вмешивается?! Где ее уважение к члену их семьи? В прежние времена люди лишались жизни, если осмеливались только взглянуть на королевскую семью. Женившись на Кариссе, Ашерис забыл многие древние обычаи, однако он не потерпит, чтобы искажали имя его дочери!
Современное общество многого лишило его — безграничного богатства, абсолютной власти, ощущения преемственности жизни, религии и управления. Однако современный человек не лишит его самоуважения! Ашерис предполагал, что неразборчивость Кариссы, когда дело касалось обращения с людьми, происходит из ее американского чувства всеобщего равенства, и это сводило его с ума. Она даже не пожелала взять его фамилию, когда они поженились! И ей было плевать на его королевское величие. Однако кабинет врача — не место для дискуссий об идее равенства всех людей и наций…
— Пойдем, Карисса.
Уолли выпрямился.
— Мистер Эшер, я не хотел вас обидеть.
— Доктор Дункан, смею напомнить вам, что Джулия происходит из древнего и очень благородного рода, что всегда и везде подразумевает уважительное к ней отношение.
— Да я просто шутил!
— С какой стати вы 'шутите' с моей дочерью?
— Прошу прощения…
Уолли покраснел и посмотрел на Кариссу, словно прося у нее помощи.
— Все в порядке, доктор Дункан, — сказала она. — Спасибо за участие. Джулия, попрощайся со всеми.
— До свидания, доктор Томпкинс, — сказала Джулия, а потом повернулась к рыжему отоларингологу и улыбнулась: — Си ю лэйте, элигэйте[1].
Уолли не удалось скрыть ответной улыбки.
— До свидания, Джулия, — сказал он, обмениваясь с ней рукопожатием. — Был счастлив с тобой познакомиться.
— Джулия, пойдем. — Ашерис обнял дочь и пошел к двери, возле которой остановился. — До свидания, господа. — Он наклонил голову и выжидательно посмотрел на Кариссу.
Она взяла сумочку, но ее задержал доктор Дункан.
— Прошу прощения, миссис Спенсер.
— Да?
— Я прочел в наших документах, что вы выросли в Балтиморе. Вы, случаем, не родственница Джулиана Спенсера?
— Да. Я его дочь.
— Правда? — обрадовался Уолли. — Просто не верится! Знаете, мне очень нравятся работы вашего отца.
— Его египетские работы?
— Нет, его работы по теории звука. Я знаю, что он больше известен как историк, однако его труд о звуке и вибрации дал толчок моим собственным исследованиям в этой области.
— Не может быть! — Карисса в изумлении округлила глаза. — Я даже и не знала, что мой отец занимался чем-то в этом роде.
— Вы разве не читали его работы по кинетике звука?
— Нет. Он интересовался в основном археологией.
— Но не только. Ваш отец был универсальной личностью, миссис Спенсер, поэтому я так и восхищаюсь им. Он умел сопоставлять совершенно, казалось бы, несопоставимые концепции и выводить из них новые теории.
Ашерис видел, как Карисса разрумянилась от гордости за своего отца — ведь кому, как не ему, было знать, что она слышала только плохое о нем от своей матери и бабушки.
— Наверное, вы знаете, остались ли после него неопубликованные работы? Я был бы счастлив помочь вам их разобрать и подготовить к публикации. Ученые должны знать все, что он сделал.
— Доктор Дункан, я никогда не видела его рукописи.
— А в личной библиотеке? Может быть, какие-нибудь старые папки…
— Нет. Я была маленькой, когда он умер. Даже не знаю, что сделали с этими бумагами.
— Стыд и позор! Он намного опередил свое время. — Уолли сунул руку во внутренний карман и достал визитную карточку. — Если вы перемените свое мнение насчет Джулии, меня легко найти по этому телефону.
Карисса взяла карточку и взглянула на балтиморский адрес.
— Приятно было с вами познакомиться, — сказал он, протягивая ей руку и улыбаясь. — Просто не верится — дочь самого Джулиана Спенсера!
Ашерис видел, какое счастливое лицо у Кариссы, как она наслаждается похвалами в адрес своего отца, и пожалел, что улыбка предназначена не ему. Хотя Джулиан Спенсер давно уже умер, его последние дни были все еще покрыты тайной и не раз служили поводом для ссор между ним и Кариссой. В самом деле, никто ничего не знал о последних днях и даже о последних годах жизни Джулиана Спенсера. Какие еще тайны умерли вместе с ним в исчезнувшем сфинксе-убийце много лет назад? И какие из них вернутся, чтобы преследовать прелестную дочурку Ашериса?..
1
— А теперь, мама, можно открыть ящик? — спросила Джулия, направляясь к двери в сад.
Карисса выглянула из-за скульптуры, над которой работала, чтобы посмотреть на шестилетнюю дочь, которая двигалась с такой грацией, словно вовсе не касалась ногами земли. Иногда, вглядываясь в Джулию, Карисса удивлялась, словно видела ее в первый раз, — так по-взрослому та вела себя.
— Пожалуйста, мама, позволь!
— Я же сказала тебе, что буду работать до семи.
Джулия посмотрела на свои часики.
— Уже семь, мама. Даже пять минут восьмого.
— А, ну тогда все в порядке! Помоги мне убрать здесь, и мы посмотрим, что в ящике.
Джулия вознаградила ее ослепительной улыбкой, доставшейся ей в наследство от отца, и у Кариссы дрогнуло сердце. Сколько времени она уже не видела, как он улыбается? Давно, очень давно… Семь лет назад, когда она выходила замуж за своего египетского возлюбленного, она словно парила в небесах от этого романтического и немного авантюрного шага. Карисса понимала неизбежные трудности, которые должны будут возникнуть в семье американской жены и египетского мужа, — человека из совсем другой жизни и другой культуры, — но считала, что ее любовь к Ашерису и его любовь к ней помогут им одолеть все невзгоды. Теперь она уже во многом сомневалась. Неужели она тогда совсем ослепла от любви? Неужели была неправа в том, что любовь сможет одолеть все на свете? Увы, счастье вопреки ее ожиданиям оказалось недолгим…
Карисса делала все, что могла, чтобы не погасла последняя искра его когда-то огромной любви, но Ашерис становился все молчаливее и все дальше уходил от нее, несмотря на ее попытки приблизить его к себе. Он почти не разговаривал с ней и вообще едва ее замечал, как бы она ни старалась поразить его своими туалетами и прическами, как бы ни придумывала приятные мелочи, без которых любовь теряет смысл. Неужели она перестала его интересовать? От этой мысли ей стало тоскливо, потому что сейчас она любила мужа, пожалуй, даже сильнее, чем в день их свадьбы. От одного взгляда на него она вся трепетала. Он был все так же элегантен, как в тот день, когда они встретились. Его блестящие черные волосы не поредели… Он дал ей все, о чем она только могла мечтать, — богатый дом, великолепные платья, множество слуг. Но больше всего ей хотелось, чтобы Ашерис делил с ней все свои радости и печали, а этого
