возможности мирно. Но жители города держали себя так высокомерно, что между ними и послами Рожера возник спор, в котором один из послов, Сароль, был убит. До крайности возмущенный этим, Рожер смирил свой гнев и сделал новую попытку решить вопрос мирно. Он пригласил архиепископа и выдающихся людей Салерно на борт своей галеры, чтобы там вести переговоры лично с ним и, когда те согласились, послал на берег свою лодку, чтобы привезти их с почетным эскортом. Эти переговоры стали решающими. Рожер сумел убедить представителей города с архиепископом во главе принять его предложение. Когда те вернулись домой, им на общем собрании городского совета после оживленного спора удалось так подействовать на салеританцев, что они в конце концов открыли перед Рожером городские ворота. Но они выговорили себе по договору, чтобы крепость оставалась за ними. Рожер принял эти условия скрепя сердце, так как эта цитадель имела большое значение и могла стать очагом восстания против него.
При всем этом он вел себя настолько дипломатично и дружелюбно, что население, еще недавно столь непримиримое, вдруг единодушно принесло ему присягу на верность. Раинульф, граф Алифанский (некоторые историки называют его и графом Авеллино), муж сестры Рожера, Матильды, явился в Салерно, когда узнал, что его зять там. Он был одним из самых влиятельных князей, и поэтому для Рожера было очень важно склонить его на свою сторону.
Рожер пытался уговорить своего зятя признать его герцогом Апулии и надеялся, что это признание склонит сделать то же и других баронов. Но сам Раинульф был был очень честолюбив и стремился к расширению своей власти. Поэтому он поставил зятю такие условия, на которые тот никак не мог согласиться. Между ними дело шло к разрыву, но Рожер, проявив политическую мудрость, уговорил графа Алифанского, пообещав то, что он хотел. Правда, он еще не получил необходимого для него признания, но между ними возобновились дружеские отношения, и Раинульф вместо того, чтобы вернуться в свой замок, остался в Салерно.
Сопровождаемый им, Рожер, при стечении огромной толпы народа, въехал в старинный приморский город. Он подтвердил жителям ранее данные им обещания охранять их привилегии и снова повторил, что их цитадель останется в их руках. Было решено, что через несколько дней епископ Афанус возложит на него корону как на князя Салерно. Эта церемония была торжественно совершена в соборе.
Тогда Рожер двинулся дальше, и вновь население принесло ему присягу на верность. Но и здесь ему пришлось оставить крепость в руках жителей. Он вел себя так предупредительно, так живо откликался на просьбы жителей, что и здесь привлек к себе симпатии всех. Когда таким образом он овладел Салерно и Амальфи, дорога перед ним была открыта и другие города стали сдаваться ему добровольно.
Так, Боневент прежде других прислал к нему посольство, которое принесло ему присягу на верность от имени города. Тогда он двинулся на Трою и Мельфи, и везде, куда он ни приходил, его восторженно встречали, как своего повелителя. Почти все бароны Апулии открывали пред ним двери своих замков. Он не встретил сопротивления и в Калабрии, куда двинулся затем. Все области Нижней Италии покорились ему. В Реджио, где он остановился перед своим отъездом на Сицилию, он еще раз подтвердил те обещания, которые дал в Салерно и Амальфи. Он, по его словам, заботился только о благе жителей и намерен был гарантировать все их свободы. Наконец, там же, в присутствии самых знатных баронов Апулии и Калабрии, он был провозглашен герцогом Апулии.
Но когда папа Гонорий II узнал, что власть сицилийского повелителя так окрепла, он был страшно разгневан. Уже много лет он стремился к тому, чтобы помешать соединению Сицилии и Апулии под одной властью. Он утверждал, что герцогство Апулия, по договору с Робертом Гюискаром, есть лен Святого престола. Он созвал собрание кардиналов и объявил им свое решение – взять под свою власть государства, оставшиеся после герцога Вильгельма.
Рожер, вернувшись в Сицилию, со своей стороны созвал там баронов острова, сообщил им о своих успехах на материке и потребовал от них, чтобы и они признали его герцогом Апулийским, как и благонравные апулийские бароны в Реджио. Те тотчас же изъявили свое согласие, и, таким образом, Рожер сменил титул гроссграфа (1127 г.) на герцогский. Вскоре после этого он получил известие, что папа Гонорий отправился в Беневент и там торжественно отлучил его от церкви как мятежника против престола святого Петра. Рожер отправил в Беневент посольства, чтобы выведать, нельзя ли как-нибудь укротить римского первосвященника без войны. Но его послы вернулись, ничего не добившись. Гонорий не только не снял с него отлучение, но отправился в Трою и там предал новому отлучению дерзкого гроссграфа Сицилийского, проповедовал там против него священную войну, объявил отпущение грехов всем, кто обнажит меч, чтобы выгнать преступника из его страны, и даже призвал истинных христиан убить его. Это было тяжелым ударом для Рожера. Если его власть на острове была прочна, так что здесь ему нечего было бояться, то вмешательство папы в его дела на материке провоцировало апулийских и калабрийских баронов на новый мятеж. Если они незадолго до этого и подчинились ему, то это случилось только потому, что у них не было идейного центра, вокруг которого они могли бы сплотиться. Теперь им стал наместник Христа.
