и русский, упавшие в реку около Шестакова. Эта конструкция оказалась способной выдержать вес бронетехники, и танки противника переправились через реку. Сопротивление немцев было в конце концов подавлено, и остатки LVII танкового корпуса отошли к югу.
Характерными чертами этих боев были маневренность, быстрая реакция и необычайная стойкость обеих сторон. Основным боевым средством были танки, и обе стороны полагали их главной задачей уничтожение бронетехники противника.
Даже с наступлением темноты русские не прекращали своих атак, они старались немедленно развить любой свой успех. Некоторые атаки русских осуществлялись танками, двигавшимися на предельной скорости; в самом деле, высокий темп наступления и сосредоточение сил были основными причинами их успеха. В зависимости от обстановки русские танки быстро меняли направление своих ударов. Было ли это следствием влияния генерала Ватутина, я не знаю, но руководство боевыми действиями со стороны русских находилось на самом высоком уровне.
Мне нечего добавить к уже сказанному о героизме солдат и офицеров LVII танкового корпуса во время их попытки спасти своих окруженных в Сталинграде товарищей. К 26 декабря от корпуса почти ничего не осталось; он буквально истек кровью.
Конец 6-й армии
6-я армия была обречена, и теперь уже ничто не могло спасти Паулюса. Даже если бы каким-то чудом удалось получить от Гитлера согласие на прорыв и измученные и изголодавшиеся войска смогли прорвать кольцо русских войск, не существовало никаких транспортных средств, чтобы перебросить их по промерзшей степи до Ростова. Во время марша армия просто-напросто перестала бы существовать, как «старая гвардия» Наполеона в период отступления из Москвы к реке Березине.
Войска, расположенные в районе Сталинграда, Гитлер объявил находящимися под его личным командованием, сам же район этот стал называться «театром военных действий Верховного командования». Фюрер возложил на себя ответственность за все имеющее отношение к Сталинграду. Ни разу не побывав здесь, он отдавал самые подробные приказы войскам в Сталинграде с расстояния 1300 миль, находясь в своей ставке в Восточной Пруссии.
В ходе наступления на Дону русские захватили два полевых аэродрома у Морозовска и Тацинской, ближайших к 6-й армии, с которых можно было доставлять по воздуху грузы в Сталинград. С этих аэродромов можно было осуществлять по три вылета в день, что обеспечивало более-менее регулярное снабжение 6-й армии. Теперь же, когда линия фронта отодвинулась на сотни миль, с оставшихся у нас аэродромов до Сталинграда было от двух до трех часов лету, а это означало, что грузы теперь могли доставляться лишь один раз в день. Ухудшение погодных условий сделало ситуацию со снабжением еще более безнадежной.
Одной из самых трудных была проблема помощи раненым; в этом плане не хватало буквально всего. Вплоть до последнего времени еще имелась возможность доставлять раненых на аэродром Питомник, откуда их можно было эвакуировать самолетами. Но из-за хронической нехватки горючего и транспортных средств такая возможность теперь отсутствовала. Число раненых и обмороженных росло столь стремительно, что было невозможно эвакуировать даже самых тяжелых из них. Большинство самолетов, количество которых все уменьшалось, предпочитало только сбрасывать груз, так как посадка становилась все более трудной проблемой. Бывали ночи, когда у нас не совершал посадки ни один самолет.
Полковник Динглер рассказывает:
«Я должен подчеркнуть то обстоятельство, что экипажи самолетов делали работу, которую вполне можно назвать нечеловеческой. Кого угодно, но только не летчиков можно было винить в той неэффективности, с которой решались проблемы снабжения окруженных войск.
Хотя абсолютно каждый понимал, сколь трудным и отчаянным было наше положение, не наблюдалось и намека на панику. Моральное состояние войск было на высоте; боевое братство и готовность помочь товарищу были отнюдь не исключением, но правилом.
Примерно в это время мы стали обсуждать, что делать, если произойдет самое худшее. Мы говорили о плене, о самоубийстве, о необходимости защищаться до конца, до последнего патрона, оставленного для себя. Мнений было столько же, сколько и человек, но никакого давления сверху мы не ощущали. Решение предстояло принять каждому самостоятельно».
