— Я разорву тебе лицо ногтями, если ты притронешься ко мне! — она готова была обжечь меня огнём своей ненависти.
Вокруг собралась толпа. Люди перешёптывались. Я впервые ощутил себя в центре внимания черни, и мне сделалось не по себе.
— Почему ты так враждебна ко мне? — спросил я.
— Что тебе надо от меня?
Я поспешил спрятать меч и попытался сделать добродушное лицо, чтобы смягчить мою собеседницу. В действительности я не собирался применять оружие, это был лишь инстинктивный жест солдата. Я бы не воспользовался мечом в такой ситуации, даже если бы она бросилась на меня и на самом деле изодрала бы мне лицо ногтями. Я хорошо помнил требование Фабия Страбона, нашего военачальника, — избегать малейших поводов для возмущения местного населения. Я помню, как он распорядился однажды казнить пять легионеров за то, что они украли и съели курицу. Он привёл бы свой приказ в исполнение, если бы весь легион не умолял его о пощаде так настойчиво, что он испугался возмущения. Он помиловал тех пятерых солдат. Но велел каждому из них вернуть собственнику той злополучной курицы сумму, в десять раз превышающую ее стоимость.
Так что я нипочём не осмелился бы применить силу в мирных условиях. Я лишь хотел привлечь к себе внимание той женщины
— Я не желаю иметь ничего общего с римлянами, — проговорила она.
— Я не причиню тебе зла, — заверил я её.
— Ты чужак на нашей земле. Ты и тебе подобные сеете только зло на земле Британии. Если ты думаешь, что я боюсь тебя, то можешь сейчас же пронзить мою шею мечом! Ты увидишь, что дочери Медового Острова умеют принимать смерть с высоко поднятой головой и открытыми глазами!
Если бы ты, Теций, мог видеть эту женщину в ту минуту! Сколь выразительно было её лицо! В каждой жилке моей запылало пламя! Я готов был броситься на неё и овладеть ею силой, но вокруг нас столпилось слишком много людей, и в руках многих я видел вилы.
И вдруг Браннгхвен сказала:
— Мне знакомы твои черты.
— Знакомы? Откуда? — удивился я.
Она не ответила и отвела глаза.
Но позже она призналась мне, что в ту минуту в её памяти возникла дождливая ночь, конный отряд римлян, короткая схватка, бегство и лицо свалившего её мужчины. Тот римлянин, как она сказала, носил имя Траян. Я склонен думать, что это был мой отец. Браннгхвен сказала также, что ещё в раннем детстве ей было предсказано, что первый её ребёнок родится от чужеземца, а второй родится от сына того чужеземца. Если пророчество не обманывало, то вторым чужеземцем был я. Но об этом я узнал позже.
— Что ты хочешь от меня, римлянин? — повторила она свой вопрос, но теперь голос её не был наполнен прежней непримиримостью.
— Ты понравилась мне, — ответил я.
— И что?
Она будто ждала от меня решительных действий. Боги предначертывают нам наши пути, но мы не сразу распознаём их. Я стоял возле коня и не знал, как мне поступить. Я не желал расставаться с Браннгхвен и не желал устраивать кровавой стычки на улице, а стычки, судя по выражению окружавших меня бородатых людей, было не избежать, если бы я попытался пленить ту женщину.
Она сама решила всё, сказав:
— Я пойду с тобой, если ты того хочешь. Но я не твоя рабыня, помни об этом!
При этих словах толпа всколыхнулась, тишина разом сменилась общим гулом, и гул тот не был добрым. Но Браннгхвен что-то громко крикнула варварам, и они постепенно замолкли.
Я пошёл рядом с Браннгхвен. Мне хотелось чувствовать её тело возле моего, я не мог оставаться в седле.
К тому моменту когда мы пришли в мой дом, я уже знал в подробностях историю того, как ею — ещё почти совсем девочкой — овладел римлянин.
— Он жил в пещере вместе со мной под надзором Блэйддуна, — сказала она.
— Кто такой Блэйддун?
— Великий друид, который слышит то, что не слышит никто.
— Этот друид охранял тебя?
— Да, он также следил за тем, чтобы римлянин не сбежал. Пророчество гласило, что чужеземец, лишивший меня девственности, должен был жить возле меня до рождения моей дочери. Когда я родила дочь, Блэйддун убил римлянина копьём, затем отрубил ему голову.
Когда я услышал это, мне сделалось не по себе. Теций, я никогда не страшился смерти. На меня произвела впечатление не кровавая расправа с тем римлянином, но внезапно появившаяся уверенность, что речь шла о моём отце. Мне показалось, что я даже увидел ту сцену в деталях, различил черты Траяна, хотя я вовсе не помню, как выглядел мой отец, ведь я был младенцем, когда он покинул Рим.
— Значит, у тебя есть дочь, — сказал я, совладав с моими мыслями.
— Её тоже зовут Браннгхвен, — ответила она.
— Как тебя?
— Да, так велел Блэйддун.
— Где же она?
— Далеко отсюда, в лесу. Когда ей исполнился год, я рассталась с нею по указанию друида.
— Теперь ещё раз объясни мне, почему ты вдруг решила последовать за мной, — спросил я.
— Ты похож на того римлянина.
— И ты утверждаешь, что его звали Траян?
— Да. Пророчество гласит, что со мной должен встретиться его сын и что я должна понести от него.
— То есть от меня?
— Да.
Некоторое время я обдумывал её слова, затем спросил:
— А вдруг ты обманываешься? Вдруг я лишь по случайности похож на того чужеземца?
В её глазах я увидел смятение. По её лицу пробежала тень.
— Если я ошиблась, то у меня не будет ребёнка от тебя, — проговорила она наконец твёрдо.
— И всё-таки ты ляжешь со мной?
— Да.
— Твой голос отнимает у меня силы. Я слабею, глядя на тебя.
— Значит, ты именно тот, с кем я должна была повстречаться. Все остальные мужчины сторонятся меня, римлянин, хоть ты и считаешь, что все мужчины падают к моим ногам… Если тебе не терпится, то я готова лечь в твою кровать.
— Прямо сейчас?
— Да.
Едва она сбросила своё платье из грубой ткани, предо мной открылось тело, о котором можно лишь мечтать. Теций, поверь, я видел многих наложниц с шикарными формами и сладкой кожей, но Браннгхвен была иной. В ней воплотилась влекущая сила самой Венеры! Я говорю не о женском качестве, а о божественной сущности.
Через две недели она сообщила, что забеременела от меня.
Что ещё я могу поведать тебе?
После случившегося в моём сердце поселилась тревога. Я чувствую, что Браннгхвен знает гораздо больше о том пророчестве, чем открыла мне. В её глазах я читаю превосходство надо мной. Я вижу, что в ней нет ни капли любви ко мне и что она позволила мне вторгнуться в её жизнь и в её тело лишь ради того, что она считает высшим благом, которое для неё кроется в том, чтобы выполнить то, ради чего она рождена. И она не задаётся вопросом, справедливо ли это предназначение, если рассматривать его с человеческой точки зрения. Она просто выполняет его. Я же чувствую себя обманутым, ведь моя чуть ли не безумная страсть к Браннгхвен оказалась обыкновенной приманкой. Через эту страсть меня заманили в сети,
