голенастые ноги с несрезанными треугольными копытами, из которых получаются такие великолепные, необходимые в обиходе скребки, и крупные зеленые мухи, пожужживая, неторопливо бродили от желтой ноздри через выпуклый глаз к основанию только-только зародившегося целебного третьего рога и обратно. Вряд ли она успела принести более двух оолят: вымя ее совсем недавно было тугим и упругим, а курдюк еще даже не оформился…
– От недоя, босс, вы понимаете – от недоя! Молодая, глупая, сбежала из дому… – Бичейро, уроженца аграрной Пампасьи, кормилицы всего Восьмого сектора Федерации, трясло. – Понимаете, босс?
Крис понимал.
Сардар Ситту Тиинка так и говорил ему, посланцу Большого Могучего, в Дгахойемаро: сипаи Сияющей Нгандвани чтят Дряхлых и уважают их имущество. Никто из храбрых воинов Подпирающего Высь не позволит себе даже прикоснуться к собственности унсов…
И в доказательство своей правоты сардар показывал пальцем на стадо оолов, томящихся в плетеной загородке, на груды домашнего скарба, аккуратно прикрытые травяными циновками; вот, смотри, Посланец: все, что взяли с собою больные Дряхлые, – очищено шаманами и сложено здесь; как только Лишайя окончательно отступит, а этого ждать уже недолго, хозяева заберут свое добро, а сипаи помогут им уложить повозки и запрячь оолов.
Пока же знахари, вызванные им, изицве Ситту Тиинкой, с равнин, заняты изгнанием Лишайи, больные обитают в отдельных домах, где у них есть и утварь, и одеяла, и прочие необходимые вещи; им приносят пищу, которую Посланец может отведать хоть сейчас, и они вполне довольны уходом и присмотром, в чем Посланец убедится очень скоро: как только тело его пробьет легкий озноб, а синее пятно вокруг надреза на запястье покраснеет, он сможет идти к больным без всякой опаски…
– Что с вами, босс? – окликнул его Мерридью. – Вы на себя не похожи.
Крис встряхнул головой, но жуткое видение не ушло.
Сардар действительно обеспечил им прекрасный уход, всем тремстам девятнадцати поселенцам-1, с оружием в руках – и с немалым успехом – сопротивлявшимся депортации, пока Лишайя, она же лиловая оспа, не пригнала их в Дгахойемаро, где сдавших оружие обещали лечить. И не солгали. Кто успел дойти – остался жить. Прочие, слишком упрямые, чтобы смириться, или чересчур слабые, не сумевшие добраться до ставки сардара, гниют в сельве.
В ушах Кристофера Руби до сих пор кладбищенским колоколом отдавалось:
– Семейство Чумаков.
– Семнадцать человек. Детей нет.
По переписи – пятьсот тринадцать.
– Семейство Ищенко.
– Двадцать три человека. Детей двое.
По переписи – четыреста сорок один.
– Семейство Коновальцев.
– Шестеро. Детей нет.
По переписи – триста восемьдесят три.
И так далее…
Если бы они пришли раньше, может, было бы лучше. Так объяснял старенький, трясущийся знахарь через двух переводчиков. Застигнутая врасплох, Лишайя изредка оставляет своим жертвам способность продолжать род, но успевшая набрать силу – никогда.
Те, кто выжил, все – чистенькие, все – накормленные, пахнущие пряным отваром, успевшие немного окрепнуть и без усилий встающие на ноги. Но невозможно было представить, какими они были раньше. Мертвые глаза надежно хранят свои тайны, а глаза этих людей были мертвы. Как выпуклый глаз оольны, по которому путешествует муха…
Нет больше поселенцев-1, называвших себя унсами. Последние, живые и, кажется, здоровые, – там, за тыном, поют эту жуткую песню.
И не хотят сдаваться.
Почему?!
