Гилврэй подошел к кровати, поставил свечу и стал снимать сапоги.
— Почему вы пришли ко мне? Мне было сложно даже принцессе Сентерри обеспечить безопасный проход, пришлось привлечь всю Гвардию Сопровождения Путешествий.
— Вы родом из Альпенниен, а Альпенфаст находится как раз на границе с Альпенниен, возле Карунзеля. Сентерри проведет три дня в Карунзеле — он станет первым большим городом, который она посетит в своих новых владениях. Три дня, капитан Гилврэй. Можете поехать в Альпенфаст со мной, убедитесь, что я безопасности за его стенами, и вернетесь вовремя в Карунзель, чтобы вывести Сентерри и Гвардию Сопровождения Путешествий.
— Ехать день и ночь, не спать, менять лошадей в каждом городе… это можно сделать. Но почему я?
— Не стройте из себя непонимающего, капитан. Я проверяю всех, с кем имею дело, и я проверила вас особенно внимательно. Я же жрица Метрологов, помните? Мы хотим знать все. Вы родились в знатной семье в Альпенниен, порабощенной три поколения назад. Вас привезли в Палион, но ни разу не назначали выкуп. Другая часть вашей семьи присвоила ваши имения и замки, но вы и ваши родственники смогли сохранить имя. Сарголанская империя признает вас, но те, кто присвоили себе землю, поклялись в верности империи, поэтому государство их не трогает.
— Правда, — сказал Гилврэй, откинувшись на кровать. — Если один перестает придерживаться традиций, то другой получает помощь со стороны империи. Я разорвал замкнутый круг, я сделаю себе имя и получу землю в собственность в Кейпфанге. В прошлом месяце я официально отказался от наследных угодий.
— Что и стало причиной благосклонного к вам отношения во всех замках Альпенниен. Вас приглашают всюду, где бы вам ни захотелось побывать, и мы могли бы отправиться вместе. Вы сыграли бы роль моего возлюбленного и объяснили, что показываете свои прежние наследные угодья.
— Ну в это было бы трудно поверить, госпожа. В жизни Сопровождения Путешествий происходит не так много событий, и всем так и хочется посплетничать. Если бы мы были вместе, это бы сразу заметили.
Терикель села на другой конец кровати, подняла ногу и положила ее на ноги Гилврэя. Его глаза широко открылись, но он не двинулся ни с места.
— Не так сложно дать повод для сплетен, капитан. Причем это ведь произойдет по нашему обоюдному согласию.
— О-о-о… ты соблазнительна и очень красива, но мои сердца не с тобой…
— И принцесса знает это! — твердым голосом заявила Терикель. — И виконт Коссерен, и капитан Ларон. Я разговаривала с ней, и она согласна подарить вам маленький замок возле Логьяра, если вы перестанете любить ее, и люди это увидят. У вас есть имя, и вскоре будут новые земли. Все, что вам нужно, — возлюбленная.
— Она — принцесса — хочет, чтобы мои сердца принадлежали другой? — прошептал он.
— Не хочет — ей так нужно.
Гилврэй протянул руку, поднял ногу Терикель, поколебался немного в нерешительности и снова положил на свои ноги. Терикель улыбнулась мягкой, широкой и невероятно соблазнительной улыбкой. Она щелкнула пальцами, и свеча погасла.
— Твои заклинания не позволят слугам, сплетникам и другим незваным гостям найти нас, — произнес Гилврэй, когда их руки ласкали друг друга в темноте.
В ответ Терикель сделала выдох, и на ее ладони появились завихрения эфирной энергии, которые стали приобретать некую форму. Через некоторое время они превратились в маленького светящегося дракона. Он имел голубой цвет, из-за чего лицо Терикель, произнесшей пару слов на торейском языке, тоже приобрело голубоватый оттенок. Услышав слово, которое означало «вперед!», дракон захлопал крыльями на ее ладонях, полетел к двери, соприкоснулся с деревом и исчез, растворившись в нем. Комната снова погрузилась в непроглядную темноту. Гилврэй стал снимать обувь с ног Терикель.
— Я чувствую себя предателем, — сказал он, лениво касаясь своими пальцами ее ног. — Сентерри — это центр и смысл моей жизни.
— Но ваша связь со мной делает ее жизнь легче, капитан. Так вы поступаете только из-за нее.
— Но я все равно чувствую себя предателем. Я никогда, никогда не изменял принцессе.
— Хорошо, чуть-чуть вины не повредит, появятся новые сплетни, мой лихой капитан. Поверьте мне на слово.
На следующее утро Эссен подписал увольнительную для Хартмана. Эндри сообщил об этом оружейнику, и Хартману выдали кольчугу, зеленые брюки, жакет, зеленый плащ с императорским гербом, поножи и шлем с огромным забралом. Он оделся, и оружейник подогнал доспехи. Хартман вздохнул с облегчением, когда узнал, что ему можно будет ехать на мерине, а не на боевом жеребце.
