Свидетельство Астрова в любом случае нужно признать веским доказательством вины Бухарина, даже в отсутствие других подтверждений. Но такие свидетельства есть, и их немало. К примеру, за один лишь день 16 февраля 1937 года Бухарин получил увесистую пачку с двадцатью стенограммами допросов, в которых ему инкриминировались различные преступления.[297] Если не считать показаний Астрова, никакие другие архивно-следственные материалы исследователям по- прежнему недоступны.
Полный стенографический отчет февральско-мартовского (1937) Пленума ЦК ВКП(б) был опубликован в 1992–1995 годах в журнале «Вопросы истории». В 2006 году те же материалы появились в Интернете в доступном для контекстного поиска формате.[298] Таким образом, возможность ознакомиться с одним из важнейших источников по советской истории 1930-х годов появилась у самого широкого круга исследователей.
Коэн со ссылкой на Конквеста утверждает, что на Пленуме «намечалось обсудить несколько вопросов, однако «на самом деле в повестке дня был всего лишь один пункт — исключение Бухарина и Рыкова».[299]
Здесь почти все неправда. Пленум — самый или один из самых продолжительных за всю историю СССР — начался вечером 23 февраля и завершился 5 марта 1937 года. Конечно, дело Бухарина-Рыкова стало важной частью повестки дня, но рассматривалось оно на вечерних сессиях 23 и 24 февраля, на утренней и вечерней сессиях 25 февраля и, наконец, на утренней сессии 26-го и части сессии 27 февраля, т. е. значительно менее половины срока, отведенного на работу Пленума. Далее там рассматривались другие важные вопросы: подготовка к выборам в Верховный Совет СССР в соответствии с новой Конституцией, разбор уроков вредительства и диверсий в свете недавно (конец января 1937 года) завершившегося процесса и ряд других.
Развивая свою мысль, Коэн далее отмечает:
«Сталин и его приспешники выступили с требованием их (Бухарина и Рыкова. — Г.Ф., В.Б.) ареста как «наемных убийц, вредителей и диверсантов, находящихся на службе фашизма».[300]
С документальной точностью теперь можно убедиться: ничего подобного Сталин не говорил. Его позиция по отношению к Бухарину и Рыкову оказалась самой миролюбивой среди всех участников Пленума. Что блестяще показано в фундаментальном исследовании Гетти и Наумова «Дорога к террору», одна из глав которого подробнейшим образом — полнее, чем где бы то ни было в мировой научно-исторической литературе, — рассматривает данный вопрос.[301]
Вдобавок ко всему Коэн воспроизводит почерпнутый у Медведева обмен резкими репликами Бухарина и Молотова. Однако в многостраничной стенограмме Пленума опять нет хоть чего-то похожего. Здесь самое время напомнить: Медведев и «факты» из его пухлой и ненадежной книги — это и есть главный из источников у Коэна. На той же странице (с. 439) он упоминает «гневное, эмоциональное заявление» Бухарина, которого последний на самом деле не произносил. Сей «факт» почерпнут Коэном у Уралова (Авторханова), Медведева, Троцкого и Конквеста.
Коэн приводит довольно большую цитату из письма Бухарина к «будущему поколению руководителей партии», которое впервые увидело свет на страницах книги Медведева «К суду истории» в 1970-е годы. По словам вдовы Бухарина Анны Лариной, письмо-обращение муж написал незадолго до своего (и Рыкова) ареста, санкционированного февральско-мартовским Пленумом ЦК ВКП(б).
