чем я“. Ко всем этим чувствам примешивалась и доля стыда. Алексей стыдился себя – такого себя, каким он поначалу (и долгие годы) был в той, ныне преодолённой реальности – замкнутым на своей науке и на своей семье человеком, который не очень-то задумывался о судьбе народа и страны, который принимал даваемые социальным строем блага как нечто естественное, чуть ли не природное… Ещё неизвестно, во что бы он с годами превратился, если бы не все эти испытания „перестройкой“ (той, а не нынешней!), „реформами“ (согласно разработанному в Гарварде проекту), последующей оккупацией НАТО, гибелью родных… Видимо, что-то из всех этих мыслей отразилось на лице, потому что Вика ласково, но не без тревоги спросила в тот вечер:

– Лёшенька, ты – что?! Чего это ты взгрустнул и как бы чего застыдился?

– Видишь, Вика, какие люди есть – не чета мне… То есть, наоборот – я им не чета! Они чище, лучше, способнее… Я вспомнил, каким был… каким был до катастрофы… Вот и стыдно стало, – ответил Фёдоров жене и соратнице, не пытаясь лукавить.

– Ну, во-первых, не забывай, академик, что эти люди воспитаны новой реальностью. Той реальностью, в тех условиях, которые созданы благодаря твоей воле, твоему великому открытию, твоему хронотрону и… помощи, которую тебе же оказывал Шебуршин.

Алексей хотел перебить, но в домашних условиях начальница режима НИИ Хронотроники (или Главного управления Х КГБ СССР), понятное дело, не соблюдала никакой служебной субординации. Так что, остановив мужа жестом, она продолжила:

– Вспомни, ты же сам мне сто раз рассказывал, какими вырастали люди в той реальности, в тех условиях! Вспомни и ответь, а смогли ли бы такие таланты и самородки возникнуть, развиться и проявить себя в той, преодолённой благодаря тебе и Шебуршину реальности?! Я уверена, что – нет, не появились бы такие люди, как Платонов! В лучшем случае, стали бы какими-нибудь более честными торгашами (или, как ты их называл, „предпринимателями“), менее жадными и не столь лишёнными совести, как другие!

– Ладно. Убедила! Давай спать, полковник! Завтра у нас с тобой дел по горло!

Так завершился тот зимний вечер. А теперь, сидя на совещании рядом с Платоновым, Фёдоров только радовался. Радовался чёткости мысли нового начальника Пятого управления. Радовался его умению по- разному говорить с разными людьми, когда надо, давая разъяснения, а в иных случаях ограничиваясь понятным, но жёстким и коротким приказом. Причём, всё это делалось открыто, наглядно для всех и таким образом, что не разделяло сотрудников, не унижало одних, возвышая других, а каким-то образом сплачивало их между собой и вызвало расположение и тягу к молодому руководителю главка.

– Вот, вы говорите, Семён Игнатьевич, – уважительно обращался Платонов к седовласому полковнику, начальнику одного из отделов, – Говорите, что за пять месяцев поисковой работы отобрали сто шестьдесят четыре кандидатуры. 164 человека из числа физиков, акустиков, психологов, но товарищ Смирнов отбраковал всех, кроме троих. Верно, Фёдор Карпович? – спрашивал он уже другого сотрудника, столь же пожилого и опытного.

– Так точно, товарищ гене… Фёдор Андреевич, – подтвердил Фёдор Карпович, на ходу поправив своё обращение к начальнику, проводившему политику сплочения коллектива ещё и методом сглаживания привычной для своей военизированной структуры субординации и различения людей по чинам и должностям.

– Вот видите! – подводя итог и так уже затянувшемуся обсуждению, заметил Платонов, – А в чём причина наших неудач, коллеги? Прошу высказываться!

– Разрешите, Фёдор Андреевич? – обратился к Платонову молодой майор, по-видимому, ровесник генерала.

– Конечно, товарищ Семёнов! Вы ведь, насколько я знаю, как и я, кандидат психологии, верно?

