утра.) У входа в покои епископа стояла стража из Дуук-тсарит, и единственной их задачей было следить, чтобы его святейшество не беспокоили.
Для этого хорошо охраняемого уединения были свои причины, как явные, так и тайные. Всему Тимхаллану было известно, что епископ Ванье в
