переданное в Москву, совпало с информацией из других источников. Советская контрразведка незамедлительно предприняла исчерпывающие меры по обеспечению безопасности участников конференции. Чего нельзя сказать о спецслужбах союзников.
'Я был не в восторге от того, как была организована встреча по моем прибытии на самолете в Тегеран. Английский посланник встретил меня на своей машине, и мы отправились с аэродрома в нашу дипломатическую миссию. По пути нашего следования в город на протяжении почти трех миль через каждые 50 ядров были расставлены персидские конные патрули. Таким образом, каждый злоумышленник мог знать, какая важная особа приезжает и каким путем она проследует. Не было никакой защиты на случай, если бы нашлись два-три решительных человека, вооруженных пистолетами или бомбой.
Американская служба безопасности более умно обеспечила защиту президента. Президентская машина проследовала в сопровождении усиленного эскорта бронемашин. В то же время самолет президента приземлился в неизвестном месте, и президент отправился без всякой охраны в американскую миссию по улицам и переулкам, где его никто не ждал.
Здание английской миссии и окружающие его сады почти примыкали к советскому посольству, и поскольку англо-индийская бригада, которой было поручено нас охранять, поддерживала прямую связь с еще более многочисленными русскими войсками, окружавшими их владение, то вскоре они объединились, и мы, таким образом, оказались в изолированном районе, в котором соблюдались все меры предосторожности военного времени. Американская миссия, охраняемая американскими войсками, находилась более чем в полумиле, а это означало, что в течение всего периода конференции либо президенту, либо Сталину и мне пришлось бы дважды или трижды в день ездить туда и обратно по узким улицам Тегерана. К тому же Молотов, прибывший в Тегеран за 24 часа до нашего приезда, выступил с рассказом о том, что советская разведка раскрыла заговор, имевший целью убийство одного или более членов 'большой тройки', как нас называли, и поэтому мысль о том, что кто-то из нас должен постоянно разъезжать туда и обратно, вызывала у него глубокую тревогу. 'Если что-нибудь подобное случится, — сказал он, — это может создать самое неблагоприятное впечатление'. Этого нельзя было отрицать. Я всячески поддерживал просьбу Молотова к президенту переехать в здание советского посольства, которое было в три или четыре раза больше, чем остальные, и занимало большую территорию, окруженную теперь советскими войсками и полицией. Мы уговорили Рузвельта принять этот разумный совет, и на следующий день он со всем своим штатом, включая и превосходных филиппинских поваров с его яхты, переехал в русское владение, где ему было отведено обширное и удобное помещение…'
В день открытия конференции в окрестностях Тегерана были сброшены с самолета шесть немецких диверсантов во главе с помощником Скорцени штурбанфюрером СС Рудольфом фон Холтен Пфлюгом. Приземление прошло успешно, и диверсанты отправились на одну из городских явок, а именно — на квартиру некого Эбтехая. Однако они не знали, что этот человек был агентом-двойником и помимо немецкой разведки работал еще и на американскую…
Акция против 'большой тройки' не состоялась…
И вот новое задание. Идея изменить ход войны путем теракта в Москве высказывалась некоторыми горячими головами и ранее. И по правде сказать, у Грейфе она не вызывала особого энтузиазма. Но теперь она созрела наверху и спустилась к нему, Грейфе, в виде готового решения. Не может быть и речи о сомнениях и колебаниях. Оставалось одно: прибегнуть к 'золотому правилу', автором которого был Шелленберг. Во-первых, любое и даже самое идиотское начинание начальства ты должен встречать с видимым восторгом и демонстрировать неуемное рвение. Во-вторых, ты должен систематически информировать начальство об успехах в деле разработки плана операции. Самый сложный и ответственный третий этап: здесь нужно дожидаться того момента, когда начальственный пыл немного поугаснет, и только тогда начинать регулярные, но микроскопические 'инъекции правды'. Мастер дипломатии — это человек, который может повернуть дело так, что начальство само забывает о своих инициативах.
— Я внимательно изучил ваше личное досье, — вперив в Таврина тяжелый взгляд, сухо произнес Грейфе, — и полагаю, что вы доказали свою преданность рейху. Мы это ценим. Но борьба с большевизмом продолжается, она вступает в решающую стадию. Германская армия готовит сокрушительные удары по русским, и долг каждого из нас ей помочь. Мы поразим большевиков в самое сердце. Мы намерены совершить террористические акты в Москве.
Грейфе выдержал небольшую паузу и, подойдя почти вплотную к Таврину, сказал с нажимом в голосе:
— Я полагаю, вы — тот человек, который способен сделать это.
Подобного Таврин не ожидал. Это был удар, что называется, ниже пояса. 'Коготку увязть — всей птичке пропасть', — мелькнула у него мысль.
— Не скрою, задание весьма трудное, рискованное, но мы постараемся подготовить все, как следует, чтобы обеспечить успех, — как сквозь вату доносился голос Грейфе. — Впрочем, вы можете отказаться…
Таврин не был настолько наивным, чтобы не понять, какая судьба ему будет уготована в случае отказа.
— Яволь, господин оберштурмбанфюрер! — заученно ответил он.