Рожер сделал еще попытку примириться с папой, но безуспешно. Гонорий созвал баронов Апулии на общее собрание, и большинство из них тотчас же отозвалось на его призыв. Зять Рожера, Раинульф Алифанский, одним из первых восстал против него и увлек на свою сторону много влиятельных апулийских баронов. В присутствии папы они поклялись защищать дело церкви, как свое собственное, и всеми мерами бороться с узурпатором. Но Рожер не боялся ни Бога, ни черта, тем более, что притязания его были законны. Впрочем, прежде чем обнажить меч, он изъявил пред Гонорием готовность принять Апулию как лен святого престола и выдать ему два больших города – Трою и Монтефосколо. Но наместник Христа, рассчитывая на поддержку баронов, высокомерно отверг и эту попытку примирения. В пламенной речи он отвечал послам: «Вернитесь назад, нечестивые слуги врага церкви, вернитесь к тому, кто вас послал, и скажите ему, что мы отвергаем все его просьбы и не хотим входить с ним ни в союз, ни в соглашение! Да будет он как оскорбитель величества на веки заклеймен своим преступлением; пусть никто не верить его словам. Да будет Анафема ему. Он лишается права делать духовное завещание и принимать наследство, так что никогда не может быть ничьим наследником. Пусть опустеют все его жилища и ничья нога не посмеет переходить его порога. Все его постройки разлетятся в прах и, как вечные развалины, во все века будут свидетельствовать о его позоре и никогда не восстанут они из развалин».
Терпение Рожера было исчерпано. В гневе приказал он своим приверженцам на континенте опустошить окрестности Беневента, разграбить город, разрушить дома и, как можно больше, захватить в плен жителей. Его приказание было исполнено, и Беневент был сурово наказан. Между тем папа Гонорий отправился в Капую, чтобы оттуда нанести новый удар своему противнику. В декабре 1127 года он созвал множество епископов и баронов, назначил повелителем Капуи Роберта II, сына покойного Иордана, и потребовал от лиц духовного звания и вассалов, чтобы они заодно с ним вооружились против врага папского престола, дерзкого графа Сицилии.
Фалько Беневентский сохранил нам речь, которую папа произнес на этом собрании: «Вам, в руках которых находятся города и крепкие замки этой страны, грозят бури и тяжелые бедствия. Конечно, этот проклятый граф у каждого из вас сроет замковые валы и те башни, за которыми вы думаете обороняться. Его произвол будет высшим судьей над вашей жизнью. Он будет разгонять жителей, когда ему вздумается, делать богатых бедными, счастливых несчастными. Зная несправедливость и вероломство его сердца, мы избегали его, насколько это было возможно. Мы отвергали его обещания, как смертельный яд, и никогда не снисходили до того, чтобы склонять свой слух к его словам. Какие груды золота и сколько сокровищ предлагал он нам за то, чтобы мы признали его в звании герцога! Но я презрел все его обещания. Ради чести римского престола и ради вашего блага, вечно близкого моему сердцу, я с презрением отверг их во имя Всемогущего Бога. Да, верьте мне, он обещал мне много богатства для того, чтобы повергнуть вас в беду, чтобы разогнать вас, так как он думал, что в конце концов я изменю свое решение и покину вас. Но нет, я хочу, обнимая вас своею любовью, лучше умереть, чем согласиться на эти позорные предложения. Дорогие братья, дорогие дети, в ваши руки я полагаю свою жизнь и свою смерть. Ваша воля будет для меня единственным законом, если вы начнете войну и пожелаете предпринять мужественные усилия для защиты вашей независимости и вашей чести. Я уже знаю ваши намерения и знаю, как я на них могу положиться. Теперь остается только отбросить всякое промедление и смело защищать достоинство папского престола. Итак, смелее! Будьте героями, полными мужества, воинами, полными осторожности, и после стольких бед к вам придет счастье. Соедините ваши силы, чтобы самым точным образом добиться прав, знамя которых мы поднимаем. Ибо Бог есть путь справедливости и свет истины. С Ним ежедневно нам будет помогать великий апостол Петр, и оба с своего небесного трона будут со священною любовью
