самой медицины.
– Простите, я не хотел вас обидеть, – с раскаянием в голосе попросил Лёша, – просто я сам имею к медицине некоторое, так сказать, отношение, и мне показалось по ощущениям, что это...
– Ни слова больше, Родимир! – со смехом воскликнул Вышата. – Иначе они обидятся и дадут тебе нечто горькое и чрезвычайно слабительное. Наши милейшие Лечуньи не любят, когда им задают вопросы о происхождении и свойствах приготовленных ими снадобий. И, клянусь Перуном, лучше никогда не пытаться разузнать рецепт того или иного отвара или порошка. Гнев их будет ужасен, ведь они лишь на первый взгляд такие, гм... безобидные.
– Не слушай этого мистера древнего старца, он всегда преувеличивает. Причем это у него не приобретенное, а врожденное, – с беззлобной усмешкой молвила голова индуса-Манга. – Помнится еще в относительно молодом возрасте, когда в его бороде днем с огнем не сыскать было седого волоса, уже тогда этот сэр ходил по нашему славному острову и всех пугал концом света. Который, справедливости ради надо сказать, конечно, наступил, но всё же не в таких масштабах, как предсказывал синьор Вышата.
– По острову? – простонал Лёша. – По какому еще острову?
– Лечуньи называют так нашу утонувшую старушку Атлантиду, – вежливо пояснил Вышата. Помнишь, я рассказывал тебе про Навьи дела в Бермудском треугольнике? Вот что бывает, когда зона перехода, такая же, как нынче здесь, уходит под воду. Та воронка, гм... испортилась. Вода всё портит, тем более соленая, – вздохнул Вышата, – ничего не поделаешь.
– А почему они... он... почему этот господин в чалме называет вас то мистером, то сэром, то синьором? Он что, был знаком с Джойсом и подсказал ему некоторые места в «Улиссе»?
Вышата одобрительно покачал головой.
– Если ты задаешь такие вопросы, то средство тебе явно помогло и мозг твой не просто работает, но работает хорошо. Нет, он не был знаком с Джойсом, так как ввиду своего облика Лечуньи не больно-то могли разгуливать по улицам городов, путешествовать дилижансом и плавать на пакетботах к ирландским берегам. Но они, тем не менее, по доброте душевной, пытались вылечить от алкоголизма Эдгара По, после чего тот окончательно съехал с катушек и написал две свои самые ужасные вещи.
– Про французскую гориллу и принца Просперо, который хотел потягаться с самой Марой в облике Красной Смерти, – поддакнул тезка вышеупомянутого принца.
– Именно, именно, – подтвердил Вышата, – и ни один неокрепший организм после прочтения этих ужасов не донес малую нужду до положенного для нее места.
Все дружно рассмеялись над этой грубоватой, истинно походной шуткой. Лечуньи осторожно взяли Лёшу на руки. Все шесть их конечностей столь аккуратно поддерживали сломанную спину, что это было сродни специальному матрасу в лучшей лечебнице.
– Второго принесете сами, и всё, вы нам больше не нужны, мы вас не задерживаем, – грубовато бросил Просперо ратникам. – Можете идти, куда вам заблагорассудится, и возвращаться самое раннее к обеду. Вернее, нет! После обеда. А то еще, чего доброго, вы нас объедите.
Высказавшись столь недружелюбно, Лечуньи повернулись к ошеломленному их поведением отряду и с невероятной скоростью удалились, делая плавные, огромные шаги. При этом Алексея они несли настолько бережно, что он в процессе движения вообще ни разу не шелохнулся, словно лежал на одном месте.
В глубине леса, на вырубленной посреди непролазной чащи поляне, красовался возведенный из здоровенных деревьев домище, высотой под стать своим владельцам. Дом окружал широкий ров, ничем не наполненный, но зато дно его было утыкано острейшими стальными прутьями, и на прутьях этих Лёша с содроганием приметил иссохшие, скрюченные тела в истлевшей одежде. После рва дом был обнесен очень высоким, плотным частоколом, а сверху, для пущей надежности, в заостренные бревна были вбиты те же заточенные стальные прутья – не перелезть. На воротах прибит щит, на щите бронзовый пиратский барельеф «Веселый Роджер»: череп со скрещенными костями и бронзовыми буквами выложенная по- английски надпись «Beautiful Property. No Trespassing. Danger to kill».
– Ничего себе! – изумился Алексей. – Да вы, я вижу, не больно-то гостеприимны, дорогие Лечуньи.