В 1961 году Ларина передала то самое письмо на рассмотрение Комитета партийного контроля при ЦК КПСС вместе с ходатайством о реабилитации мужа, которое тогда так и осталось без последствий. По словам вдовы Бухарина, она заучила письмо наизусть, затем уничтожила его, как просил супруг, и лишь после выступления Хрущева с «закрытым» докладом в 1956 году воспроизвела и записала по памяти текст послания. Однако Марк Юнге считает маловероятным, что Ларина воспроизвела текст в первозданном виде, т. е. именно тот текст, что надиктовал ей Бухарин:
«Мы не можем решить, соответствует ли рукописному оригиналу 1937 года это письмо, которое Анна Ларина записала после XX съезда и которое было опубликовано только в начале 70-х годов. Тем не менее обращает на себя внимание то обстоятельство, что анализ 30-х годов, содержащийся в письме, следует обычной для середины 50-х годов схеме аргументации, т. е. секретному докладу Хрущева, и позволяет предположить, что Ларина-Бухарина осуществила тактическое приспособление письма к политике 50-х годов».[302]
Содержание письма с его жесткой критикой личности Сталина хорошо вписывается в то, что составляет самую суть десятой главы книги Коэна, — в «антисталинскую парадигму», разработка которой была начата Хрущевым и затем подхвачена Горбачевым с намерением оправдать «реабилитацию» Бухарина в 1987–1988 годах.
Но на фоне других бухаринских текстов, получивших известность после распада СССР, письмо к «будущему поколению руководителей партии» выделяется такими подробностями, что стоит иначе взглянуть на проблему авторства самого послания. Хотя по содержанию оно очень близко к видению Коэна, согласно которому Бухарин на Пленуме, дескать, бросил вызов Сталину, все другие источники, в том числе стенограммы выступлений и написанные после ареста письма, рисуют совершенно иную картину случившегося.
Во всех своих тюремных письмах к Сталину Бухарин клялся в абсолютной преданности, дружбе и даже личной привязанности. В хорошо известном послании от 10 декабря 1937 года, где он, в сущности, отрекается от всех ранее сделанных признаний, Бухарин пишет о своей «великой, безграничной любви»:
«И тут я говорю абсолютную правду: все последние годы я честно и искренне проводил партийную линию и научился по-умному тебя ценить и любить.
Но я готовлюсь душевно к уходу от земной юдоли, и нет во мне по отношению ко всем вам, и к партии, и ко всему делу — ничего, кроме великой, безграничной любви». [303]
Одновременно Бухарин восхваляет целесообразность политических чисток, хотя, по его же собственным словам, их жертвами могут стать не только «виновные», но и «потенциально подозрительные», включая его самого (!):
«Есть какая-то большая и смелая политическая идея генеральной чистки а) в связи с предвоенным временем, Ь) в связи с переходом к демократии. Эта чистка захватывает а) виновных, Ь) подозрительных и с) потенциально подозрительных. Без меня здесь не могли обойтись. Одних обезвреживают так-то, других — по-другому, третьих — по-третьему».[304]
Если надиктованное Лариной послание считать подлинным, тогда получается, что нельзя верить ни одному слову Бухарина. Его «двурушничество» (о чем говорили многие из выступавших на февральско- мартовском (1937) Пленуме) следует считать доказанным. Вот лишь некоторые из характерных цитат:
Ежов: «Продолжая стоять на своих правооппорту-нистических позициях, центр «правых» в целях сохранения своих кадров от окончательного разгрома встал на путь двурушнической капитуляции. В надежде, что удастся в ближайшее время начать новую атаку против партии, центр обсуждает целый план, всю тактику двурушничества. Здесь учитываются ошибки троцкистов, ошибки зиновьевцев и разрабатывается буквально до деталей план двурушнической подачи заявлений».[305]
Шкирятов: «Но, по-видимому, трудно услышать от них правду после всей их двурушнической работы, обмана партии и Центрального Комитета».[306]
С.В. Косиор: «Двурушники».
А. А. Андреев: «Правые» избрали уже давно, начиная с 1929 года, ту же тактику обмана партии путем двурушничества. Это теперь с полной ясностью вскрывают такие показания, как показания Шмидта, Угланова, Радина и всех остальных, что они придерживались той же тактики обмана партии, двурушничества, какой придерживались и троцкисты…
Чего же, спрашивается, стоят ваши заявления в 1929, 1930 годах о том, что вы полностью порвали с оппозицией и перешли на позиции партии? Этот факт говорит о двурушнической подаче этих самых
