и добавил:
— Надо драться! И тогда у вас будет контролер!
— Правильно! — крикнул Большой Джек. Но его маленькой жене не понравилось, как реагируют присутствующие, и она дала Халу первым наглядный урок обращения с разноязычной массой.
— С ними надо поговорить и заставить их понять! — сказала она и стала по очереди обращаться к каждому, тыча в него пальцем: — Вот вы и вы! Вресжак, вы, и Кловоский, вы, и Зам… как вас, вот вы, другой поляк! Мы хотим иметь своего контролера у весов. Хотим, чтобы записывали правильно выработку. Будем тогда получать полностью свои деньги. Понятно?
— Да, да!
— Выбирайте людей идти к управляющему. Требуем контролера. Понятно? Должны добиться контролера! Только не отступать и не бояться!
— Нет, мы не боимся!
Кловоский, немного понимавший по-английски, начал быстро объяснять это Замировскому, и тот радостно закивал годовой, заклеенной пластырем на том самом месте, где Джефф Коттон ударил его рукояткой револьвера. Несмотря на свое увечье, он не отстанет от других и готов поспорить с управляющим!
Тут возник новый вопрос: кому разговаривать с управляющим?
— Придется вам, — сказала миссис Дэйвид Халу.
— Но ведь мне обещано это место. Значит, не я должен вести переговоры.
— Никто другой этого не сумеет сделать, — заявила она.
— Должен быть обязательно американец! — сказал Майк.
Хал не соглашался. Если он возьмет на себя разговор с управляющим, это будет выглядеть так, словно будущий контролер — сам инициатор всего и хлопочет, чтобы обеспечить себе теплое местечко.
Поднялся спор — одни были за, другие — против, пока, наконец, не вмешался Джон Эдстром:
— Включите меня в делегацию.
— Вас? — удивился Хал. — Но вас же выгонят! Что будет тогда с вашей женой?
— Моя жена, вероятно, умрет нынче ночью, — просто ответил Эдстром.
Он сидел, плотно сжав губы и глядя прямо перед собой. После короткой паузы он снова заговорил;
— Не нынче, так завтра, сказал врач. А после этого мне уже все безразлично. Придется только поехать в Педро, похоронить ее. А я если останусь жить, то для меня уже ничего роли не играет. Уж лучше я сделаю что-нибудь полезное для вас. Всю жизнь я был шахтером. Мистер Картрайт это знает, и это может оказать кое-какое влияние. Пойдем втроем: Джо Смит, Майк и я, попробуем поговорить с ним, а вы все ждите — и не бросайте работы, пока вас не выгонят.
9
После того как договорились о составе делегации. Хал рассказал собранию, что Алек Стоун пытался завербовать его в шпионы. «Пусть знают!» — подумал он. Ведь Олсен предупреждал, что начальство может использовать это против него.
— Они могут наговорить вам, что я предатель, — сказал Хал. — А вы ведь должны мне доверять!
— Мы и так доверяем! — горячо воскликнул Майк; остальные доброжелательно закивали.
— Вот и хорошо, — закончил Хал. — В одном можете быть твердо уверены: если я попаду в весовую, то вам будут записывать вес в точности.
— Правильно, правильно! — крикнул Большой Джек на свой английский манер. По комнате пробежал одобрительный шепот. Громко говорить боялись, но все дали ясно понять Халу, что только этого им и надо.
Хал сел и принялся разбинтовывать руку.
— Думаю, что это больше не понадобится, — и он рассказал, почему носил повязку.
— Что? И ты посмел меня так одурачить? — вскричал Майк.
Он схватил его за кисть и, убедившись, что никакой опухоли нет, принялся так трясти руку, что едва не вывихнул ее в самом деле. При этом он хохотал до слез и приговаривал:
— Ах ты подлец этакий!
Тем временем Кловоский по-польски пересказывал всю историю Замировскому, а Джерри Минетти давал пояснения Вресмаку на том английском жаргоне, который служит свою службу среди шахтеров. Здесь, в Северной Долине, Хал еще не слыхал такого искреннего смеха, как тот, что звучал сейчас в этой комнате.
Но заговорщикам нельзя долго веселиться. Деловой разговор был возобновлен. Порешили, что делегация отправится к управляющему завтра после работы. Потом слово взял Джон Эдстром, предложивший разработать план действий на случай, если администрация прибегнет к насилию.
— Неужели вы допускаете такую возможность? — спросил кто-то.
— Еще бы! — воскликнул Майк Сикориа. — Однажды в «Сидар-маунтен» мы пошли к начальнику насчет вентиляции. И как, вы думаете, он встретил рабочих? Дал раз кулаком по носу, потом три раза по заду и выгнал всех вон.
— Что ж, — сказал Хал, — если и нас такое ждет, надо нам подготовиться!
— Что ты сделаешь? — спросил Джерри.
Хал вспомнил, что он здесь главный.
— Если он мне даст по носу, — заявил он, — я ему дам сдачи. Вот и все!
Услыхав это, люди зааплодировали. Вот это настоящий разговор! Хал упивался своей ролью вождя. Но внезапно его самоуверенность поколебалась: ему тоже вроде как дали по носу — в другом только смысле. Из темного угла раздался женский голос — тихий и зловещий:
— И вас ухлопают за все ваши труды!
Хал глянул на Мэри Берк и увидел ее всегда оживленное лицо, сейчас раскрасневшееся и сердитое.
— Что вы хотите сказать? По-вашему, лучше, чтобы мы повернулись и дали тёку?
— Это во всяком случае умнее, чем лезть под пули. Ведь он может выхватить пистолет. Что вы тогда сделаете?
— Неужели он осмелится угрожать оружием нам — делегатам рабочих?
Но тут вмешался старый Майк:
— А почему бы нет? Как в Бареле… Да разве я вам не рассказывал, как у меня крали уголь? Я говорю весовщику: «Кто-то ворует мои вагонетки, а он — хвать пистолет и кричит: «Пошел к чертовой матери, старый козел, не то я тебя пулями изрешечу!»
Среди своих университетских товарищей Хал часто проповедовал теорию, что есть только один правильный способ обращения с грабителем. Если он нападет, надо ему сказать: «Валяй, приятель, бери что хочешь. Здесь нет ни одной вещи, радо которой стоит пожертвовать жизнью». Что такое ценность вещей по сравнению с человеческой жизнью? И вот сейчас представился случай на практике применить эту разумную теорию. Но Хал даже не вспомнил про нее. Он рвался в бой, как будто весь смысл жизни был в этой тонне угля.
— Но что нам делать? — спросил он. — Ведь отступать нельзя…
Но, задавая этот вопрос. Хал уже сознавал, что прав не он, а Мэри. Баловень судьбы, он не привык встречать препятствий на своем пути — вот чем объясняется его подход к этому делу. Мэри от природы наделена не менее горячим темпераментом, но сейчас именно она требует от него выдержки. Уже второй раз за этот вечер она задевает его самолюбие. Но он не сердится — напротив, он восхищен! Он всегда знал, что у нее есть голова на плечах и что она будет неоценимой помощницей. И его восхищение этой девушкой увеличивается, когда он слушает речь Эдстрома: «Ни одного поступка, который может повредить делу «большого союза». Надо заранее договориться, что делегаты не окажут физического сопротивления, даже