– Да, Фёдор Андреевич, – подтвердил майор и продолжил, – Мне представляется, что мы не совсем там искали.

У Фёдорова уже давно вертелось на языке предложение: не среди физиков, не среди физиологов, не среди акустиков и не среди психологов следует искать создателей будущего нового психологического оружия. Оружия, которое будет не столько поражать, сколько пробуждать. Пробуждать в людях заложенную в них до рождения Совесть, то, что Кант называл „нравственным законом во мне“. Одновременно оно должно стать способным воздействовать и как своего рода акустическая „сыворотка правды“, когда все эти бильдербергцы и члены „комитета трёхсот“ захотят поведать правду о своих тёмных делах и планах! Планах и деяниях, направленных против человечества. Искать надо среди „музыкантов“! Нет, не среди композиторов и исполнителей. У тех свои интересы, планы и заботы. Искать надо среди людей музыкально одарённых, обязательно – с абсолютным слухом. При этом, кандидатами могут быть лишь люди высоких интеллекта и творческих способностей, получившие, лучше всего, образование в сфере физиологии, нейрофизиологии, медицинской психологии. Но генерал-полковник и заместитель главы государственной безопасности держал свои соображения при себе. Он очень надеялся на то, что новый начальник „Пятки“ или сам дойдёт до этой мысли, или же (что было бы ещё лучше) спровоцирует такую идею у кого-либо из своих многочисленных сотрудников. Фёдоров уже убедился, что Иван Васильевич вовсе не зря поставил вместо себя этого молодого психолога. Ему уже удалось обойтись без тех болезненных явлений, которые, казалось бы, неизбежны при замене многолетнего руководителя гораздо более молодым, менее опытным, не заслужившим ещё авторитета человеком… Впрочем, авторитет у Платонова уже был! Честно говоря, Фёдоров был бы очень огорчён и… разочарован, если бы новоиспечённый генерал не подвёл бы своих сотрудников к идее изменения направления поисков создателей нового психологического оружия или бы не высказал идею сам.

– Ну, искали-то мы правильно, для начала, – поправил Платонов майора, тем самым исподволь защищая авторитет присутствующего здесь же „консультанта“, которым стал, конечно же, вышедший в отставку генерал-полковник и прежний начальник главка и который как раз это неудачное направление и задал.

– А что, если нам теперь попробовать поискать среди людей… ну, я бы сказал, музыкантов, – продолжил Платонов, – Понимаете, не тех, что пишут музыку или играют, но имеют идеальный слух, какую-то музыкальную подготовку и профессию, ну, физиолога, что ли? Как вы полагаете, Иван Васильевич? – обратился он к своему предшественнику.

Иван Васильевич, конечно же, понял „дипломатическую“ тактику своего преемника, чуть улыбнулся (с едва заметной грустинкой) и, подхватывая его идею, уточнил:

– Да, среди нейрофизиологов, физиологов, медиков, которые бы имели первым образованием музыкальное (или, хотя бы, музшколу), которые наделены абсолютным слухом мы ещё не искали, а следовало бы! Как, Алексей Витальевич?!

– Именно так, Иван Васильевич! А ещё бы я объявил, скажем, конкурс. Конкурс на занятие должности завлаба какой-либо новой „проблемной лаборатории“, допустим, от имени НИИ МБП. В принципе, лаборатория должна быть преподнесена как своего рода „группа свободного поиска“, но обязательно в сфере, близкой к физиологии, нейрофизиологии и, скажем, акустики… Детали объявления конкурса надо тщательно проработать.

– Проработать так, чтобы откликнулись и те, кто способен решить задачу, которую мы ставим, и те, кто уже пробовал или хотел бы сделать что-то в этой области. – подхватил Платонов, – Я верно понял ваши предложения, Иван Васильевич, Алексей Витальевич?

Генералы-полковники – действующий и ставший консультантом – понимающе переглянулись, подав друг другу едва заметные для всех прочих знаки согласия и одобрения и подтвердили:

– Верно!

– Именно так!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×