8 января дозорные наших передовых постов увидели полощущиеся на ветру белые флаги – русский парламентер передал нам условия капитуляции. Подписанные генерал– полковником Рокоссовским и маршалом артиллерии Вороновым, эти условия предлагали «почетную сдачу, достаточное питание, медицинскую помощь раненым, сохранение личного оружия офицерам и после окончания войны репатриацию в Германию или любую другую страну». Главным условием была передача вооружения и техники в целости и сохранности. Войска об условиях сдачи узнали из многочисленных листовок, сброшенных с русских самолетов.
Динглер рассказывает:
«Предложение русских было отвергнуто. Оно было отвергнуто единодушно всеми нами, потому что мы не верили их обещаниям. «Иванов» мы знали слишком хорошо, никто никогда не мог знать заранее, что «Иван» намерен сделать в следующий момент, будь это им обещано или не обещано. Подсознательно мы все еще питали надежду на то, что кто-нибудь придет и вытащит нас из этой западни, которая в конце концов все же лучше плена в Сибири.
У командования нашей осажденной армии была еще одна причина для отклонения ультиматума. Оно получило информацию о том, что наши войска на Кавказе собираются отступать. В Сталинграде нас окружали три русские армии, которые высвободились бы для действия на других фронтах, если бы мы капитулировали. Но если бы мы продержались, то наша армия на Кавказе, возможно, смогла бы осуществить намеченный отход».
10 января русские начали наступление на сталинградскую группировку всеми силами, имевшимися в их распоряжении. Главные удары были направлены против южного и западного участков фронта. На южном участке русским прорваться не удалось, но Мариновку, удерживаемую 3-й моторизованной дивизией, нам пришлось оставить и отвести войска на новую «линию» обороны, отмеченную на штабных картах, но в действительности не существовавшую. Не было ни окопов, ни траншей для стрелков; немногие оставшиеся в строю солдаты и офицеры, до предела изнуренные и обмороженные, просто лежали в снегу. Тяжелую боевую технику и танки пришлось бросить, поскольку для них больше не было горючего, и с самого начала было понятно, что на таких «позициях» не удастся удержаться сколько-нибудь продолжительное время.
Несколько солдат, попавших в руки русских, были отпущены, получив предварительно хлеб и сало. Они, как предполагалось, должны были побудить своих товарищей сдаться в плен. Но идея эта не сработала, и вернувшиеся солдаты заняли свои места в строю рядом со своими товарищами.
11 января русские снова атаковали западный выступ нашей обороны. Наши войска в этот момент как раз совершали перегруппировку. 29-я моторизованная дивизия и 376-я дивизия были уничтожены, а немецкая линия обороны сместилась к долине реки Россошка (см. карту 36). Новый рубеж проходил в глубоком снегу, без блиндажей и окопов; штаб 6-й армии обозначил его как «передовую позицию».
16 января русские возобновили свои атаки с запада и юга, наступая на Гумрак, последний аэродром, остававшийся у окруженной группировки. Там, где русские встречали упорное сопротивление, они останавливались и предпринимали атаки на другом участке. К 19 января кольцо вокруг 6-й армии сильно сжалось, и Паулюс собрал совещание командиров корпусов. На нем было предложено, чтобы 22 января все находящиеся в окружении войска попытались небольшими группами пробиться к немецким частям на Дону. По словам Динглера, «такой план мог быть продиктован только полным отчаянием», и он был отвергнут.
В этот период некоторые старшие командиры и офицеры получили приказ ставки вылететь на самолете из кольца окружения. Среди них был и полковник Динглер, чья потрепанная в боях 3-я моторизованная дивизия оборонялась неподалеку от водонапорной башни в поселке Воропоново. Вместе с генералом Хубе, командиром XIV танкового корпуса, ему было приказано вылететь из окружения и принять меры к улучшению снабжения осажденных войск. С тяжелым сердцем покидал он своих боевых товарищей, сделав