на Оляне. Говорят, у Чаруши тоже все хо-рошо. Я же вижу, что он любит меня. Что я, в мужи-ках не разбираюсь?
— А как же я? Ведь мы же собрались бежать, когда моему ребенку год исполнится.
— Ты еще его роди, там видно будет. Не знаю, что тебе и сказать. Одно ясно — мы с тобой ра-бынями не останемся. Ой, смотри, твой подъехал! Ладно! Я схожу в дом, с женщинами пообщаюсь! — всполошилась Милана.
— Кто мой? У меня нет здесь никого! — про-цедила расстроенная Данута. Она и сама увидела Ис- герда. Напоминание о том, что девушки, бывшие на-много хуже ее, уже вышли замуж, обожгло ее злой обидой.
— Дана! Иди сюда, я хочу тебя кое о чем спросить! — улыбаясь, позвал ее хозяин. Когда хму-рая наложница подошла к нему, он обнял ее за плечи и повел в сторону от дома, в небольшую рощицу, росшую невдалеке. Там он усадил Дануту на пова-лившуюся от старости сосну и ласково спросил ее, держа ее за руки.
— Дана, почему все знают о том, что у тебя будет ребенок, и лишь для меня это новость?
— Я считала, что для тебя не имеет большого значения рождение еще одного раба. Ах да, тебя огорчает, что некоторое время твоя наложница будет безобразно выглядеть! — зло бросила расстроенная красавица.
— Почему ты считаешь, что мой ребенок бу-дет рабом? Я сразу же признаю его своим. Ведь он будет моим первенцем!
— До тех пор пока законная жена не родит тебе наследника! — фыркнула наложница, — а потом он станет бастардом.
— У нас здесь не так, нет особой разницы между законными детьми и детьми от служанок. Вот мой младший брат Карл и Торкель практически равны в правах. Пусть тебя не волнует его судьба, он будет таким же викингом, как и рожденный от жены.
— Да, спасибо, утешил. Все понятно, он не будет рабом, рабыней будет до конца своих дней только его мать! — Данута вскочила и побежала, не разбирая дороги, глубже в рощу.
— Дана! — он быстро догнал молодую жен-щину. — Сколько еще раз тебе нужно говорить, что я не могу ничего изменить? Если же дам тебе свободу, ты меня бросишь! Я ни за что не хочу потерять твою любовь! Я люблю тебя и уже люблю его, еще не рож-денного. И просто вне себя от радости, что у меня бу- дет ребенок от такой прекрасной женщины как ты! Я не считаю тебя рабыней, ты мне как вторая жена. — Исгерд обхватил ее сильными руками и жарко цело-вал, а она билась в истерике, пока не ослабла.
Листопад был в полном разгаре. Кусты, ли-шенные пышных нарядов, стали удивительно похожи друг на друга, растения покорно, без протестов, по-гружались в сон. Холода в северных краях наступают рано. Не успел сентябрь закончиться, и полетели бе-лые мухи. Темнеть стало рано, а светать — очень поздно. Во дворе непривычных к холоду южанок встречал промозглый сырой ветер, он ударял в лицо, а порой и колол мелкими снежинками. Все больше при-ходилось отсиживаться в громадном темном доме. Сначала овсяная и ржаная каша с рыбой казалась Да-нуте очень невкусной. Но постепенно и ее стали да-вать все меньше и меньше. Правда, рыбы хватало, но осенние шторма не позволяли мужчинам выйти в мо-ре, и запасы рыбы тоже могли вскоре кончиться. Да-нуте надоела однообразная норвежская еда. Молодые женщины не привыкли беспрестанно есть рыбу во всех видах, а овощи и фрукты были большой редко-стью на столах норвежцев. К тому же жизнь большо-го дома, где постоянно происходило движение, разго-воры, приготовление пищи угнетающе действовала на Дануту. Молодая женщина любила иногда побыть в одиночестве, поразмышлять. Раньше ей удавалось это и в лагере амазонок, и на дежурстве — у костра, и в доме, где они жили во время короткой зимы. Правда, Исгерд побеспокоился, чтобы у нее в доме побратима была своя боковуша с дверью — уютный уголок, от-гороженный гобеленами от остального холла. Там и спасалась молодая женщина от назойливых взглядов мужчин и неприязненных — женщин. Пока ковали мечи, Данута старалась, как можно больше времени проводить в кузнице. Она увлеклась интересной рабо- той и приходила в дом только для того, чтобы забыть-ся во сне. Но кладенцы были закончены, и время по- тянулось мучительно долго.
