теперь, в июне 1942 года, поскольку в нашем распоряжении было более 200 танков, из них 125 – немецких. Наша бронетанковая техника теперь использовалась массированно, офицеры по связи с авиацией и артиллерией двигались в головных танках, чтобы обеспечивать взаимодействие. Но даже в такой обстановке хорошо организованная контратака могла доставить нам изрядные неприятности, хотя я не думаю, что гарнизон Тобрука мог длительно сопротивляться – минные поля в глубине пришли в негодность (или вообще разминированы) и более не представляли собой серьезное препятствие. На самом же деле контратаки так и не последовало, поскольку английские войска действовали разрозненно, при отсутствии общего управления. План контратаки нужно было разработать еще до нашего наступления, а также назначить старшего командира[125].
В 9.30 немецкие танки пересекли противотанковый ров и стали веером двигаться внутрь крепости. Генерал Неринг, командир Африканского корпуса, находился в боевых порядках 15-й танковой дивизии[126], тогда как генерал фон Бисмарк, отважный командир 21-й танковой дивизии, ехал в коляске мотоцикла, в передней колонне танков. Он лично провел разведку минных полей и указывал танкам дорогу. Роммель тоже находился в боевых порядках, двигаясь сразу же за авангардом и готовый в критический момент взять командование в свои руки. Я особо подчеркиваю этот момент личного руководства, поскольку английские и южноафриканские источники свидетельствуют о том, что ни один из старших офицеров 2-й южноафриканской дивизии, 32-й армейской танковой бригады или 201-й гвардейской бригады не появился вблизи Кингз-Кросса – оборонявшиеся войска сражались с отменной отвагой, но «без какого– либо руководства или управления».
В 11.00 15-я танковая дивизия доложила об уничтожении 15 танков и взятии 150 пленных; к полудню обе дивизии вышли к линии внутреннего минного поля, где они столкнулись с ожесточенным сопротивлением со стороны английских танков и артиллерии[127]. Разгорелась ожесточенная схватка, в результате которой наши танки расстреляли вражеских артиллеристов, а затем заняли их позиции. В 14.00 Африканский корпус вышел на холмы севернее Кингз- Кросса, и Роммель поехал туда, чтобы лично руководить следующим этапом штурма[128].
Теперь битва при Тобруке была практически завершена. Оставалось только закрепить победу и очистить отдельные участки крепости от противника. Во второй половине дня 21-я танковая дивизия спускалась с холмов и двинулась к бухте Тобрука; основное сопротивление она встретила со стороны английского зенитного дивизиона, который в конце концов также был захвачен солдатами наших батарей, сражавшимися под личным командованием Роммеля. Этому дивизиону удалось подбить несколько наших танков, и он продемонстрировал, что англичане могли бы сделать, если бы они использовали свои 3,7- дюймовые зенитки так, как мы использовали наши 88-миллиметровые. К наступлению темноты 21-я танковая дивизия пробилась к жилым кварталам Тобрука, окутанным густым дымом от горящих складов, и открыла огонь с берега по английским судам, пытающимся уйти в открытое море. Несколько судов было потоплено и подожжено.
15-я танковая дивизия действовала против гвардейской бригады на кряже Пиластрино; она подавила сопротивление 1-го Шервудского полка и большей части 3-го гвардейского полка, а также захватила в плане штаб бригады. Взяв большое количество пленных, дивизия отошла на отдых к Кингз-Кроссу – на сегодня было сделано вполне достаточно. Поздним вечером стало окончательно ясно, что Тобрук пал. И Роммель смог отправить сообщение о победе в Берлин. Наши потери за целый день битвы были очень незначительны и не шли ни в какое сравнение с потерями противника.
Единственно возможным оставшимся выходом для гарнизона Тобрука в ночь с 20 на 21 июня был прорыв из крепости, которая стала для них смертельной ловушкой. Мы захватили или уничтожили большое количество транспортных средств, но даже оставшихся хватило бы для прорыва большой части вражеских войск. По всей видимости, генерал Клоппер хотел попытаться прорваться, но не смог получить четких указаний от штаба 8-й армии, и к тому же он столкнулся с сильным противодействием ряда своих подчиненных[129]. Ничего сделано не было, и к рассвету 21 июня западный сектор обороны Тобрука был в состоянии совершенного хаоса. Ситуация осложнялась присутствием большого числа потерявших управление солдат и офицеров, бежавших сюда накануне из восточного сектора крепости. Вскоре после рассвета 21 июня над штабом генерала Клоппера взметнулся белый флаг, и в наши руки в одночасье попали 33 тысячи пленных[130]. Несмотря на разрушения, уцелело множество складов с продовольствием, горючим, обмундированием и боеприпасами, кроме того, трофеями танковой армии стало большое количество орудий, транспортных средств и танков.
