О головах

РОБЕРТ. Ты хочешь сказать: должен любить?

АБРАХАМ (с облегчением). Вот именно!

РОБЕРТ (искренне). Я люблю Марию больше, чем кого бы то ни было.

АБРАХАМ (без иронии). Если не считать своих параграфов.

РОБЕРТ (после паузы). Да, это так.

АБРАХАМ. Я тут поглядел на тебя и подумал: может, ты вообще не любишь женщин?

РОБЕРТ. Что ты хочешь этим сказать?

АБРАХАМ. В этом нет ничего особенного. Говорят, число таких мужчин сильно возросло.

РОБЕРТ. Отец! Что за кошмарные вещи ты говоришь!

АБРАХАМ (с невинным видом). Кошмарные? Я подумал, что подобные вещи в наше время как раз считаются хорошим тоном.

РОБЕРТ.???

АБРАХАМ. Разве не так? Извини. Кажется, я немного отстал от жизни, и все же я удивляюсь, как легко ты пережил этот удар с Марией. У меня, например, несколько вечеров было отравлено, когда посадили Мирабилию… А может, между вами такая любовь… ну, как между братом и сестрой?

РОБЕРТ. Ты насмехаешься надо мной!

АБРАХАМ. Вовсе нет. Мне бы очень хотелось надеяться, что это именно любовь брата и сестры. Иначе вся эта история была бы очень неприятна. Даже печальна. Видишь ли, этот комплекс античной драмы в вашем случае тоже отпадает.

РОБЕРТ. Почему?

АБРАХАМ. Да просто потому, что вы не брат и сестра. (Пауза.)

РОБЕРТ. Но ведь ты сам доказал, что я твой сын…

АБРАХАМ. Да, ты мой сын… но Мария не моя дочь.

РОБЕРТ. Не твоя дочь?

АБРАХАМ. Не моя дочь и не твоя сестра. А вот этого… этого я уже никак не сумею доказать.

РОБЕРТ.???

АБРАХАМ. Когда мы с Бертой решили, что нам не мешало бы иметь ребенка, мы побоялись рисковать. Я много работал с радиоактивными веществами… Понимаешь?

РОБЕРТ. Не совсем.

АБРАХАМ. Мы боялись, что родится ребенок с мутациями — урод. (Серьезно.) Я решил, что такой ребенок мог быть весьма занятен и представлять интерес для науки, а его изучение помогло бы продвинуться во многих исследованиях, но Берта была категорически против. Несмотря на то, что она разумная женщина. Это был первый и последний раз в жизни, когда она спорила со мной.

РОБЕРТ. Как же с Марией?

АБРАХАМ. Погоди! Насчет отца Марии я ничего не знаю. Ее отцом стало совершенно случайное содержимое пробирки из цитологической лаборатории. Понимаешь? Мы решили отца Марии не выяснять. Итак, Мария произошла из маленькой надтреснутой пробирки. Только мы не можем это никак доказать. Официально она моя дочь и останется ею.

РОБЕРТ. Значит, мы можем пожениться?

АБРАХАМ. Вам ничто не препятствует.

РОБЕРТ. Почему же ты хочешь скрыть наше родство?

АБРАХАМ. Как ты не понимаешь? Из-за Марии.

РОБЕРТ. Мария любит меня.

АБРАХАМ. Бедная девочка… Может, это и так.

РОБЕРТ. Бедная?

АБРАХАМ. Конечно. Насколько я понимаю, не такой муж ей нужен. Марии нравится, чтобы ей дарили цветы, чтобы при луне держали за руку и чтобы ее муж своими руками умел мастерить для детишек этих… лошадок-качалок (Неожиданно гаснет свет.) Что это? (В панике.) Мои животные! В этом доме электричество не должно ни на минуту… Идем!

Несколько секунд неразберихи, шаги, грохот опрокидываемых стульев, свет вновь зажигается. В комнате одна МАРИЯ. Папка Роберта и пачка писем исчезли. Но мы это замечаем не сразу. Мария сидит на диване, внешне спокойная. Входят остальные.

АБРАХАМ. Мария — ты? Может, и свет ты выключила?..

МАРИЯ. Да, я. Так нужно было. (Пауза.) Что это у вас такие испуганные лица? Может, приготовить вам сахарной водички?

АБРАХАМ. Ты… (Осекается.)

МАРИЯ (показывает на трубку в стене, на трубке нет колпачка.) Я все слышала. Невольно. Мужчины очень небрежны с подобными вещами. (Пауза.) Обо мне можете не беспокоиться, я уже давно знала о своем «происхождении». И все равно это было очень интересно! Хотя бы такая деталь, что та пробирка была надтреснута… (Спокойствие ей дается с трудом.) Вот бы эта пробирка сохранилась!

АБРАХАМ. Мы… собирались с мамой рассказать тебе все, когда ты будешь… самостоятельным человеком. Выходит, мама все же?..

МАРИЯ. Нет.

АБРАХАМ. А как же ты?..

МАРИЯ. Но ведь ты не держишь под замком протоколы своих экспериментов. Я давно знаю, что в систематизированных каталогах моего исполняющего обязанности отца я, Мария, значусь как эксперимент номер тысяча сорок три. Я ознакомилась с температурой и прочими показателями моей мамы за весь период беременности. Они записаны с такой любовью и тщательностью.

АБРАХАМ. Но я должен был это делать!

МАРИЯ. Еще бы! Новое начинание: искусственное оплодотворение, не правда ли?

АБРАХАМ (в его голосе уже священное негодование.) Да.

РОБЕРТ (мрачно.) Мне лично все это понятно, Мария.

МАРИЯ. Тебе-то, конечно. Эксперимент триста один — наверно, эта водяная собака. А тысяча шестьсот двадцать два — несчастная птица в клетке. А ты, Роберт, спал с девушкой номер один-ноль-четыре-три.

РОБЕРТ. Нет, с тобой, Мария! И номер тут ни при чем!

МАРИЯ (порой она не владеет собой). Мир мне иногда кажется огромной мясной лавкой, набитой различными тушами. Мой отец там — высококвалифицированный мясник. А его сын — работник управления мясными лавками, который хочет ввести новые параграфы в правила мясоторговли.

РОБЕРТ. Хорошо, пусть будет так.

МАРИЯ. Новые параграфы — любой ценой, разве не так?

РОБЕРТ. Да, любой ценой. Разве ты сама этого не хотела?

МАРИЯ. Но не любой ценой. Огромная мясная лавка…

РОБЕРТ (уже злобно). Почему же? Для некоторых он