В расположение лагеря Таврин вернулся заметно подавленным. Разговор с Грейфе начисто вывел его из того душевного равновесия, к которому он с некоторых пор стал привыкать. Он понимал, что попал в западню, что задание, на которое он согласился, обрекает его на неминуемую гибель. Теперь его изворотливый ум был постоянно занят поиском спасительной лазейки. И тут опять на горизонте появился Георгий Жиленков. Зандбергский лагерь СД являлся базой формирования так называемых 'русских легионов', которые впоследствии стали именоваться отрядами Русской освободительной армии (РОА). Сегодня мы знаем, что создание русской национальной освободительной армии, было иллюзией генерала Власова. Он полагал, что ему удастся собрать пленных и всех сражавшихся в рядах германской армии добровольцев в единое русское национальное формирование и выставить его против Сталина на самостоятельном участке фронта. Однако у Гитлера была иная точка зрения. 'Мы никогда не создадим русской армии — это фантазия первого разряда', — категорично заявил он на совещании со своими военачальниками в горной резиденции 3 июня 1943 года. И далее: 'Мне не нужно русской армии, которую мне придется целиком пронизывать чисто немецким скелетом. Если я взамен этого получу русских рабочих, это меня вполне устраивает…'
Затею Власова немцы рассматривали как пропагандистское средство, рассчитанное на перебежчиков. Если какие-то легионы и формировались из русских, то использовались они не на Восточном фронте, а во Франции, на Балканах или где-либо еще. Решать судьбу одного такого батальона, сформированного в Зандбергском лагере, и явились однажды Власов с Жиленковым. Таврин не упустил случая попасться на глаза своему другу- покровителю.
— Наконец-то я увидел тебя там, где ты должен быть давно! — одобрительно сказал Жиленков, услышав рассказ Таврина о том, что тот зачислен в особую команду. Когда же тот рассказал еще и о предложении Грейфе, а также о своих сомнениях, Жиленков решительно посоветовал: — Надо, Петр, соглашаться. Это для тебя великолепный шанс отличиться. Сейчас война, риск есть везде. А в случае удачи тебя ждут слава, почести, карьера. Сам себе завидовать станешь… — Он достал из кармана записную книжку и сделал в ней какую-то пометку: — Вернусь в Берлин, приму меры, чтобы ускорить твою заброску.
5 сентября 1943 года Таврина вновь доставили в Берлин, на Потсдамерштрассе, 29, к оберштурмбаннфюреру Грейфе.
На этот раз эсэсовец проявил к агенту больше любезности. Таврину были предложены сигареты, кофе. Беседа протекала неторопливо и содержала больше конкретики в том, что касалось роли Таврина в предстоящей операции. Правда, Грейфе по-прежнему не раскрывал всех карт. Он говорил о теракте против руководителей Советского государства и партии вообще. Упоминались фамилии членов Политбюро Молотова, Ворошилова, Берии, Кагановича…
— План операции нами тщательно прорабатывается. Думаю, что пришла пора и вам вплотную подключиться к этой работе. Вы лучше знаете особенности советской системы, существующий там порядок, психологию большевиков, жизнь русских, так сказать, изнутри, жизнь.
Завтра жду вас с предложениями. Переночуете в нашей гостинице, куда вас сейчас же и отвезут, — закончил разговор Грейфе.
Действительно, прямо из управления Таврина отвезли на машине в гостиницу СД 'Курфюстенгоф' и разместили в отдельном номере.
Таврин буквально обалдел от той обстановки, в которой он вдруг оказался после длительных лагерных мытарств. Подумать только! Один, совсем один в аккуратно прибранной комнате, где есть застланная накрахмаленными белоснежными простынями постель, мягкое кресло, телефон и даже свежие фрукты в вазе. Приняв горячий душ и облачившись в пижаму, Таврин расслабленно упал в кресло и несколько минут с умилением взирал на портрет фюрера, висевший на стене. Но чем дольше он смотрел на портрет, тем суровее становилось лицо Гитлера. Взгляд фюрера требовал действия.
Отыскав в ящике стола бумагу и карандаш, Таврин принялся за исполнение данного ему Грейфе задания. В верхней части белого листа он твердой рукой вывел слово 'План', подчеркнул его несколько раз, а затем надолго задумался…
И тут, прямо как черт из табакерки, на пороге появился Жиленков. Взяв из рук Таврина лист бумаги, он прочел там следующую запись:
'1) 500 тыс. руб; 2) документы; 3) пистолеты'.
— Да, брат, не густо, — сказал он, не скрывая иронии. — И затем решительно предложил: — Одевайся и поехали ко мне на квартиру, там помаракуем.
И вновь Таврину довелось пережить колоссальное потрясение. Его поразила квартира Жиленкова, роскошь, в которой тот жил. Жиленков не скрывал своего довольства. Он с сибаритским радушием показывал Таврину богато обставленные комнаты, рабочий кабинет, ковры, картины, хрусталь, фарфор. Всего было в избытке.
'Везет же Жоржу!' — с черной завистью думал Таврин
Нашелся у хозяина квартиры и шнапс.
— Жаль, что не могу попотчевать нашей русской водочкой, — с усмешкой посетовал Жиленков.
Отвыкший от спиртного Таврин быстро захмелел. Вскоре ему море было по колено.
— А что! — ударил он себя кулаком в грудь. — Кто сказал, что до них нельзя добраться? Подумаешь, Кремлевская стена. И через нее доберусь! И перебью всех к чертовой матери…
— Задача на самом деле вполне выполнимая, Петр, — подливая шнапс в рюмки, говорил Жиленков. — Я как секретарь райкома партии в Москве близко к ним был, знаю, где бывают, как их охраняют. Лучше всего было бы проникнуть на какое-нибудь торжественное заседание. В правительственных учреждениях много блядей работает. Познакомишься с какой-нибудь, она тебе и пропуск поможет раздобыть. — Жиленков поднялся с места. — Пройдем, Петр,