Вечером 21 июня Роммель получил по радио сообщение о присвоении ему звания фельдмаршала – вполне заслуженная награда, поскольку, по словам одного из высокопоставленных военных деятелей Южной Африки, «взятие Тобрука венчает серию наиболее блистательных побед, когда-либо одержанных над английской армией»[131].
Вторжение в Египет
В 9.45 21 июня Роммель отдал следующий приказ по танковой армии: «Крепость Тобрук капитулировала. Всем частям сосредоточиться и быть готовыми к дальнейшему наступлению». Во второй половине дня 21-я танковая дивизия уже двигалась полным ходом к Гамбуту. Это первый шаг нашего вторжения в Египет.
Теперь предстояло принять важное решение. Первоначальный план, согласованный между Гитлером и Муссолини в конце апреля, предусматривал, что после взятия Роммелем Тобрука танковая армия займет оборону вдоль египетской границы и что все имеющиеся в наличии суда и самолеты будут переброшены для захвата Мальты. С падением этого острова за наши коммуникации можно было не беспокоиться и приступить к наступлению на Египет.
21 июня в Африку прилетел фельдмаршал Кессельринг, и я был на его совещании с Роммелем в нашей штабной машине. Роммель настаивал на том, чтобы продолжить наступление, не дожидаясь падения Мальты, но Кессельринг обратил его внимание на то, что наступление на Египет не будет успешным без поддержки всей авиации. Если же такая поддержка будет обеспечена, то ВВС не смогут принять участия в операциях против Мальты. В этом случае остров восстановит свою боеспособность, и пути снабжения армии Роммеля окажутся под серьезнейшей угрозой. Кессельринг придерживался той точки зрения, что необходимо следовать первоначальному плану и отложить вторжение в Египет до падения Мальты.
Роммель энергично возражал, атмосфера начала накаляться. Роммель признавал, что танковая армия понесла значительные потери в ходе сражений у Эль-Газалы, но 8-я армия находится в гораздо более тяжелом положении, так что в настоящий момент нам представляется уникальная возможность прорваться к Суэцкому каналу. Два командующих так и не пришли к общей точке зрения, и перед отъездом Кессельринг не стал скрывать своих намерений перебазировать свои авиационные части на Сицилию.
Роммель упорно стоял на своем. Авангард Африканского корпуса был уже на пути к границе, и вечером 21 июня Роммель отправил своего личного офицера связи для того, чтобы тот изложил его точку зрения Гитлеру. Он также дал радиограмму в Рим, в которой заверил дуче в том, что «состояние и боевой дух войск, их обеспеченность всем необходимым (благодаря захваченным складам), а также слабость противника дают нам уникальную возможность преследовать его в глубь египетской территории». Роммель сумел убедить Гитлера, несмотря на противодействие со стороны итальянского Генерального штаба, германского военно-морского штаба, фельдмаршала Кессельринга, а также генерала фон Ринтелена, германского военного атташе в Риме. Гитлер телеграфировал Муссолини, что «только раз в жизни богиня Победы улыбается». Так было принято решение отложить нападение на Мальту до начала сентября и бросить все имеющиеся силы и средства для поддержки вторжения Роммеля в Египет.
Было ли это решение верным? На подобный вопрос невозможно дать однозначного ответа. Вне всякого сомнения, мы были близки к овладению дельтой Нила и сокрушению всех позиций Англии на Среднем Востоке, поскольку одержали впечатляющую победу при Мерса-Матрухе, так что, если бы нам чуть больше повезло, вполне могли оттеснить 8-ю армию с позиций у Эль-Аламейна. Однако наша попытка провалилась, и последствия этого были катастрофическими. Оглядываясь назад, кажется вполне обоснованным, что Роммель, как полевой командир, хотел преследовать отступающего противника. Но Верховное командование – или сам Гитлер – не должно было упускать из виду стратегическое значение Мальты для всей ситуации на Средиземноморье. Верховному командованию следовало настоять и не
