Катерине вместе с деньгами, полученными от Ляги. Попарился на прощание в баньке. «Байна» топилась по-черному, но только в черной бане живет настоящий терпкий аромат и особая звонкая сухость. Душистый пар колдовал надо мной, дарил обжигающую ласку. Горячая колыбель пахла березой и мятой, и тело наконец-то отогрелось и опамятовало, отозвалось робким движением. Я до полусмерти хлестался веником, и на карачках выползал в прохладный, настежь распахнутый предбанник, и сидя на полу, застланном ткаными половичками, смотрел на огромную медную луну.
Лежа в постели, я долго ворочался и, несмотря на усталость последних дней, не мог уснуть. В полнолуние я плохо сплю. Поздней ночью ко мне за перегородку вошла Катерина.
Она шла ко мне по дорожке из лунного света, слегка вытянув руки, как слепая или сомнамбула. Луна освещала ее со спины, сорочка сквозила на свет, осеняя тело прозрачным облаком. Длинные, распущенные волосы светились, как стеклянный дождь. Она несмело встала у порога и спустила с плеч лямки, льняная хламида скатилась к ногам. В лунном свете ее тело было не земным, не плотским, в нем была и призрачная невесомость, и пышная щедрость рая.
Я хотел что-то сказать, остановить ее, но не смог.
Ее робкие ласки были безгрешны и бережны. Я замер, чувствуя свое подлое бессилие. Я был «обесточен» и жалок, но ее обволакивающая нежность ничего не требовала взамен. Она была медлительна и величава, как богиня. Ее мягкие соски источали забытую сладость. Я видел себя в запретном сне, где женщина укачивала и ласкала меня, как ребенка. Но она проснулась, требовательно и алчно потянулась ко мне. Так жадно и обреченно любят, должно быть, в последний раз, до рассвета прожигая тысячи жизней. Мы неслись сквозь рассыпающиеся звездные кольца, распаленные, в перепутанных гривах, жаркие, терпкие от пота. К рассвету она устала, охладела и вновь обратилась в безмятежную нежность, она была прохладна и покорна, как весенняя пашня, как материнское лоно земли.
Я знаю: не похоть, не любопытство, и не первобытная женская благодарность, и даже не одиночество толкнуло ее ко мне. В ту ночь она была Ладой и Макошью-Роженицей, Белой Оленихой и северной ледяной Ильмарис, хлыстовской Богородицей, своим телом причащающей верных, и Темной Маат, жертвенной Деметрой и Реей, пышногрудой Афродитой и гибельной Кибелой, Геей, колдуньей Гекатой, Дианой-Изидой, Астартой-Инанной. У Великой Матери – тысячи имен. Культ Деметры принес миру Элевсинские мистерии, самые тайные и закрытые в истории человечества, и эта ночь стала моим Элевсином, шагом на моей Тропе.
Оэлен говорил, что на шаманской Тропе не бывает случайных встреч. Я помню, как в самом начале он рассказывал мне о «Тропе» больше знаками, чем знакомыми словами. По его уверениям, эта тропа начинается в средоточии силы. «В голове? В сердце?» – спросил я жестами. «Нет, – ответил Оэлен, – Слишком высоко... Здесь!» – И он сделал интернациональный жест грубой силы.
О том, что жизнь гнездится именно там, я убедился еще до встречи с Оэленом.
Я первую зиму работал санитаром в лагерной больничке. После драки в «Правиловке», бараке усиленного режима, несколько зэков, раненных при штурме барака, умерли прямо на операционном столе. «Если встало, пиши – пропало», – мрачно шутил врач- вольняшка, бросал окровавленные перчатки в корзину и шел курить. Это практически посмертное явление иногда называют «эффектом палатки» – жизнь уходит тем же путем, что и пришла.
Для Оэлена все было очень серьезным и никогда не вызывало ни шуток, ни даже тени усмешки. Он терпеливо объяснял, что по шаманской тропе образы Верхнего мира ненадолго приходят в мир людей, «чтобы любить». Поэтому всякий настоящий шаман ищет любовницу в мире духов и мало интересуется земными женщинами. Получалось, что без этой помощницы стать настоящим шаманом невозможно. Если она покидала шамана, то следом за ней уходило умение видеть духов, и заклинать силы мрака, и впадать в «менерик» – особый шаманский раж.
Я проснулся до рассвета, Катерина спала. В неверном утреннем свете я попытался отыскать в ее лице сумеречную жрицу, что кормила из рук адских чудовищ и вела меня по алым лабиринтам жизни, по черным пещерам смерти, удерживала меня над пропастью Элезиума. До этой ночи я знал и помнил только одну любовь, мою неуловимую, переменчивую Ундину, мою безрассудную золотую дождинку – Наю. Катерина подарила мне силу и глубокий земной покой, но этой близостью я разбудил нечто доселе дремлющее, неумолимую логику падения. «Вода, Земля, Огонь...» Мне вдруг ясно представилось, что где-то «на Тропе» меня ждет огненный женский дух, и вздрогнул как от ожога.