В Дгахойемаро Крис уверился: сардар Ситту Тиинка не причинит зла безоружным, точно так же, как не позволит вновь уйти в леса ни одному вооруженному. Учтиво и вежливо будут стоять его сипаи под градцем и войдут туда, лишь когда Великое Мамалыгино опустеет, выкошенное голодом…
Худощавый остроглазый сардар был несимпатичен Крису, но холодная логика его речей была неопровержима. «Большой Могучий просил Подпирающего Высь освободить путь Железному Буйволу, – говорил Ситту Тиинка. – Подпирающий Высь приказал мне исполнить просьбу Большого Могучего. Если Посланец привез мне лист бумиана с оттиском пальца моего владыки, я немедленно сниму кольцо стражи, и пусть они живут как жили или уходят куда хотят. Если же нет, я буду ждать. Ккугу Юмо, мой лучший индуна, не обидит никого из Дряхлых, ибо таков мой приказ».
– Приготовьте мандатку, босс, – подал голос бичейро. – Бугор идет!
Крис вынул желтый камень, но Ккугу Юмо, лучший индуна сардара Ситту Тиинки, даже не взглянув на него, прижал руку к сердцу и чуть склонил выбритую макушку, украшенную черным чубом, торчащим на манер гребня.
– Лле, вейенту, оттоа изицве…
Мерридью бегло переводил.
Индуна очень рад прибытию Посланца Большого Могучего. Дряхлые ведут себя крайне неразумно. Их пощадила даже Лишайя, значит, им следует жить и продолжать свой род. А они хотят умирать. И поют эти песни, очень огорчая ими сипаев, которые не только храбры, но и, как пристало истинным воинам нгандва, мягкосердечны. Если Посланец сумеет им объяснить…
Крис кивнул, спешился и шагнул к воротам.
Из-за тына грохнул выстрел, и фонтанчик земли взметнулся как раз там, где уже стоял бы Посланец Большого Могучего, не опрокинь его наземь легкий и быстрый, как кошка, сипай, сопровождавший индуну.
Над головой лежащего навзничь Криса не смолкало мелодичное чириканье, сопровождаемое слегка смятенным переводом.
…хотя это нелегко, как сам Посланец только что убедился. Храбрый Атту Куа ему теперь как отец, ибо помог ему остаться в живых. Но Посланцу не нужно гневаться на Дряхлых. Их право выбирать, кого впустить в дом, а кого нет. И потому каждый, без дозволения переступивший эту веревку…
Крис скосил глаза и чуть ли не у самого своего уха увидел толстую витую веревку, по которой спокойно и деловито полз по своим неотложным надобностям ярко-оранжевый муравей.
– Короче говоря, босс, эта веревка все равно что порог их дома, – вполне опомнившийся Мерридью, разглядывая клиента сверху, изо всех сил пытался не ухмыляться.
– И что прикажете делать? – раздраженно спросил Крис, садясь.
– Ну, не знаю. Я бы покричал, представился, что ли…
– Так покричите, Остин! Представьте меня…
– Можно. – Мерридью развернулся к воротам, сложил ладони рупором и принялся выкрикивать нечто почти земное, лингвоподобное и теоретически разбираемое, но практически непонятное вовсе.
Пение умолкло. Там, за тыном, в слова бичейро вслушивались, и очень внимательно. А чуть погодя – откликнулись.
– О! – Мерридью поднял палец. – Они говорят, что они вас не знают.
– Ну и?
– Предлагают зайти мне. – Ости-Везунчик скорчил забавную рожицу, долженствующую означать крайнее смущение. – Только вы уж, босс, не обижайтесь. Мне-то туда и не хочется, разве что вы прикажете…
– А вас они знают?
– Тутошние нет. А вообще доводилось… Я ж вам говорил, – невнятно пояснил проводник.
Крис подумал, встал, отряхнулся от пыли.
Поморщился.
Оказывается, в падении изрядко пострадала лодыжка.
