взяточничества и фаворитизма, — и шахтер теряет рабочий день, а то и целых два, между тем как растет его долг в лавке, а у детей, возможно, нет даже башмаков надеть в школу. Вот и случается, что шахтер, не дождавшись крепи, принимается дальше вырубать уголь, из-за чего и происходят обвалы кровли. Тем не менее предварительное судебное следствие всегда признает «халатность» со стороны пострадавшего, что даст администрации шахты право жаловаться со скорбным видом на шахтеров, которых-де совершенно невозможно обучить правилам безопасности. Не так давно Хал прочитал интервью, данное представителю одной из газет директором «Всеобщей Топливной компании». Директор проводил такую мысль: чем больше опыта у шахтера, тем опаснее держать его на работе, ибо ему начинает казаться, что он уже все знает и потому может не соблюдать мудрых правил техники безопасности, которые фирма Харригана выработала специально для его блага.
На некоторых участках шахты № 2 очистные работы производились методом «длинных столбов». Это значит, что выемка угля происходит на нескольких забойных участках, причем вдоль смежных стен часть угля остается невыработанной и поддерживает кровлю. Этот уголь и представляет собой «столбы». Когда вся лава пройдена, забойщик медленно отступает назад, постепенно подрубая «столбы», так что вслед за ним происходят обвалы кровли. Работа эта очень опасная. Забойщик, подрубая столбы, должен непрерывно прислушиваться к треску кровли над головой, чтобы успеть вовремя убежать. Но иной раз он сам задерживается, чтобы прихватить, например, инструмент; впрочем, бывает, что обвал происходит совершенно неожиданно. В этих случаях жертву катастрофы почти никогда не откапывают; ведь нельзя отрицать, что человек, погребенный в недрах горы, зарыт так же надежно, как если бы угольная компания устроила ему похороны на кладбище.
Один из рабочих шахты № 2 погиб таким образом. Убегая, он упал, и его засыпало по пояс. Пока спасательная бригада откапывала несчастного, врач поддерживал его уколами опиума. Хал узнал о катастрофе, когда шахтер уже лежал на досках, покрытый старыми мешками. Хал обратил внимание, что люди проходят мимо, избегая глядеть на покойника. Подымаясь в клети после работы, Хал спросил у своего друга коногона Мадвика, что случилось, и тот ответил:
— Из Литвы парень — придавило его.
И все. Никто не знал погибшего, и некому было его пожалеть.
Майк Сикориа, который работал неподалеку, помогал откапывать жертву. Негр — подручный Майка — так спешил оттащить в сторону какой-то обломок кровли, что размозжил себе руку и по крайней мере на месяц потерял трудоспособность. На своем ломаном английском языке Майк рассказал об этом Халу. Ох, как подмяло негра, как он стонал, глаза у него прямо-таки на лоб лезли от боли! Слава богу еще, что он молодой и у него нет семьи.
Хал спросил, что будут делать с покойником, и Майк ответил, что похороны — завтра утром. У Компании отведен участок под кладбище вон там, на горе.
— Разве не будет следствия? — удивился Хал.
— Какое еще следствие? — переспросил Майк. — Что это такое?
— Ну, должен же следователь осмотреть тело!
Старый словак пожал сутулыми плечами. Может быть, и существует в этих краях какой-то следователь, во всяком случае он первый раз об этом слышит. А уж он-то поработал на многих шахтах и видел много таких смертей!
— Положат в ящик и закопают в землю, — пояснил он.
— Неужели без священника?
— Священник-то далеко!
Впоследствии Хал узнал от людей, владеющих английским языком, что следователь все же иногда появлялся в поселке. В этих случаях он сколачивал комиссию. В нее входили: начальник шахтной охраны Джефф Коттон, служащий из магазина Компании галицийский еврей Предович, один-два конторщика из шахтоуправления да несколько мексиканских рабочих, которые понятия не имели, о чем идет речь. Комиссия осматривала тело, допрашивала нескольких случайных людей, а затем писала заключение: «Мы обнаружили, что такой-то погиб во время обвала, происшедшего по его собственной вине». (В одном случае прибавлена была живописная подробность: «Родственников никаких, и чертовски мало друзей!»)