Катерина беспокойно зашевелилась, на ее розовой щеке шевелилось от дыхания белое перышко, над верхней губой поблескивала испарина, лицо ее было свежим, ярким и пугающе живым. Я виновато укутал ее простыней и поспешил уйти.
Во дворе с наслаждением облился дождевой водой из полной бочки. Изнутри шло сумасшедшее тепло, и я мгновенно просох на утреннем холодке.
Вытираться после душа меня отучил Антипыч, он не велел стирать «Живу Воды». Быстро одевшись, я вскинул на плечо сумку и пошел к станции. Я был бодр и даже весел, тело приятно горело и просило движения. На полпути к станции я встретил сверкающую колымагу.
Тонированные стекла поползли вниз и из окна выглянула пухлая, лоснящаяся рожа в солнцезащитных очках. Ляга был заспан и по-жлобски небрит. Мы медленно поползли по проселку к станции.
Всю дорогу Ляга разглагольствовал.
– Все мы мечтаем о «темной комнате»... – он немного выждал, чтобы я оценил глубину этого образа. – Я хочу написать об этом мистический триллер. Представь себе темную комнату, в которой всегда душистая, южная ночь. И в этой комнате обитает ночная женщина. Мы можем даже дать ей имя: Великая Блудница, Лилит или Вечная Любовница. Сколько нам, мужикам, приходится терпеть унижений, выносить капризов и женской дури только ради того, чтобы нас пустили в эту комнату. И мечта любого «мачо» иметь золотой ключик от заветной дверцы и проникать туда, минуя неприбранную прихожую дня, пошлость семейной жизни, все эти истерики, измены, бесконечные «праздники женской души», скандалы, «настроения» и откровенную корысть шлюх. Истинных женщин, женщин «ночи», роскошных пантер трагически мало. Посмотри – уже несколько лет вожу с собой, вышло уже после Наташкиной смерти. Прости, но в сравнении с нею все бабы кажутся сработанными топором.
Ляга протянул мне ламинированную вырезку из журнала. Это была великолепная цветная фотография. Голая Ная полулежала верхом на огромном черном звере – пантере или гепарде. Зверь скалился, разевая кроваво-красную пасть. Глаза Наи, бездонные и дикие, были подрисованы чуть вкось, по-кошачьи. Кончики грудей и губы ярко подкрашены кармином. Ослепительно белое тело, золотая корона на темных блестящих волосах и широкий алый ошейник на шее. Мерцающий рубин, вправленный в ошейник, отекал кровью.
По краям площадки стояли два столба, красный и черный. Задник декорации наполовину закрывал синий нарочито разорванный и смятый полог, затканный золотыми звездами. Вероятно, он означал сорванный покров царственной Изиды-Урании. Над головой Наи плыл молодой месяц рожками вверх, так изображали корону Астарты шумеры. Во мраке белел античный жертвенник, на нем – полная до краев золотая чаша.
Ночной пейзаж тоже был по-своему примечателен. Колонны отбрасывали густую тень. В ржавых шандалах пылали факелы. Луна, пальмы, песок, обломки колонн, статуи богов со звериными головами – все было настоящим.
Меня бросило в жар – я не знал, что она снималась обнаженной. Что ей пообещали за этот снимок? Может быть, ее шантажировали или околдовали? Оказывается, я ничего не знал о ее жизни в последние три месяца; о том, что она была в Египте и позировала ночью, голая, посреди древних развалин.
– Царица Ночи, Иштар, – прошептал Ляга, – я ведь тоже любил ее с той минуты, как увидел. Жаль, не смог отбить... Дарю.
Он протянул мне фотографию.
– Зачем все это, Ляга, весь этот масонский реквизит? Чаши, факелы, колонны, как из колоды Таро?
– Согласен, во всем этом чувствуется режиссура, точнее, злая воля, черная магия или даже порча. Ты правильно заметил. Картинки Таро зовутся арканами. Возможно, кто-то очень хотел накинуть на нее аркан, закабалить ее силу и красоту.
– Так откровенно?
– Какая разница... Кто обратит внимание на детали, когда такая девушка обнимает ногами пантеру. Кстати, сегодня у нас званый вечер в загородном имении Вараксина. Ваш фрак уже заказан, в лацканы не сморкаться, фалды узлом не завязывать.
Глава 3
Сад земных наслаждений
Однажды охотник из рода Пай-я попал на Олений праздник. До глубокой ночи люди плясали вокруг костров и ели мясо. Многие уже спали там, где их настигла дремота, когда высокая, статная женщина улыбнулась охотнику и скрылась в тайге. Охотник из рода Пай-я поспешил догнать ее. Казалось, женщина шла очень медленно, но до самого рассвета он так и не смог настичь красавицу. С первым лучом солнца женщина обратилась в росомаху и исчезла меж камней. Встреча человека с демоном не сулит ничего хорошего и крайне неблагоприятна в пути...
Ветер с залива раскачивал китайские фонарики. Голубые, фиолетовые, розовые и оранжевые, они подрагивали и сухо шелестели, как крылья гигантских бабочек. Ночная прохлада ласкала лица и оголенные плечи женщин. Участь мужчин, запакованных в светские смокинги, была намного тяжелее.
Меланхоличное танго сливалось с плеском волн, приглушенными
