— Конечно, миледи.
— Ну вот! Опять!
— Прошу прощения, миледи.
— Вы, милорд, совершенно невыносимы.
— Конечно, ми… — В последнюю секунду лорд Джонатан успел остановиться.
— Однако вы спасли меня от тех ужасных грабителей. — Элизабет решила, что надо отдать ему должное. В конце концов, справедливость этого требовала. Он пришел ей на помощь. Вполне вероятно, что он спас ее от судьбы, которая была значительно страшнее смерти. — За это я вас благодарю.
Чуть наклонив красивую голову, лорд Джонатан пробормотал:
— Рад служить вам, леди Элизабет.
Она скептически выгнула бровь и начала нервно притопывать ногой.
— Мне хотелось бы узнать одну вещь, милорд.
Он с любопытством посмотрел на нее:
— Да?
В ее голосе ясно звучала подозрительность:
— В тот день на базаре… почему вы шли следом за мной?
— Шел за вами, миледи?
— Да, шли за мной.
У него плохо со слухом или с головой?
Его лицо приняло хорошо отработанное выражение полной невинности.
— А что заставило вас думать, будто я…
Она бесцеремонно прервала его:
— Не принимайте меня за дурочку, лорд Джонатан. Пусть я молода, пусть немного наивна, но я не глупа.
Он ответил долгим пристальным взглядом.
— Я никогда не считал вас такой.
Возможно, это было правдой.
Когда-то мать вбивала ей в голову: джентльмены ожидают от молодых леди, что те будут веселыми, остроумными и занимательными, и для этого вовсе не нужно, к примеру, говорить с ними о методах мумифицирования в Древнем Египте (она на собственном опыте убедилась, как джентльмены брезгливы). Конечно, все мужчины, с которыми она была знакома, относились к ней, как к безмозглой девчонке. Неужели и лорд Джонатан окажется таким же, как все остальные? Ведь она считает его самым необычным мужчиной, может быть, даже идеальным мужчиной.
Элизабет уперла руки в бока. Ее ножка продолжала постукивать по палубе.
— Ну?
Лорд Джонатан сделал пару шагов, так что теперь их разделяло всего несколько дюймов. Из-за своего высокого роста он буквально нависал над ней, но Элизабет не отступила, хотя для этого ей пришлось собрать все свое мужество.
— Вам никто не говорил, насколько вы неотразимы и прекрасны, когда злитесь? — Он взял ее за подбородок.
Она раскрыла рот от изумления. Никто не говорил с ней так, как лорд Джонатан. Никто не прикасался к ней так, как это сделал он.
— Нет, — с трудом выдавила она и не узнала собственного голоса.
— Значит, джентльмены, с которыми вы общались, были недопустимо глупы, — заявил он и, неожиданно наклонившись, припал к ее губам.
Ей лгали.
Все — мать, няня, старшая сестра Каролина. Болтливые служанки, разговор которых она подслушала как-то утром, когда они стирали пыль со скульптур, стоявших в коридоре у ее спальни. Даже Колетт.
Они все заставили ее считать, что когда-нибудь в один прекрасный день красивый молодой джентльмен (ее жених, конечно же), увлечет ее за кадку с пальмой в оранжерее, в музыкальном салоне или, может быть, в библиотеке и с великим трепетом и не особо умело, склонившись к ней, коснется губами ее губ — быстро, нежно и взволнованно. Вот таким, как она представляла, будет ее первый поцелуй.
Все ей лгали.
Она стояла на палубе. Она глядела снизу вверх на лорда Джонатана. И вот его язык ворвался ей в рот.
Она была потрясена.
Это был не поцелуй — это было вторжение. Вторжение самого интимного рода. Она была уверена, что вот-вот потеряет сознание. И возможно, так и случилось бы, если бы лорд Джонатан не обхватил ее талию.
В каком-то уголке сознания мелькнуло, что он очень сильный, жесткий и пугающий. А она вся внезапно превратилась в некое подобие желе, полностью лишенного мозга.
Его язык снова оказался у нее во рту, щекоча ей небо, дразняще толкая ее язык, скользя вдоль губ, а потом погружаясь глубоко-глубоко, чуть ли не в самое горло, пока она не задрожала, не затрепетала всем телом, совершенно обессилев.
Элизабет не могла дышать, однако ее это почему-то не беспокоило.
Ей следовало бы почувствовать отвращение, а она вдруг поняла, что жаждет чего-то большего.
Не может быть, чтобы такие проявления чувств были нормальными. Но ей хотелось думать, что она не поступает предосудительно.
Лорд Джонатан привлек Элизабет к себе, и она ощутила жар, распространявшийся от его тела, необычный запах, свойственный ему одному. Это была пьянящая смесь крепкого бренди и экзотических приправ, густого турецкого кофе, который они пили после обеда, и еще чего-то, что, как она подозревала, было им самим.
Она почти не сознавала, что вцепилась пальцами в его рубашку. Она ощущала, как часто вздымается и опадает его грудь, похожая на стену из гладкой кожи и сильных мышц. Ее соски, защищенные только тонкой материей ночной рубашки и халата, терлись о густые завитки темных волос. У Элизабет кружилась голова. Ее бедра невольно подались вперед, и она ощутила, как у ее ног очутилось нечто непонятное: большое, жесткое, живое!
Сначала ей казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди, а потом оно вдруг стремительно ухнуло куда-то вниз. У нее как-то странно свернулись пальцы ног. В горле застрял тихий вскрик. Ей надо было, чтобы он остановился. Ей надо было, чтобы он никогда не останавливался.
Если не знаешь, что делать, закрой женщине рот поцелуем, напомнил себе золотое правило Черный Джек и, наклонившись, прижался к губам Элизабет.
Это срабатывало всегда, должно было сработать и теперь. В конце концов, у любой женщины тоже есть в запасе несколько хитрых приемов.
По его красивому лицу промелькнула ироническая улыбка.
В то мгновение, когда их губы соприкоснулись, он понял, что это ее первый поцелуй. Она была застигнута врасплох: чуть приоткрытый рот, кончик языка прижат к ряду ровных белых зубов, его имя у нее на губах…
Джек снова напомнил себе, что она чертовски мила и наивна. Однако желание заставило его продлить поцелуй, привлечь ее к себе, погрузить пальцы в ее волосы — роскошный водопад огненного шелка, который ему так хотелось прижать к своему обнаженному телу.
Боже праведный, у нее был вкус ночи: темного бархата, волшебства и тайны.
Он вобрал в себя аромат ее тела. Совершенно необъяснимая вещь: он ощутил слабый запах роз. Проведя пальцами по нежной впадинке у основания шеи, он почувствовал отчаянный темп ее пульса. Под фарфоровой кожей едва заметно проступали голубые жилки.
Элизабет судорожно вздохнула, и он ощутил, как его кровь закипает страстью.
Несомненно, он желал гораздо большего, чем проникнуть языком в ее манящий рот. С наслаждением он покрыл бы поцелуями и ощупал все ее тело. А еще ему хотелось, чтобы и она прикасалась к нему, начала гладить, ласкать, ведя к вершинам экстаза.