За эту услугу следователь получал плату, а Компания взамен — официальное заключение на случай, если какой-нибудь иностранный консул вздумает предъявить иск за убытки. Угольная компания так крепко держала власть в своих руках, что в Северной Долине никто еще никогда ничего не взыскал с нее за увечье или за смерть кормильца. Больше того, во всей округе за двадцать три года не было возбуждено ни одного иска против шахтовладельцев.
Несчастный случай с молодым литовцем имел большое значение для Хала, так как он получил возможность близко познакомиться с трудом забойщика. Старый Майк, оставшись без подручного, предложил его место Халу. Работать подручным было выгоднее, чем коногоном: за это платили два доллара в день.
— А мастер разве позволит мне перейти?
— Дашь ему десятку, позволит, — сказал Майк.
— К сожалению, у меня нет десятки.
— Ну, тогда талон на десять долларов, — посоветовал старик.
— Они берут взятки даже талонами на магазин! — рассмеялся Хал.
— А то нет!
— А если я начну плохо обращаться с мулами? Ему придется отпустить меня и без взятки.
— Черта с два! — возразил Майк. — Если ты его разозлишь, он отведет нам плохой участок, и это нам обойдется десять долларов в неделю. Нет уж, сударь, лучше поднести ему стаканчик, похвали его, скажи, что он хороший парень, пусть ему будет приятно! Обработай его, ты же говоришь по-американски!
21
Хал обрадовался случаю ближе познакомиться со своим начальником. Алек Стоун был ростом в шесть футов, и все остальное у него соответствовало — ручищи, как два заплывших жиром окорока, обладали колоссальной силой. Он научился управлять людьми на сахарной плантации в Луизиане — и этим объяснялось многое. Подобно режиссеру, который, забывая, что у актеров есть фамилии, называет их именами персонажей пьесы, Стоун обращался к рабочим, помня только их национальность: «Валяй, поляк, грузи вагонетку!», «Эй, япошка, тащи сюда вон тот инструмент!», «Заткнись ты, даго, и принимайся за работу, не то, честное слово, я раздеру на тебе штаны!»
Хал однажды был свидетелем спора о том, кто обязан таскать бревна. На земле лежала огромная поперечная пила с ручками на обоих концах. Стоун схватил ее и начал размахивать, как палашом, под самым носом у щуплого чеха-шахтера. «Грузи бревна, чешская рожа, или я распилю тебя самого на куски!» Испуганный чех пятился назад, а Стоун наступал на него. Наконец чех оказался прижатым вплотную к стене, а перед его носом моталась взад и вперед пила. «Распилю тебя на куски, чешская рожа! Фарш из тебя сделаю!» — орал Стоун. Когда, наконец, начальник оставил его в покое, щуплый чех опрометью бросился грузить бревна.
Но больше всего удивляло Хала то, что Стоун сохранял при этом изрядную долю добродушия. Вряд ли он хоть один раз из тысячи привел в исполнение свои кровавые угрозы, а закончив очередную тираду, обычно, как это ни странно, разражался смехом; причем и рабочий, на которого обрушивал он свой гнев, улыбался ему в ответ, не замедляя, конечно, темпа работы. После эпизода с пилой Стоун заметил, что Хал наблюдает за ним, и отпустил такую фразу:
— Вот учись, как надо обращаться с этой швалью.
Хал счел это данью своему американскому происхождению и почувствовал себя польщенным.
Вечером, после беседы с Майком. Хал решил поговорить со Стоуном. Он нашел своего начальника дома. Тот сидел у себя на террасе, положив ноги на перила.
— Мистер Стоун, — сказал Хал, — у меня к вам просьба.
— Валяй, дружок, в чем дело?
