— Входите и располагайтесь. Рассказывайте.
Прошел целый час, прежде чем Макрей сказал:
— Хорошо, Фрэнк. Теперь, я думаю, пора тебя осмотреть. Джим, потом твоя очередь.
— Со мной все в порядке, док.
— Сделай-ка еще кофе, пока я буду заниматься Фрэнком.
В комнате было полно новейшего диагностического оборудования, но Макрей им не пользовался. Он задрал Фрэнку голову, велел ему сказать «а-а-а-а», простукал его грудь и послушал сердце.
— Будешь жить, — заявил он. — Любой пацан, сумевший стопом добраться из Сёртиса до Чаракса, проживет долгую жизнь.
— «Стопом»? — удивился Фрэнк.
— Пробираться попутным транспортом. Это выражение давным-давно вышло из употребления. Теперь ты, Джим.
С ним он разделался даже еще быстрее. После этого три приятеля вернулись к прерванной беседе.
— Я хочу подробнее узнать о ночи, что вы провели в кочане капусты, — заявил док. — С Виллисом понятно: любой исконный обитатель Марса может поджать хвост и в течение неопределенно долгого срока жить без воздуха. Но, по всем законам, вы оба должны были задохнуться. Растение полностью закрылось?
— Ну, да, — подтвердил Джим и рассказал о происшествии подробно. Когда он упомянул про фонарик, Макрей прервал его.
— Постой, постой. Ты не говорил о нем раньше. Фонарик спас ваши жизни, сынок.
— Как? Почему?
— Фотосинтез. Ты осветил зеленый лист и он не мог не поглощать углекислый газ, выделяя при этом кислород, точно так же, как ты не мог не дышать.
Доктор посмотрел на потолок; он что-то подсчитывал и его губы шевелились:
— В любом случае, очевидно, было очень душно, — площадь поверхности зеленых листьев там слишком мала. А какой у вас был фонарь?
— Джи. И. — «Полуночное солнце». Было жутко душно.
— «Полуночное солнце» обладает достаточно мощной спиралью, чтобы выполнить этот трюк. Отныне, если соберусь куда-нибудь дальше, чем за двадцать футов от крыльца, возьму с собой такой же. Это хорошая штукенция.
— Что я по-прежнему не в состоянии понять, — сказал Джим, — так это, как я мог всего за три или четыре часа посмотреть фильм, в котором отснята вся наша совместная с Виллисом жизнь — минута за минутой, без каких-либо пропусков.
— Этот вопрос, — медленно сказал доктор, — отнюдь не так загадочен, как другой: почему тебе это показали?
— А?
— Я тоже об этом думал, — сказал Фрэнк. — Ведь Виллис не слишком важная персона… спокойно, Джим! Зачем было нужно демонстрировать Джиму его биографию? Что вы думаете об этом, док?
— Единственное, имеющееся у меня объяснение этому столь невероятно, что я, пожалуй, оставлю его при себе. А что касается времени, Джим, — ты можешь придумать какой-либо способ для записи чьих-то воспоминаний?
— Нет.
— Я пойду дальше и однозначно заявлю, что это невозможно. Ты утверждаешь, что
— Нет, — признался Джим, — теперь я совершенно ничего не понимаю. Но я
— Вне сомнения — потому что
— Но, но… — Джим был просто вне себя; казалось, что задета самая интимная часть его личности, — но я действительно видел это, говорю вам. Я был там.
— Я присоединяюсь к доку, — сказал ему Фрэнк. — На обратном пути тебе все еще мерещилась всякая ерунда.
— Тот старичок поступил так, чтобы доехать вместе с нами; если бы ты раскрыл глаза пошире, ты бы увидел его.
— Полегче там, — предостерег доктор. — Если вам, дуралеям, хочется подраться, идите на улицу. Вам не приходит в голову, что каждый из вас может быть прав?
— Что? Как это так? — возразил Фрэнк.
— Я не люблю лишних слов, но вам скажу. Я прожил достаточно долго, чтобы понять: человек жив не хлебом единым, и любой жмурик, которого я вскрываю, — это не сам человек. Материализм — самая нелепая из всех философий. Ну, хватит об этом.
Фрэнк снова хотел было что-то возразить, когда дверной сигнал сообщил о приходе посетителей — вернулись родители мальчиков.
— Заходите, заходите, джентльмены, — прорычал доктор, — вы как раз вовремя. Мы совершаем вылазку в бездны солипсизма. Взойдите на кафедру и примите участие. Кофе?
— Солипсизм, вот как? — сказал мистер Саттон. — Френсис, не обращай внимание на старого язычника. Слушай то, что говорит тебе отец Клэри.
— Он и так не обращает на меня внимания, — ответил Макрей. — У пацанов хорошая защитная реакция. Вам удалось разобраться с господином Главным Палачом?
Мистер Марлоу хмыкнул:
— Из Крюгера можно веревки вить.
Собрание колонистов было назначено на вечер того же дня в конференц-зале административного здания, находившегося в центре похожего на звезду архитектурного комплекса. Мистер Марлоу и мистер Саттон, организовавшие собрание, появились раньше всех и обнаружили, что дверь помещения заперта и два крюгеровских исполнителя стоят при входе. Мистер Марлоу решил не вспоминать о том, что всего несколько часов тому назад они пытались арестовать Фрэнка с Джимом; он поздоровался и спокойно сказал:
— Хорошо бы открыть дверь. Сейчас начнут подходить люди.
Исполнители не двинулись с места. Старший из них, по фамилии Дамонт, заявил:
— Собрания сегодня не будет.
— Что? Это почему?
— Приказ мистера Крюгера.
— Он объяснил причину?
— Нет.
— Это собрание, — сказал им мистер Марлоу, — было созвано в соответствии с правилами и будет проведено. Отойдите.
— Мистер Марлоу, не осложняйте себе жизнь. У меня есть приказ и…
Мистер Саттон шагнул вперед:
— Позволь, я поговорю с ним, Джеймс.
Он поправил на себе ремень. Позади Фрэнк, ухмыльнувшись, посмотрел на Джима и тоже поправил ремень. Все четверо были вооружены, так же, как и исполнители; отцы решили, что не стоит полагаться на данное Крюгером обещание воздержаться от каких-либо действий, пока из Малого Сёртиса не поступят распоряжения относительно ордера на арест.
Дамонт испуганно посмотрел на Саттона. В Колонии не было настоящей полиции; эти двое служили клерками в Представительстве Компании и стали исполнителями только по назначению Крюгера.
