В. П. Стасовым почти через сто лет, в 1835 году. Но церковные службы в нем так никогда и не проводились. А вот мистика вокруг него продолжается до сих пор. Собор, считающийся одной из самых драгоценных архитектурных жемчужин старого Петербурга, имеет одну необъяснимую особенность, замеченную однажды Анной Андреевной Ахматовой. При приближении к собору он постепенно «уходит в землю» и, наоборот, вырастает из нее при удалении. Особенно выразительно выглядит этот оптический эффект из окон движущегося транспорта.
Призраки конкретных архитекторов, работавших при советской власти, фольклору неизвестны. Вместе с тем послереволюционные годы, отмеченные в истории петербургских зданий бесконечными реквизициями, конфискациями и уплотнениями, породили в городском коммунальном фольклоре любопытный феномен. Появился безымянный, собирательный, обобщенный образ некоего не то архитектора, не то строителя, не то владельца дома, который, боясь стать жертвой режима, тайно проживает на чердаке уже не принадлежащего ему здания. Этот удивительный призрак архитектора дожил до наших дней. О нем рассказывает в своих «Очерках коммунального быта» петербургский исследователь Илья Утехин. К сожалению, ни фамилии архитектора, ни адреса дома Утехин не называет. Остается предположить, что этот случай не единичный, и жильцы многочисленных «ленинградских коммуналок», порожденных коммунистическими фантазиями большевиков и до сих пор не изжитых в современном Петербурге, по сей день слышат над головами таинственные шаги и загадочные шорохи потустороннего мира.
Призраки писателей, актеров, ученых, скульпторов…
Какой-либо строгой логики в появлении тех или иных призраков ушедших в иной мир представителей петербургской художественной элиты нет. Однако рискнем предположить: поскольку первые признаки этого мистического явления были замечены в городском фольклоре только в первой четверти XIX столетия, то в значительной степени это связано с изменением общественных вкусов, метнувшихся от идеалов классицизма, с его античной четкостью и определенностью, к романтизму, проникнутому мечтательной созерцательностью и идеализацией действительности. Это подтверждает и тот любопытный факт, что призраки архитекторов появились в воображении обывателей значительно раньше, чем призраки писателей или актеров. В XVIII веке профессия архитектора была гораздо ближе к созидательному труду ремесленника, строителя, нежели труд писателя, работа которого и профессиональной-то не считалась. Она не приносила дохода и не служила средством к существованию. Известно, что первым в России профессиональным литератором стал только А. С. Пушкин. До него литература была делом сугубо любительским. А во властных структурах она всегда считалась силой, разлагающе действовавшей на читателей, особенно молодых.
Из литераторов первый мистический опыт испытал на себе Дельвиг. Недолгая жизнь Антона Дельвига была вся посвящена творчеству, он был одним из самых интересных поэтов пушкинского круга. Дельвиг основал первое в России профессиональное периодическое издание русских литераторов – «Литературную газету». Он был деятельным организатором, хотя внешне выглядел неуклюжим и неповоротливым флегматиком. Еще в Лицее за кажущуюся леность его прозвали «Мусульманином», а за полноту – «Султаном». Его внешний вид так не вязался с представлениями о творчестве, что, узнав о первых поэтических опытах своего товарища, лицеисты пришли в невероятное возбуждение и долго издевались над бедным поэтом:
Дельвиг был суеверен и как бы постоянно предчувствовал свою раннюю смерть. По воспоминаниям современников, он любил порассуждать о загробной жизни и, в особенности, об обещаниях, данных при жизни и исполненных после кончины. Как-то раз он вполне серьезно взял клятву со своего приятеля Н. В. Левашева и, в свою очередь, пообещал сам «явиться после смерти тому, кто останется после другого в живых». Разговор происходил за семь лет до преждевременной смерти Дельвига и, конечно, был Левашевым давно забыт. Но вот ровно через год после похорон поэта, как утверждал сам Левашев, «в двенадцать часов ночи Дельвиг молча явился в его кабинет, сел в кресло и потом, все так же, не говоря ни слова, удалился».
Столь же невероятное приключение произошло и с князем Петром Андреевичем Вяземским, поэтом и литературным критиком, одним из наиболее близких друзей Пушкина, оставившим свои «Старые записные книжки», переполненные бесценными свидетельствами городского фольклора – слухами, анекдотами, легендами.
По утверждению современников, Вяземский был человеком весьма трезвым и прагматичным, начисто лишенным суеверных предрассудков. Каково же было его удивление, когда он, как об этом увлеченно пересказывали в аристократических и литературных салонах, неожиданно пережил собственный «мистический опыт». Однажды, вернувшись домой и войдя в собственный кабинет, он увидел «самого себя, сидящего за столом и что-то пишущего». Вяземский осторожно заглянул двойнику через плечо… То, что он увидел, никто никогда не узнал. Он об этом не рассказывал до конца своей жизни. Но, как утверждали со знанием дела в Петербурге, с тех пор «стал верующим христианином».
Петр Андреевич Вяземский жил недалеко от так называемого «Района двойников» вблизи Аничкового моста. Эти места давно известны на карте мистических инфернальных адресов Петербурга. Здесь, на левом берегу Фонтанки, на месте Троице-Сергиевого подворья, расположенного рядом с дворцом Белосельских- Белозерских, находился в свое время дворец, где императрица Анна Иоанновна перед кончиной увидела своего двойника. Здесь находится и дом № 68 по Невскому проспекту, который по традиции называют в Петербурге «Литературным домом».
На самом деле этот дом на углу Невского и Фонтанки появился только после войны. Он построен в 1944 – 1950-х годах на месте разрушенного во время блокады дома, в котором в разное время жили и работали В. Г. Белинский, А. А. Краевский, Д. И. Писарев, И. С. Тургенев, бывали Н. А. Некрасов, И. А. Гончаров, Ф. М. Достоевский и многие другие деятели отечественной литературы. Современный дом построен по проекту архитекторов Б. Н. Журавлева и И. И. Фомина. Крышу дома украшает скульптурная композиция «Рабочий и Колхозница». Сохранилась легенда о том, что моделями для них послужили сам архитектор и его жена. Скульптура установлена в 1946 году.
О старом, еще довоенном, доме в арсенале городского фольклора сохранилась старинная легенда. В ней рассказывается о какой-то старушке, которая пришла однажды в этот дом, поднялась на самый верхний этаж, позвонила в квартиру, дождалась скрипа открываемой двери и выбросилась из лестничного окна. Ударившись головой о чугунную плиту, она погибла, и «долго во дворе стояла лужа крови». Рассказывали, что еще совсем недавно эта пожилая женщина жила где-то на окраине города вместе со своей молодой воспитанницей. Судьба распорядилась так, что обе они одновременно полюбили одного не то чиновника, не то журналиста, который, естественно, предпочел молодую. Влюбленные повенчались и перебрались жить в центр города. Однажды старушка отправилась в город и разыскала дом своей воспитанницы. Остальное мы уже знаем. С тех пор по вечерам тень этой несчастной старушки «подстерегает запоздалых жильцов мужского пола и раскрывает им свои безжизненные объятия». Имел ли к этой мистической истории отношение кто-либо из посетителей «Литературного дома», нам не известно.
Еще с одним петербургским домом, заселенным призраками, столкнулся Николай Васильевич Гоголь. Известно, что в Петербург Гоголь приехал в 1828 году. Здесь он познакомился с виднейшими представителями русской литературы – Пушкиным, Жуковским. Однако здесь же потерпел и первые
