Наполеон - спаситель России

жизни, и именно в сем случае, провинился я против родительницы, скрыв от нее, что го­сударь жаловал ее. Она прогневалась бы на меня, узнав, что я лишил ее сего отличия»[120].

О Настасье Минкиной пусть скажет сам Аракчеев: «Двадцать два года спала она не иначе, как на земле у по­рога моей спальни, а последние пять лет я уже упросил ее ставить для себя складную кровать. Не проходило ни одной ночи, в которую бы я, почувствовав припадок и про­изнеся какой-нибудь стон, даже и во сне, чтобы она сего же не услышала, и в то же время входила и стояла у моей кровати, и если я не проснулся, то она возвращалась на свою, а если я сделал оное, проснувшись, то уже заботи­лась обо мне <...>. Во все 27 лет ее у меня жизни, не мог я ее никогда упросить сидеть в моем присутствии, и как ско­ро я взойду в комнату, она во все время стояла <... > Она была столь чувствительна, что если я покажу один непри­ятный взгляд, то она уже обливалась слезами и не пере­ставала до тех пор, пока я не объясню ей причину моего неудовольствия».

Кого же и за что же Пушкин так грязно обозвал?! Пусть сам разбирается.

Об Аракчееве до сих пор пишут почти исключительно в «стиле Пушкина». А факты, которые могут характери­зовать графа Аракчеева иначе, приводить не полагается. Я нарушу эту традицию и расскажу, что:

— Аракчеев реформировал артиллерийское дело, при­вел в порядок и улучшил материальную часть артиллерий­ского парка, сделав русскую артиллерию эффективнее французской;

— Аракчеев принимал много мер для повышения уровня общего и профессионального образования офицеров.

Самые лучшие последствия улучшений, сделанных Аракчеевым, сказались во время войн 1812-1815 гг., и это вызвало к нему большое уважение;

—  Аракчеев глубоко уважал Сперанского и часто го­варивал, что, будь у него треть ума Сперанского, он сделался бы великим человеком. Он был одним из немногих, кто не доносил на Сперанского, и был огорчен его от­ставкой;

— удостоившись пожалования портрета государя, укра­шенного бриллиантами, Алексей Андреевич бриллианты возвратил, а самый портрет оставил;

— по завещанию Аракчеева его имение было передано с его именем, гербом и девизом «без лести предан» Новгород­скому (ныне Нижегородскому) кадетскому корпусу, осно­ванному по его мысли и на его пожертвования: 300 тыс. рублей ассигнациями;

— незадолго до смерти, в 1833 г. Аракчеев внес в госу­дарственный заемный банк 50 000 (по другим сведениям — 60 тысяч) рублей ассигнациями. Эти деньги с наросшими процентами должны были быть сняты в 1925 году, к 100-летию смерти Александра I Павловича, и три четверти из этого капитала должны быть наградою тому, кто напишет к 1925 г. (на русском языке) историю (лучшую) царство­вания имп. Александра I, остальная четверть этого капи­тала предназначена на издержки по изданию этого труда, а также на вторую премию, и двум переводчикам по рав­ной части, которые переведут с русского на немецкий и на французский языки удостоенную первой премии историю Александра I;

— Алексей Андреевич Аракчеев скончался, «не спуская глаз с портрета Александра, в его комнате, на том самом диване, который служил кроватью Самодержцу Всерос­сийскому»;

— прах Аракчеева покоится в храме села Грузина, у под­ножия бюста императора Павла I.

Если Аракчеев был таким страшным лицемером, то, умирая-то, зачем демонстративно почитать давно покой­ных, ничем не могущих помочь императоров?!

Еще худшее отношение, чем к Аракчееву, установи­лось к военным поселениям. Не буду утверждать, что эта идея гибрида деревни с казармой во всех отношениях пре­красна. Но правительство задалось такими целями не от хорошей жизни: от жуткой нехватки денег. А тут засвети­ло: армия сама себя кормит!

С 1810 г. начинается практика организации военных поселений: первый опыт на резервном батальоне Елец­кого мушкетерского полка, размещенного в Бобылевском старостве Климовского уезда Могилевской губернии.

Правительство хочет:

1)  создать новое военно-земледельческое сословие, которое своими силами могло бы содержать и комплекто­вать постоянную армию без отягощения бюджета страны; численность армии сохранялась бы на уровне военного времени;

2) освободить население страны от расходов на содер­жание армии;

3) прикрыть западное пограничное пространство. Если Аракчеев — садист и дурак, почему сразу после войны, в 1815 г., правительство обсуждает проект воен­ных поселений? Да для того, чтобы решить хоть часть стоящих пред ним проблем. А то — районы ведения боевых действий разорены, торговля сократилась, финансовая система в состоянии глубокого кризиса. А тут еще на ар­мию приходится тратить почти 50% всего бюджета.

Воевать все равно приходится: в 1826 году начнется еще одна Персидская война, в Польше неспокойно, на Кавказе разгорается затяжная тяжелая война...

А ведь рекрутские наборы вызывают недовольство крестьян, напряжение помещиков, которые лишаются ра­бочих рук.

К концу царствования Александра I система военных поселений включила 1/3 всей армии (374 480 человек) и состояла из 148 батальонов пехоты, 240 эскадронов кавалерии, 32 фурштатских рот и 14 бригад артиллерии. Вплоть до конца царствования Александра I продолжается рост числа округов военных поселений, постепенно окру­жавших границу империи от Балтии до Черного моря.

Военные поселения упразднены только в 1857 году. К тому времени в них насчитывалось уже 800 тыс. человек.