– А ты не больно-то молчалив, – заметил Зиу. – А потом, знаешь, что я тебе скажу: поживешь с наше – начнешь ценить возможность жить в крепости, особенно когда в эти места забредают проклятые яссы. У нас хоть и шесть рук и в бою мы стоим целой тучи этих тварей, но всё же крепкие стены – это далеко не лишнее, поверь. Живем мы одиноко, помощи не докличешься, так что всё приходится делать самим. Это ведь по лесу только тогда шляются толпы Дозорных из Белого Города, когда у них кого-нибудь подранят ясской, в Гнилояри заговоренной стрелой с черным кощным ядом из Бесова болота, а их недоучки-знахари не в силах врачевать такие раны. Вот уж они и бегут сюда сломя голову: «Ах, помогите, очередной герой всех мыслимых сражений вот-вот окочурится!» А вот, чтобы, скажем, предложить выставить здесь караул, дружины в две-три и содержать его не за наш, разумеется, счет, об этом и речи никогда не было. Эх, да что там говорить, с таким отношением поневоле станешь записным брюзгой.
– А надпись у вас почему по-английски? – не унимался Лёша.
– Потому, – коротко ответил Манг. Они перешли ров по легким, шатким мосткам, и Лечуньи слегка толкнули ворота своей здоровенной ногой, отчего те бесшумно распахнулись, пропуская хозяев и ратников, несущих Виктора, во двор, и столь же быстро и бесшумно за ними затворились.
Во дворе были английские газоны, белые мелкие цветы, высаженные в форме буквы «W», украшали их, и после нахального ответа Манга Лёша не решился проявлять любопытства на предмет того, что у Лечуний связано с этой буквой.
Дом, стены которого были столь высоки, что сравнились бы, пожалуй, даже с собором Парижской Девы, где сох от неразделенной любви отъявленный гоблин Квазимодо, имел один вход: низенькую дверь, в которую и обыкновенный человек смог бы проникнуть только ползком. Как туда попадали сами Лечуньи, явилось недолгой загадкой: они и вовсе этим входом не пользовались, а служил он, скорее, для отвода глаз и вообще никуда не вел. Вместо того, чтобы пытаться протиснуться в очевидно невозможное, Лечуньи что есть мочи шандарахнули по стене ножищей, отчего дом содрогнулся, и тут же из окна второго этажа опустилась складная лестница, по которой поднялись сперва Лечуньи с Лёшей на руках, а спустя непродолжительное время по их команде двое ратников подняли по этой лестнице Виктора и передали его Лечуньям буквально с рук на руки.
– Перекусить бы? – с надеждой в голосе намекнул Боригнев.
– Здесь не трапезные палаты, мой славянский друг, – с издевкой ответил Просперо и захлопнул окно. Боригнев только рукой махнул. Подошедшие ратники собрались на поляне перед рвом, развели костер, достали припасы для общего стола. Вышаты и Живосила среди них не было: ученик и учитель отстали от остальных, пообещав вскоре к ним присоединиться. Предмет их разговора наедине для всех остался в тайне, но когда, спустя некоторое время, они действительно появились на поляне, то Вышата был чернее тучи, а Живосил очень бледен и взволнован. Волхвам не задают вопросов, поэтому все предпочли сделать вид, что никто ничего не заметил.
4
Лёша и Виктор оказались в очень просторной, с выскобленным добела дощатым полом (на который их и положили Зиу, Манг и Просперо), с такими же струганными до состояния белизны стенами и потолком комнате, больше схожей с пыточной камерой, как принято было ее изображать на старинных гравюрах в духе Гюстава Доре. Стоял в комнате этакий верстак с тисками по краям и подобием раздвижных рельсов между ними. Было там и кресло, больше напоминавшее техасский электрический стул: кожаные сиденье и спинка, подлокотники, снабженные ремнями для фиксации рук по локоть, передние ножки также с ремнями, служащими для фиксации ног от ступней до колена. Прочие предметы, как то: дощатые кушетки с гвоздями, дыба, крюки, на которые, должно быть, славно, время от времени, подвешивались мясные туши (а может, и не только), полностью завершали образ этой комнаты, не оставляя никаких сомнений в том, что это не что иное, как самая натуральная пыточная камера для садистских развлечений. Покуда наши злосчастные странники опасливо изумлялись увиденному, Лечуньи добыли откуда-то пару чистых простыней, застелили одну из кушеток и верстак с тисками. Затем, безо всяких предисловий, раздев Виктора донага, они схватили его и с силой опустили на кушетку. От боли старый вояка заскрежетал зубами, а белая простыня немедленно окрасилась его кровью.
– Что вы делаете, мерзавцы! – прохрипел Виктор. – Ах, чтоб вас!
– Всегда одна и та же обидная неблагодарность за добросовестное лечение, – пробормотал Зиу, яростно
