Максимка впился губами в щиколотку. Сплюнул высосанную кровь и снова припал к ней.
Я покрылась холодным потом.
– Это была змея, да? – Я едва сдерживала истерику. – Скажи мне!
Он снова сплюнул кровь. Не ответил. Снова припал к ноге.
Мне стало дурно.
Я почувствовала головокружение и нервную дрожь в кончиках пальцев. Отчего это у меня? Яд начал действовать? Или от истерики? Господи, да я сейчас дуба дам!
Укушенная нога начала неметь, но, когда Максимка объявил, что вроде бы все, она моментально ожила.
– Гадюка, – поведал он, вытирая губы. Камни возле него усеяли кровавые плевки. – Будь осторожнее, они здесь попадаются.
– Да? А раньше ты не мог сказать?
– Раньше не попадались.
– Блин! – в сердцах воскликнула я.
Максимка помазал ранку смолой. Я постепенно приходила в себя. Меня убивали двести пятьдесят раз. Пытались и застрелить, и замуровать в подземной пещере, зарубить при помощи мачете и утопить в Темзе. Много чего было. Однако погибать от укуса змеи еще не доводилось. Видимо, в жизни все надо испробовать.
– Спасибо, Максимка. – Я чмокнула его в макушку. – Теперь ты мне жизнь спас.
Он недовольно отмахнулся. Ну конечно, настоящему мужчине не до телячьих нежностей.
Глава 2
Благодарность и гостеприимство
Через час туман поредел, сквозь него стали прогладывать очертания скал и деревьев. А еще через двадцать минут мы наткнулись на яму, на дне которой в позе «лотоса» сидел старик в выцветшем, когда-то оранжевом халате. Глаза его были закрыты.
Я присела на краешек, оглядывая находку. Яма была глубиной метра три. Стенки гладкие, выбраться из нее самостоятельно невозможно. Необычное место для медитаций.
– Монахи стали встречаться, – сказала я Максимке. – Видать, мы на верном пути к монастырю.
– Оставьте меня, демоны! – проскрипел монах, не открывая глаз. – Вас не существует. На самом деле вы являетесь иллюзией моего разума! Покиньте меня! Идите прочь!
– Может, пойдем, а? – попросил Максимка. – Не надо ему мешать, мало ли чего…
– Уважаемый, – сказала я. – Подскажите, пожалуйста, далеко ли до монастыря?
Он поднял веки, обвисшие, словно складки занавеса.
– Люди? – прошептал он. И неожиданно заорал так, что Максимка выронил свой посох: – Люди-и!!
Трудно сказать, обрадовался он или испугался при виде нас. В любом случае я поспешила обратиться к нему:
– Не требуется ли вам помощь, чтобы выбраться из ямы? А то мне кажется, что вы не по своей воле оказались здесь.
– Вы совершенно правы! – заявил старик, поднимаясь. – Совершенно! Волею судеб эта яма подставилась мне под ноги, когда я бродил вдали от стен монастыря в глубоких раздумьях о судьбах нашей братской обители.
Максимка подобрал шест и опустил его конец в яму. Старик кряхтел, пыжился, но не мог подтянуться. Все закончилось тем, что спрыгивать в яму и подсаживать монаха под тощий зад пришлось мне.
– Тысяча благодарностей! – рассыпался в любезностях старик, наконец перебравшись через край. – Меня зовут Гецзюн Ньяма… – Кряхтя, он поднялся на ноги и уставился в туман. – Кто это с вами?
Я обернулась.
Кто с нами? Нас преследуют? Лесной хищник взял наш след? Или, может, люди Тома Кларка? Сверхъестественное чутье монаха может оказаться очень кстати, чтобы предвосхитить появление неожиданных гостей.
– С нами никого нет, – беспечно ответил Максимка. – Мы одни!
Монах недоверчиво посмотрел на него.
– Нет, это вполне возможно, – возразила я. – За мной могут следить.
– Они следят не за вами, – ответил Ньяма зловещим шепотом. – А за мной!
Я стала думать о том, кто за ним следит и может ли в буддийском монастыре сформироваться настолько сложная политическая ситуация, чтобы перерасти в гонения и преследования. Пока я ломала над этим голову, Максимка протянул Ньяме бурдюк. Монах жадно выхлебал воду, отбросил бурдюк в туман и опять странно посмотрел на малолетнего Маугли. Максимка под этим взглядом поежился.
– Вы не могли бы проводить нас в монастырь? – спросила я, чутко вслушиваясь в каждый звук, что доносился из тумана.
– Конечно! – всплеснул руками монах. – Конечно, я с радостью провожу вас до монастыря! Вы спасли меня от смерти в земляном плену! И хотя я готов к перерождению как никто другой, но умирать пока не