К тому же молодая женщина была беременна, и временами ей становилось плохо. Тошнило от не- привычной норвежской еды, нападала слабость. На-ложница старалась скрыть, что у нее будет ребенок. Но от зорких женских глаз ничего не утаишь, и скоро об ее положении стало известно всем. Гудрун каждый раз напоминала Исгерду, что рабыня бездельничает, надо забрать ее и послать на работу, но Исгерд не дал Дануту в обиду и освободил ее от труда вообще. Это тоже вызывало недовольство, но уже не только Гуд- рун, но и других женщин, жен викингов.
— Я до самых родов работала, — слышала Да-нута неприязненный шепот в спину. — А он с рабы-ней носится как с писаной торбой.
— Отправь меня на какую-нибудь работу, вместе со всеми, — как — то обратилась к Исгерду ама- зонка, — мне скучно, да и косятся на меня все.
— Что, в доме Ингмара некому работать, кро-ме как беременной женщине? — возразил викинг, — я хочу, чтобы ты родила мне здорового сына. И на этом закончим! Если кто тебя обидит — я быстро заткну ему рот.
— И Гудрун? — спросила молодая женщина.
— И ей тоже, — твердо заявил Исгерд. — И вообще я скажу Аготу, чтобы пресек эти разговоры.
— Тогда давай мы с подругами займемся изго-товлением седел, — предложила довольная Данута, — ты еще не знаешь, какие мы можем делать сбруи. Ес-ли дашь нам золото и драгоценные камни, сделаем седло и сбрую даже для герцога нормандского, да даже и для короля сделаем… Хорошее седло без ук- рашений стоит шестьдесят солидов, а с отделкой на-много дороже.
- Где ж мне взять эти драгоценности?
— Ну ладно, сделаем попроще, серебро най-дешь?
— Серебро есть, — ответил викинг. Он уже поверил в способности Дануты, и очень хотел увидеть изделия, которые женщины изготовят.
Вот уже чуть ли не последний мешок зерна вытащили из закромов, когда во фьорд вошли два тя-жело груженых кнорра. Это по просьбе Исгерда его друг Ингмар продал мечи-кладенцы нормандскому герцогу, и на вырученные деньги снарядил караван с зерном. Жители селения всегда встречали приходя-щие корабли с радостью, а на этот раз был настоящий праздник. Из кнорров вытягивали большие тяжелые мешки с пшеницей, рожью, овсом, сушеными овоща-ми, но они не оттягивали руки. Мужчины радостно передавали их друг другу и заносили в опустевший амбар. Стучали сапоги по дощатым сходням, и с шут-ками и прибаутками драгоценный груз быстро пере-кочевал в хранилище.
— Теперь нам голод не грозит, — радовались оба дома, Исгерда, и Ингмара.
— Это все Данута и ее подруги, — напомнил справедливый старый кузнец.
Исгерд подошел к рабыне и, обняв ее при всех, поцеловал и нежно прошептал в ушко:
— Спасибо, дорогая, в который раз ты спаса-ешь меня. И заодно и весь наш род.
А Гудрун была просто раздавлена этим успе-хом соперницы. Теперь только и было разговоров о выдающихся способностях рабыни, особенно, когда амбары были полны зерном, купленных на деньги, вырученных за мечи. И чего стоили хозяйственные таланты хозяйки по сравнению с успехом наглой ра- быни? И Исгерд совсем перестал приходить в их по-стель, разве что раз в неделю. Но и овладевал ею он как-то холодно, без особых ласк и нежностей. Подлая соперница и в постели стояла между Гудрун, закон- ной женой, и ее мужем. А отношения между ними портились со страшной скоростью. О, как бы много дала Гудрун, чтобы что-нибудь случилось с наглой славянкой. А теперь и ее округлившийся живот на-поминал о том, что самой Гудрун никак не удается забеременеть. Опытные женщины говорили, что про-шло слишком мало времени после их свадьбы, но са-ма Гудрун знает в чем дело, ее предупреждала старуха ведунья. Она уже ходила к знахарке, чтобы узнать, почему не беременеет, а та сказала — подстыла, надо подлечиться, и все будет хорошо. Гудрун, конечно, лечится, как она научила, но проклятая соперница ее опередила — уже успела забеременеть. В последнее время ей стало лучше, помогает снадобье ведуньи, но муж вообще перестал приходить к Гудрун в супруже-скую постель. А теперь эта Данута еще и седла делает, и сбруи, всех молодых женщин из дома Ингмара при-влекла к этой работе. Что же ей делать? Надо заста-вить мужа