Подготовка Наполеона: деньги

В 1810 году российское правительство судорож­но искало деньги: британских субсидий нет, Геную и Голландию заняли французы. Заняли и все деньги направили строго на самих себя, никому больше давать не велели. Русские просили в Голландии кредит в 12 млн гульденов. Наполеон запретил.

Тогда послали прямо в Париж финансового чиновника Карла Нессельроде: для переговоров о возможных займах. Наполеон же не только не дал денег из казны, но и запре­тил частным банкам даже вести переговоры о такой ссуде.

Причину Нессельроде понял прекрасно: ассигнова­ния на армию возросли с 389 млн франков в 1910 году до 556 млн к началу 1812 г. Вроде у нас пока мир?

А вот русскую финансовую систему Наполеон очень хотел разрушить.

Еще в 1804 году, намереваясь высадиться в Британии, Наполеон велел Фуше напечатать фальшивые фунты стер­лингов. Теперь он велел печатать рубли. Дело было постав­лено с размахом: работали сразу два тайных печатных дво­ра в Париже, для них изготовили не менее 700 граверных досок. Потом одну из них казаки нашли в коляске маршала Бертье, которую он бросил у переправы через Березину. Другую «походную типографию» для рублей использовал интендант Великой армии Дарю прямо в Москве, на Рогож­ской заставе (во дворе старообрядческой церкви) [121].

Британцы печатали фальшивые рубли, франки и швед­ские кроны; русские тоже наладили печатание фальши­вых франков и фунтов в Риге[122]. Но масштаб этих русских и британских игрищ совершенно не сопоставим с фран­цузским. Известно, что перед вторжением в Россию фран­цузская разведка через банкиров герцогства Варшавского забросила в Россию до 20 млн. фальшивых рублей: 4,5% всех, какие вообще ходили в России.

Вообще подделывать русские деньги было легко, легче франков и фунтов. Потому что те-то были полноценными казначейскими билетами, а в России ходили «цидулки» или «ассигнации».

Само слово происходит от искаженного немецкого Zettel — так называли в Германии бумажные деньги. Генерал-прокурор Сената Я.П. Шаховской еще при Елизавете предложил правительству печатать бумажные деньги — «цидулки». Отношение к немецким бумажным деньгам во­шло в историю: до сих пор в русском и украинском языках есть слово «цидулка» — то есть какая-то незначительная бумажка.

Во Франции словом assigats (латинского assigatio — на­значение) называли документы на получение денег. Так называли векселя и расписки, бумажные полуденьги. Позже так назовут бумажные деньги, которые выпускало революционное правительство Франции в 1789 году для решения своих финансовых проблем. В Польше бумажные деньги тоже назвали asygnacja — ассигнациями.

Но тогда ввести цидулки-ассигнации не успели: умерла Елизавета, Петр III не успел почти ничего. Но и Екатери­не II в 1768 г. тоже была подана записка, обосновывав шая выгоды хождения бумажных денег. Автором ее был гофмаршал и действительный камергер при дворе, граф К.Е. Сивере.

Во-первых, деньги нужны на очередную войну. А тут можно за счет печатного станка покрыть расходы.

29 декабря 1768г. был обнародован манифест об учреж­дении в Санкт-Петербурге и Москве государственных бан­ков для обмена ассигнаций. Причиной введения бумажных денег откровенно объявлялась «тягость медной монеты».

В манифесте говорилось, что ассигнации имеют хож­дение наравне с монетой и «являющимся людям с теми ассигнациями выдавать за оные денег, сколько надле­жит, немедленно». На таких купюрах печатали портрет Екатерины II. И называть их стали «катями» или даже так уменьшительно- пренебрежительно: «катьками». Назва­ние держалось до революции 1917 г. и даже при совет­ской власти!!! На сторублевках давным-давно красовался портрет не какой-то контрреволюционной императрицы, а друга пролетариев всего мира, В.И. Ленина. А и в 1970 г., и в 1980 году можно было услышать:

— Разменяй «катьку».

Или: «У меня мелких нет, выдали две «катьки», и что хо­чешь с ними делай.

Только при Горбачеве жаргонное название исчезло.

Размен же «катек» и всех других купюр в XVIII веке на металлические деньги производился. Но только медью. Серебряную и золотую монету государство использо­вало для оплаты внешних расходов и займов. Обмен ас­сигнаций производился только на медь. К тому же новый бумажный рубль, фактически не обеспеченный золотом и серебром, запретили вывозить за границу. То есть по­лучилось: металлические деньги Российской империи конвертируются, а бумажные — только для внутреннего употребления.

Естественно, эмиссия ассигнаций увеличивалась. К концу XVIII века в Российской империи сложились, как ни сложно это сегодня представить, две параллельные денежные системы: серебряный рубль, обеспеченный запасами драгоценного металла в казне, равный 100 сере­бряным же копейкам, и бумажный ассигнационный рубль, не обеспеченный ничем, кроме доверия населения к вла­сти, и равный 100 медным копейкам.

Соотношение серебряного и бумажного рублей все время менялось, в сторону уменьшения стоимости ассиг­наций. В 1800 году бумажный рубль давали 55 копеек се­ребром. В 1812 году, накануне войны с Наполеоном, — 35, а в 1825 г., в год восстания декабристов — 30 копеек се­ребром.

За все старались платить ассигнациями-цидулками, а дорогое серебро придерживать и копить. Тем более серебро не подделаешь. Ассигнации же были дешевы, и подделать их было легко. Купюры в 25 рублей легко пере­делывались в ассигнации достоинством в 75, переписывая двойку на семерку. Подлинность бумажных денег удосто­верялась подписями сенаторов, ставившимися на купю­рах, и лишь с 1787 г. — подписями чиновников банка. Эти подписи