Тем временем Эссен нашил три красных звезды маршала на плечи куртки.
— Это неправильно, должна быть только одна звезда, сир, — сказал Эндри Эссену, поднимая его кольчугу. — У всех рекконов по одной.
— Да ладно тебе, Эндри. Глядишь, лезвие топора или стрела от них отскочит. Кольчуга-то защищает лишь от случайных попаданий.
— Все равно неправильно, сир.
— Нам нужно быстро ехать. В тяжелом доспехе умереть можно.
Эндри надел кольчугу, взял топор и сделал несколько выпадов в сторону.
— Тяжеловато на плечах, но идти можно.
— Тяжеловато, как и все заботы этого мира, Эндри. А как, кстати, твоя девушка?
— Не очень, сир.
— Любите друг друга?
— Да.
— Тогда ей повезло, да и тебе тоже. Вот принцесса Сентерри и виконт Коссерен. Нет между ними никакой любви. Мне говорили, она заставляет его заниматься с ней любовью шесть раз за ночь, затем выгоняет его из комнаты и велит спать на полу.
— Конечно, нет любви, сир.
— Иногда он спит на земле возле ее шатра.
— На земле, где сплю я, нет никакого шатра.
— На балу, Эндри. Такая кудрявая… Ты с ней не?..
— Нет, сир. У меня есть возлюбленная, которой я верен.
— Так вот ты какой. Она же холодная как лед, пьет кровь и притом мертва.
— Но она нуждается во мне. Она не видит, больна и должна спать весь день и всю ночь в пустой повозке. Говорят, любовь слепа, маршал Эссен.
— Тогда графине тоже нужны очки, Эндри. Уоллес хвастается всем, кто его слушает, что он переспал с кухаркой в одной комнате отдыха, желая попасть в другую, где его ждала графиня.
— Единственная причина, почему еще никто не вырвал его сердца, состоит в том, что их сложно найти из-за маленького размера, сир, — пробормотал Эндри. — Так как же быть, если всякая любовь столь безнадежна?
— О, не любая. Капитан Гилврэй и старейшина, очевидно, спали вместе прошлой ночью.
Эндри вытаращил глаза, сглотнул и стиснул зубы. Заговорить он смог не сразу.
— О да? — ответил он. — Ну, теперь есть настоящая любящая пара. У обоих не было возлюбленных, а ведь они замечательные и обаятельные люди. Да не оставит их Удача.
— Сыграем что-нибудь, парень?
— Конечно. Может, ты на волынке? Я возьму ребек. «Зеленый маршал Молния», сир?
— Не-е, парень. Давай-ка что-нибудь новое в честь капитана и его женщины.
— О да, придумаем мелодию и назовем ее «Радость капитана Гилврэя».
Когда на следующий день рекконы отправились в путь, тело Веландер осторожно уложили в повозку, которой правил Уоллес. Было еще пять других запасных телег, управляемых гвардейцами Сопровождения Путешествий, и Сентерри сидела в новом экипаже, предоставленном местным королем. Уоллес начал пользоваться популярностью среди рекрутов, поскольку он использовал минимальное количество ингредиентов и посуды и готовил мясо вкуснее, чем любой другой повар императора. А теперь, после порки, о нем стали говорить еще чаще.
Во время каждой остановки, пока лошади отдыхали, Эндри совершенствовал свои навыки владения топором и копьем, и, когда он уставал, маршал и Ларон продолжали обучать его этикету и различным правилам поведения. Уоллес также принимал непосредственное участие в образовании Эндри, а тот, в свою очередь, стал помогать Уоллесу в овладении искусством верховой езды. Однако Уоллес не переставал жаловаться, что мешало проведению занятий.
— Я получил пять плетей, представь себе, — говорил Уоллес, когда Эндри вел его лошадь по кругу. Они остановились, чтобы Сентерри могла поговорить со служащим из провинции, принесшим петицию.
— Если бы ты получал по пять плетей каждый раз, когда ты об этом говоришь, сейчас у тебя было бы уже пять тысяч плетей, — сказал Эндри.
— Я и чувствую это как пять тысяч плетей.
— Уоллес, может, хватит уже? Я получил пятьдесят плетей, но я не скулю.
— Да, но у меня это было в первый раз!
— Так от этого больнее, что ли?
— Да!
— Давай держись веселей, женщины будут восхищаться твоей выдержкой.
— Выдержкой? После пяти жалких ударов плетью?
— Я могу устроить…
— Нет!
— Уоллес, что ты рассказал о нас графине?
— А, графиня, я думал, ты уже и не спросишь. Под ее юбками открылись врата рая, на ней вообще не было нижнего белья — так сейчас модно в Глэсберри.
«Мне тоже предоставлялась возможность это узнать», — подумал Эндри, но просто улыбнулся и кивнул.
